Стихотворения. Поэмы. Проза

  
Коллежские асессоры
 
 
 
В Кутаисе и подле, в окрестностях,
 
Где в долинах, над склонами скал,
 
Ждут развалины храмов грузинских,
 
Кто бы их поскорей описал…
 
 
 
Где ни гипс, ни лопата, ни светопись
 
Не являлись работать на спрос;
 
Где ползут по развалинам щели,
 
Вырастает песчаный нанос;
 
 
 
Где в глубоком, святом одиночестве
 
С куполов и замшившихся плит,
 
Как аскет, убежавший в пустыню,
 
Век, двенадцатый счетом, глядит;
 
 
 
Где на кладбищах, вовсе неведомых,
 
В завитушках крутясь, письмена
 
Ждут, чтоб в них знатоки разобрали
 
Разных, чуждых людей имена, —
 
 
 
Там и русские буквы читаются!
 
Молчаливо улегшись рядком,
 
Все коллежские дремлют асессоры
 
Нерушимым во времени сном.
 
 
 
По соседству с забытой Колхидою,
 
Где так долго стонал Прометей;
 
Там, где Ноев ковчег с Арарата
 
Виден изредка в блеске ночей;
 
 
 
Там, где время, явившись наседкою,
 
Созидая народов семьи,
 
Отлагало их в недрах Кавказа,
 
Отлагало слои на слои;
 
 
 
Где совсем первобытные эпосы
 
Под полуденным солнцем взросли, —
 
Там коллежские наши асессоры
 
Подходящее место нашли…
 
 
 
Тоже эпос! Поставлен загадкою
 
На гробницах армянских долин
 
Этот странный, с прибавкою имени
 
Не другой, а один только чин!
 
 
 
Говорят, что в указе так значилось:
 
Кто Кавказ перевалит служить,
 
Быть тому с той поры дворянином,
 
Знать, коллежским асессором быть…
 
 
 
И лежат эти прахи безмолвные
 
Нарожденных указом дворян…
 
Так же точно их степь приютила,
 
Как и спящих грузин и армян!
 
 
 
С тем же самым упорным терпением
 
Их плывучее время крушит,
 
И чуть-чуть нагревает их летом,
 
И чуть-чуть по зиме холодит!
 
 
 
Тот же коршун сидит над гробницами,
 
Равнодушен к тому, кто в них спит!
 
Чистит клюв, обагренный добычей,
 
И за новою зорко следит!
 
 
 
Одинаковы в доле безвременья,
 
Равноправны, вступивши в покой:
 
Прометей; и указ, и Колхида,
 
И коллежский асессор, и Ной…
 
 
  
После казни в Женеве
 
 
 
Тяжелый день… Ты уходил так вяло…
 
Я видел казнь: багровый эшафот
 
Давил как будто бы сбежавшийся народ,
 
И солнце ярко на топор сияло.
 
 
 
Казнили. Голова отпрянула, как мяч!
 
Стер полотенцем кровь с обеих рук палач,
 
А красный эшафот поспешно разобрали,
 
И увезли, и площадь поливали.
 
 
 
Тяжелый день… Ты уходил так вяло…
 
Мне снилось: я лежал на страшном колесе,
 
Меня коробило, меня на части рвало,
 
И мышцы лопались, ломались кости все…
 
 
 
И я вытягивался в пытке небывалой
 
И, став звенящею, чувствительной струной, —
 
К какой-то схимнице, больной и исхудалой,
 
На балалайку вдруг попал едва живой!
 
 
 
Старуха страшная меня облюбовала
 
И нервным пальцем дергала меня,
 
«Коль славен наш господь» тоскливо напевала,
 
И я вторил ей — жалобно звеня!..
 
 
  
«Забыт обычай похоронный…»
  
 
 
Забыт обычай похоронный!
 
Исчезли факелов ряды,
 
И гарь смолы, и оброненный
 
Огонь — горящие следы!
 
 
 
Да, факел жизни вечной темой
 
Сравненья издавна служил!
 
Как бы объятые эмблемой,
 
Мы шли за гробом до могил!
 
 
 
Так нужно, думалось. Смиримся!
 
Жизнь — факел! Сколько их подряд!
 
Мы все погаснем, все дымимся,
 
А искры после отгорят.
 
 
 
Теперь другим, новейшим чином
 
Мы возим к кладбищам людей;
 
Коптят дешевым керосином
 
Глухие стекла фонарей;
 
 
 
Дорога в вечность не дымится,
 
За нами следом нет огня,
 
И нет нам времени молиться
 
В немолчной сутолоке дня;
 
 
 
Не нарушаем мы порядка,
 
Бросая искры по пути,
 
Хороним быстро, чисто, гладко —
 
И вслед нам нечего мести!
 
 
  
На Раздельной
 
(После Плевны)
 
 
 
К вокзалу железной дороги
 
Два поезда сразу идут;
 
Один — он бежит на чужбину,
 
Другой же — обратно ведут.
 
 
 
В одном по скамьям новобранцы,
 
Все юный и целый народ;
 
Другой на кроватях и койках
 
Калек бледноликих везет…
 
 
 
И точно как умные люди,
 
Машины, в работе пыхтя,
 
У станции ход уменьшают,
 
Становятся ждать, подойдя!
 
 
 
Уставились окна вагонов
 
Вплотную стекло пред стеклом;
 
Грядущее виделось в этом,
 
Былое мелькало в другом…
 
 
 
Замолкла солдатская песня,
 
Замялся, иссяк разговор,
 
И слышалось только шаганье
 
Тихонько служивших сестер.
 
 
 
В толпе друг на друга глазели:
 
Сознанье чего-то гнело,
 
Пред кем-то всем было так стыдно
 
И так через край тяжело!
 
 
 
Лихой командир новобранцев, —
 
Имел он смекалку с людьми, —
 
Он гаркнул своим музыкантам:
 
«Сыграйте ж нам что, черт возьми!»
 
 
 
И свеялось прочь впечатленье,
 
И чувствам исход был открыт:
 
Кто был попрочней — прослезился,
 
Другие рыдали навзрыд!
 
 
 
И, дым выпуская клубами,
 
Машины пошли вдоль колей,
 
Навстречу судьбам увлекая
 
Толпы безответных людей…