Окно выходит в белые деревья...
Часть 16 из 70 Информация о книге
«Хочу я быть немножко старомодным…»
Хочу я быть немножко старомодным —не то я буду временностью смыт,чтоб стыдно за меня не стало мертвым,познавшим жизни старый добрый смысл.Хочу быть щепетильным, чуть нескладными вежливым на старый добрый лад,но, оставаясь чутким, деликатным,иметь на подлость старый добрый взгляд.Хочу я быть начитанным и тонкими жить, не веря в лоск фальшивых фраз,а внемля гласу совести — и только! —не подведет он, старый добрый глас.Хочу быть вечным юношей зеленым,но помнящим уроки прежних лет,и юношам, еще не отрезвленным,советовать, как старый добрый дед.Так я пишу, в раздумья погруженный.И, чтобы сообщить все это вам,приходит ямб — уже преображенный,но тот же самый старый добрый ямб…СКАЗКА О РУССКОЙ ИГРУШКЕ
В. А. Косолапову
По разграбленным селамшла Орда на рысях,приторочивши к седламрусокосый ясак.Как под темной водоюмолодая ветла,Русь была под Ордою.Русь почти не была.Но однажды, — как будтовсе колчаны без стрел, —удалившийся в юрту,хан Батый захмурел.От бараньего сала,от лоснящихся женчто-то в нем угасало —это чувствовал он.И со взглядом потухшимхан сидел, одинок,на сафьянных подушках,сжавшись, будто хорек.Хан сопел, исступленнойскукотою томясь,и бродяжку с торбенкойввел угодник толмач.В горсть набравши урюка,колыхнув животом,«Кто такой?» — хан угрюмоткнул в бродяжку перстом.Тот вздохнул («Божья матерь,то Батый, то князья…»):«Дел игрушечных мастерВанька Сидоров я».Из холстин дыроватыхв той торбенке своейстал вынать деревянныхмедведей и курей.И в руках баловалсяпотешатель сердец —с шебутной балалайкойскоморох-дергунец.Но, в игрушки вникая,умудренный, как змий,на матрешек вниманьеобратил хан Батый.И с тоской первобытнойхан подумал в тот миг,скольких здесь перебил он,а постичь — не постиг.В мужичках скоморошных,простоватых на вид,как матрешка в матрешке,тайна в тайне сидит…Озираясь трусливо,буркнул хан толмачу:«Все игрушки тоскливы.Посмешнее хочу.Пусть он, рваная нечисть,этой ночью не спити особое нечтодля меня сочинит…»Хан добавил, икнувши:«Перстень дам и коня,но чтоб эта игрушкапросветлила меня!»Думал Ванька про волю,про судьбу про своюи кивнул головою:«Сочиню. Просветлю».Шмыгал носом он грустно,но явился в свой срок:«Сочинил я игрушку.Ванькой-встанькой нарек».На кошме не кичливовстал простецкий, не злой,но дразняще качливыймужичок удалой.Хан прижал его пальцеми ладонью помог.Ванька-встанька попался.Ванька-встанька — прилег.Хан свой палец отдернул,но силен, хоть и мал,ванька-встанька задорноснова на ноги встал.Хан игрушку с размахавмял в кошму сапогоми, знобея от страха,заклинал шепотком.Хан сапог отодвинул,но, держась за бока,ванька-встанька вдругвынырнул из-под носка!Хан попятился грузно,Русь и русских кляня:«Да, уж эта игрушкапросветлила меня…»Хана страхом шатало,и велел он скорейот Руси — от шайтана —повернуть всех коней.И, теперь уж отмаясь,положенный вповал,Ванька Сидоров — мастер —у дороги лежал.Он лежал, отсыпался —руки белые врозь.Василек между пальцевнатрудившихся рос.А в пылище прогорклой,так же мал да удал,с головенкою гордойванька-встанька стоял.Из-под стольких кибиток,из-под стольких копытон вставал неубитый —только временно сбит.Опустились туманына лугах заливных,и ушли басурманы,будто не было их.Ну а ванька остался,как остался народ,и душа ваньки-встанькив каждом русском живет.Мы — народ ванек-встанек.Нас не Бог уберег.Нас давили, пласталистолько разных сапог!Они знали: мы — ваньки,нас хотели покласть,а о том, что мы встаньки,забывали, платясь.Мы — народ ванек-встанек.Мы встаем — так всерьез.Мы от бед не устанем,не поляжем от слез…И смеется не вмятый,не затоптанный в грязьмужичок хитроватый,чуть пока-чи-ва-ясь.