Убийство моей тетушки. Убить нелегко (сборник)

Первым делом следовало спрятать «Ла-Жуаёз», а то, не ровен час, нелегкая принесет сюда старуху. Я укрыл машину за ближайшим кустарником – спасибо дрозду, подсказал место своим пением. Выходит, и от дроздов есть какая-то польза. Дальше пришлось исполнить весьма энергозатратное восхождение. В финале я оказался неприятно разгорячен и потащился вниз очень медленно, стараясь восстановить дыхание. Нельзя же показаться в Ллвувлле таким расхристанным и запыхавшимся, упаси боже! По дороге было время обдумать, как бы преподнести дело Гербертсону. Даже приговор суда не заставил бы меня выложить ему все начистоту. Он непременно передал бы рассказ закоренелой сплетнице, моей тетке. А уж эта дама, как мне более чем хорошо известно из собственного опыта, самой природой создана, чтобы соваться в чужие дела и разбалтывать чужие секреты.
– День добрый, Гербертсон. – Мне пришлось изобразить приятную улыбку. Выдай я ему свои подлинные чувства, он решил бы, что вывел меня из равновесия своим нелюбезным поведением. А уж это само по себе доставило бы ему удовольствие, да и нагородило бы в его умишке вагон совершенно лишних мыслей. Мне было нужно одно: убедить его, что все идет прекрасно. – Очень рад, что у вас нынче столько дела. – Я дал ему понять, что ни секунды не верю его россказням по телефону. Затем бросил взгляд на развалившихся рядом в полной праздности работников. – Я тут все-таки наскреб пару капель горючего. Как раз хватило, чтобы доехать туда, откуда легко до вас дойти. Так что, если вы будете любезны продать мне канистру топлива «Шелл», я сам отнесу ее к машине и спокойно вернусь домой.
– Туда, откуда легко до нас дойти, мистер Эдвард? Сейчас пошлю кого-нибудь залить вам канистру. – Почему он вел себя со мной гораздо жизнерадостнее обычного, а в его глазах плясали огоньки любопытства?
– Не беспокойтесь, – отозвался я. – Вы же сами сказали, что у вас «нет никого, кого можно послать», слишком уж все заняты. Я сам справлюсь. Из-за канистры не беспокойтесь, верну в лучшем виде.
– Ну что вы, мистер Эдвард, о чем речь! Если что, я ведь всегда смогу вычесть ее стоимость из ваших новых заказов. (Торгаш до мозга костей.) Но если тут идти всего ничего, то я сам с вами прогуляюсь. Пара минут для старого клиента у меня всегда найдется. – И с этими словами толстый краснорожий детина уже почти зашагал по дороге, будто вправду собирался направиться со мной к «Ла-Жуаёз»! Даже в Ллвувлле я не могу позволить себе расхаживать по улицам рядом с человеком в синем рабочем комбинезоне! Всему есть границы. Ну и, конечно, «Ла-Жуаёз» стояла не то чтобы прямо за углом.
– Нет, от этого мы воздержимся, Гербертсон, – со всей твердостью заявил я, сам поднимая одну из канистр, стоявших вдоль стен гаража. Топливо оказалась более низкого качества, чем было нужно мне, но другого в пределах досягаемости не нашлось. Со всем достоинством, возможным в подобных обстоятельствах, я покинул гараж. Очевидно, этого достоинства хватило на то, чтобы никто за мной не увязался, но, дойдя до угла и оглянувшись назад, я с изумлением увидел, что весь гаражный персонал до последнего мальчишки застыл на самой середине дороги, созерцая, как я удаляюсь. Оставалось надеяться, что на моем примере они изучают тот единственно верный бледно-голубой оттенок, какой только и должен быть присущ мужским рубашкам. Впрочем, даже если так, учение не пойдет им впрок – они все равно умудрятся испортить его чем-нибудь непотребным: представления о цветовых гаммах и их сочетаниях у жителей Ллвувлла исключительно примитивные… Могу поклясться, что, едва скрывшись из их поля зрения, я услышал громкий смех. Вслед мне понеслись какие-то шутки – не сомневаюсь, грубые. Но я выбросил из головы Гербертсона вместе со всеми его клевретами.
Вместо этого через какое-то время я начал обдумывать одну мысль. Почтовое отделение тут в двух шагах. Появиться в Ллвувлле дважды за один день будет неэлегантно; кроме того, на это уйдет столько времени, что у тети возникнут лишние подозрения. Да, решено. Сунув вожделенную канистру с бензином за живую изгородь, я направился на почту. Захвачу свои книжки, раз на то пошло.
