Стихи

 
1967
 
  
«Страшно тебе довериться, слово»
 
 
 
Страшно тебе довериться, слово,
 
Страшно, а должно.
 
Будь слишком старо, будь слишком ново,
 
Только не ложно.
 
 
  
«О, ветром зыблемая тень»
 
 
 
О, ветром зыблемая тень —
 
Не верьте лести.
 
Покуда вы — лишь дальний день,
 
Лишь весть о вести.
 
 
 
Вы тщитесь — как бы почудней,
 
В угоду моде.
 
Вас нет. Вы нищенки бедней.
 
Вы — нечто вроде.
 
 
 
Все про себя: судьба, судьбе,
 
Судьбы, судьбою…
 
Нет, вы забудьте о себе,
 
Чтоб стать собою.
 
 
 
Иначе будет все не впрок
 
И зря и втуне.
 
Покуда блеск натужных строк —
 
Лишь блеск латуни.
 
 
 
Ваш стих — сердец не веселит, Не жжет, не мучит.
 
Как серый цвет могильных плит,
 
Он им наскучит.
 
 
 
Вам надо все перечеркнуть,
 
Начать сначала.
 
Отправьтесь в путь, в нелегкий путь,
 
В путь — от причала.
 
 
  
«Немого учат говорить»
 
 
 
Немого учат говорить.
 
Он видит чьих-то губ движенье
 
И хочет слово повторить
 
В беззвучных муках униженья.
 
 
 
Ты замолчишь — он замычит,
 
Пугающие звуки грубы,
 
Но счастлив он, что не молчит,
 
Когда чужие сжаты губы.
 
 
 
А что ему в мычанье том!
 
То заревет, то смолкнет снова.
 
С нечеловеческим трудом
 
Он хочет выговорить слово.
 
 
 
Он мучится не день, не год,
 
За звук живой — костьми поляжет.
 
Он речь не скоро обретет,
 
Но он свое когда-то скажет.
 
 
 
[1967–1968]
 
  
«А ритмы, а рифмы невемо откуда»
 
 
 
А ритмы, а рифмы невемо откуда
 
Мне под руку лезут, и нету отбоя.
 
Звенит в голове от шмелиного гуда.
 
Как спьяну могу говорить про любое.
 
О чем же? О жизни, что длилась напрасно?
 
Не надо. Об этом уже надоело.
 
Уже надоело? Ну вот и прекрасно,
 
Я тоже о ней говорить не хотела.
 
И все же и все-таки длится дорога,
 
О нет, не дорога — глухая тревога,
 
Смятенье, прислушиванье, озиранье,
 
О чем-то пытаешься вспомнить заране,
 
Терзается память, и все же не может
 
Прорваться куда-то, покуда не дожит
 
Мой день…
 
 
  
«О сердце человечье, ты все в кровоподтеках»
  
 
 
О сердце человечье, ты все в кровоподтеках,
 
Не мучься, не терзайся, отдохни!
 
Ты свыкнешься с увечьем, все дело только в сроках,
 
А как тепло на солнце и как легко в тени!
 
Не мучься, не терзайся, родное, дорогое,
 
Не мучься, не терзайся, отдохни!
 
Увечья не излечит мгновение покоя,
 
Но как тепло на солнце и как легко в тени!
 
 
 
1968
 
  
«Есть художник неподкупный»
 
 
 
Есть художник неподкупный
 
Так распишет, что ой-ой.
 
Он любой душе преступной
 
Воздавать привык с лихвой.
 
 
 
Тот ваятель не согласен
 
Утаить хоть что-нибудь.»
 
Лепкой брыльев и подглазин
 
Он расскажет злую суть.
 
 
 
По одной кривой улыбке
 
Он движеньями резца
 
Год из году без ошибки
 
Обличает подлеца.
 
 
 
Сеть морщинок расположит
 
Так, что скрыть уже нельзя:
 
Этот век позорно прожит —
 
Вниз и вниз вела стезя…
 
 
 
Тут уж верьте ли, не верьте
 
Весь рисунок неспроста…
 
Но останется до смерти
 
Красотою красота.
 
 
 
1968
 
  
«Осень сорок четвертого года»
 
 
 
Осень сорок четвертого года.
 
День за днем убывающий зной.
 
Ереванская синь небосвода
 
Затуманена дымкой сквозной.
 
 
 
Сокровенной счастливою тайной
 
Для меня эта осень жива.
 
Не случайно, о нет, не случайно
 
Я с трудом поднимаю слова, —
 
 
 
Будто воду из глуби колодца,
 
Чтоб увидеть сквозь годы утрат
 
Допотопное небо Звартноца,
 
Обнимающее Арарат.
 
 
 
1968
 
  
«Сверчок поет, запрятавшись во тьму»
 
 
 
Сверчок поет, запрятавшись во тьму,
 
И песенка его не пустословье, —
 
Не зря сверчит, дай бог ему здоровья,
 
И я не зря завидую ему.
 
Я говорю: невидимый, прости,
 
Меня сковало смертной немотою,
 
Одно твое звучание простое
 
Могло б меня от гибели спасти, —
 
Лишь песенку твою, где нет потерь,
 
Где непрерывностью речитатива
 
И прошлое и будущее живо, —
 
Лишь эту песню мне передоверь!
 
 
 
1969
 
  
«Легко ль понять через десятки лет»
 
 
 
Легко ль понять через десятки лет —
 
Здесь нет меня, ну просто нет и нет.
 
Я не запомнила земные дни.
 
Растенью и тому, наверно, внятно
 
Теченье дней, а для меня они —
 
Как на луне смутнеющие пятна.