Поэзия Марины Цветаевой. Лингвистический аспект

Цвет, связанный с горением
Значение 'цвет, связанный с горением — цвет огня или поверхностей, освещенных огнем, вещества, охваченного огнем или раскаленного, цвет ожога, а также цвет молнии' реализуется у Цветаевой употреблением слов красный, малиновый, пурпуровый, пурпурный, алый, червонный, золотой, а также многочисленными метафорами и перифразами типа зажглась, горит, пожар, костер, факел, петух, коралл. Слова собственно цветовой номинации представлены в таких контекстах:
 
 
1) Не красный пожар лесной (И., 337);
 
 
 
 
2) На красных факелов жгуты (И., 437);
 
 
 
 
3) С красной молнией и громом (И., 432);
 
 
 
 
4) Железом ты в меня впился,
 
Как огневая полоса
 
Под красными щипцами —
 
След твоих рук — на память! (И., 382);
 
 
 
 
5) И, все уже отдав, сей черный столб
 
Я не отдам — за красный нимб Руана! (С., 139);
 
 
 
 
6) Огнепоклонник! Не поклонюсь!
 
В черных пустотах твоих красных
 
Стройную мощь выкрутив в жгут —
 
Мой это бьет — красный лоскут! (И., 180);
 
 
 
 
7) Красною кистью
 
Рябина зажглась (И., 83);
 
 
 
 
8) Хворост — сер. Хочешь — ал?
 
Вместо хворосту — коралл (И., 536);
 
 
 
 
9) А вон за тою дверцей,
 
Куда народ валит, —
 
Там Иверское сердце,
 
Червонное, горит (И., 83);
 
 
 
 
10) Под смуглыми веками —
 
Пожар златокрылый (И., 186);
 
 
 
 
11) Нагота ищет покрова,
 
Оттого так часто горят
 
Чердаки — часто и споро —
 
Час, да наш в красном плаще! (И., 551);
 
 
 
 
12) Грязь явственно сожжена!
 
Дом — красная бузина!
 
Честь царственно спасена!
 
Дом — красная купина! (И., 552);
 
 
 
 
13) В сини волны в упор
 
Грудь высокую впер.
 
Посерёдке — костер,
 
Пурпуровый шатёр (И., 346);
 
 
 
 
14) Жив! Не сожжен, а жгущ,
 
Бьющ — тако огнь пурпурный
 
Лемноса (И., 684);
 
 
 
 
15) То не два крыла —
 
В золотой костер,
 
То Царевич наш
 
Две руки простер,
 
Две руки свои разом поднял
 
В золотую зарю господню! (И., 421)
 
 
Примеры показывают, что в перифрастических обозначениях огня, содержащих слово красный, именной частью являются, как правило, названия конкретных предметов, одежды, плодов, построек и т. д.: красный шатер, красный факел, красный лоскут, красный плащ, красная бузина и др., но наряду с такими перифразами типичны для Цветаевой и перифразы, отсылающие к традиционной библейской символике: красный нимб, красная купина, В таком словоупотреблении можно видеть одно из важнейших свойств цветаевской поэтики — представление символа материальной субстанцией.
 
В исследованных текстах не встретилось обозначение огня и его семантических производных словами рдяный, розовый, румяный, ржавый, рыжий, смуглый. Однако потенциально весь ряд цветообозначений с общей семантикой красного цвета соотносим с образами и символикой огня. Так, например, косвенное указание на огонь можно видеть в названии коней рыжи в поэме «Переулочки», поскольку кони в этом контексте могут интерпретироваться как демонические огненные кони — посредники между земным и небесным миром (Фарыно 1985б, 288–289).
Цвет крови или веществ и поверхностей, окрашенных кровью
Это значение представлено в поэзии М. Цветаевой употреблением слов с четырьмя различными корнями: красный, пурпурный, пурпуровый, рдеть (рдянь), ржавый:[12]
 
 
1) Красною кровью своей клянусь
 
И головою своей кудрявой (И., 131);
 
 
 
 
2) Не отца седого скорбь
 
Черная, не крови братней
 
Ныне выцветшие пятна, —
 
Пурпурные и поднесь! (И., 663);
 
 
 
 
3) Пурпуром омрача
 
Меч, улыбался, аще Бог (И., 686);
 
 
 
 
4) Тезей Убей,
 
Царь! Да рдеет Меч! (И., 649);
 
 
 
 
5) Ночь — ежели черная,
 
— Кровь ежели красная,
 
Бабёнка невздорная,
 
Да на всё согласная (И., 404);
 
 
 
 
6) Вынимает из тела грешного
 
Пурпуровую — всю — булавочку (И., 347);
 
 
 
 
7) Царь, еще не докончил сказки!
 
Этой крови узревщи рдянь,
 
Царь, сними роковую дань
 
С града грешного… (И., 649);
 
 
 
 
8) А от губ — двойной канавой —
 
Что за след такой за ржавый?
 
— Бог спаси нашу державу! —
 
Клюв у филина кровавый! (И., 384).
 
 
Слово кумач можно было бы отнести к этому ряду по цветовому подобию, на которое указывает контекст, но не по способу цветовой номинации:
 
 
А кумач затем — что крови
 
Не видать на кумаче! (И., 267).
 
 
Обозначения крови янтарной (кровь змея из цикла «Георгий» — С., 166), голубой (кровь графини Ланской из пьесы «Метель» — И., 571) и черной (кровь палестинских юношей из цикла «Отрок» — И., 181) не входят в синонимический ряд слов со значением красного цвета, так как во всех перечисленных случаях имеется противопоставление красному по прямой цветовой номинации с актуализацией переносного значения цветонаименований. При этом характерно, что черный цвет крови, как и черный цвет глаз, мотивируется страданием:
 
 
Палестинские жилы! —
 
Смолы тяжеле
 
Протекает в вас древняя грусть Саула.
 
Пятидневною раною рот запекся.
 
Тяжек ход твой, о кровь, приближаясь к сроку!
 
(…)
 
И влачат, и влачат этот вздох Саулов
 
Палестинские отроки с кровью черной (И., 180–181).