 
– Добрый день, мистер Эдвард. – Старик Хьюз, почтмейстер, излучал необычное для него добродушие и радость от встречи со мной. Разумеется, он тут же забыл о маленьком ребенке, которому как раз продавал мятные леденцы (дело в том, что Хьюз не только заведует почтой, но и держит лавку), и, вытерев липкие руки о довольно замызганный фартук, заковылял в противоположный конец своего магазина. – Вы пришли за своей книжной бандеролью, не правда ли, сэр? Большая удача, сэр, что мы знаем ваши привычки и вкусы, а то отослали бы ее обратно отправителям. Со слов мисс Пауэлл я понял, что это вас здорово бы расстроило.
Лично я решительно отказываюсь согласиться, что «знание моих привычек и вкусов» кем бы то ни было может обернуться «большой удачей», поэтому ограничился улыбкой – боюсь, несколько натянутой.
Хьюз же извлек откуда-то сверток – несколько большего размера, чем я рассчитывал, – напротив, с улыбкой лучезарной. Чудно́, право же, что и Хьюз, и Гербертсон, обычно обходившийся со мной довольно холодно, на этот раз оба проявили столь очевидное дружелюбие.
– Сегодня чудесный день для прогулки, мистер Эдвард, – продолжал почтмейстер. – Только боюсь, что вам тяжеловато будет тащить эту штуку обратно в Бринмаур. Вообще-то Дэвис мог бы занести ее завтра утром, нам ведь теперь известно, что она принадлежит вам, – кстати, простите, мне придется попросить у вас за нее что-нибудь вроде расписки. Но мне было сказано, что вы непременно желали заполучить книжки сегодня. Впрочем, я уверен, сэр, что теперь вы сами убедились, как приятно в такой денек погулять пешком, и вряд ли у вас появится желание тратить время на чтение.
Я бы предоставил ему спокойно молоть языком и дальше, но повторное упоминание о прогулке меня насторожило. Дело казалось нечистым.
– Да я вовсе и не гулял, – заметил я. – Это занятие редко приносит мне удовольствие.
– В самом деле, мистер Эдвард? – Хьюз водрузил очки на вспотевший лоб. – А я подумал, что вы пришли пешком. Шума машины не слышал.
– И не могли слышать. Она осталась за углом, у поворота на Бринмаур, – ответил я и быстро вышел, запечатлев последнюю фразу в его голове в полном соответствии со своим намерением. Последняя фраза всегда остается на памяти – тут уж нет никаких сомнений.
Сердце у меня, можно сказать, пело, когда, завернув на Бринмаур, я извлек из-за изгороди канистру. Затем бросил взгляд назад, на здание почты. Хорошо все-таки, что Хьюз возится у себя в лавке, да к тому же ревматизм не позволяет ему проворно карабкаться по лестнице, а то, еще чего доброго, он заметил бы меня через окно… Но, подняв глаза к последнему, я, к своему ужасу, заметил, как за ним колыхнулась уродливого вида портьера. Нет, так не пойдет. Никто не должен застать меня врасплох! Поддавшись инстинктивному приступу паники, я быстро спрятался за дерево – откуда, по всей вероятности, мог наблюдать, сам оставаясь невидимым. Больше портьера не шелохнулась. Я подождал еще несколько минут, а потом уныло поплелся в свой «горный поход».
Происшествие это меня встревожило. Готовность Гербертсона нарушить правила и самолично доставить бензин к машине, его с Хьюзом необыкновенная сердечность, замечание, оброненное почтмейстером – как он сказал? «А я подумал, вы пришли пешком»? – все это очень подозрительно. И почему же он так «подумал», интересно? Да, помню, тетка звонила ему насчет книг, и я уверен, у нее хватило нахальства упомянуть, что я спущусь за ними на своих двоих. Правда, так и вышло, но я совершенно не собираюсь признавать этого факта ни перед ней, ни перед стариком Хьюзом. Если бы только я был надлежащим образом подготовлен к разговору, я бы обеими руками ухватился за его предложение отослать книги завтра утром с Дэвисом. А я что сделал? Выдал ему расписку и с тем удалился. Ужасно легкомысленно. Нельзя ли как-нибудь исправить дело? Надо подумать.