Егерь

– Чего ты хочешь? – утратила терпение Роден и заглянула в лицо Темному. – Чего лезешь ко мне? Таких сердобольных повидала на своем веку. Хочешь потрахаться в туалете – так и скажи. Я подумаю над твоим предложением. А если в психолога поиграть решил – отвали сразу. Достаточно, что мне Кашпо по мозгам ездит.
Он взирал на Роден с высоты собственной надменности и явно о чем-то размышлял.
– Чернее личности, чем ты, я никогда не встречал, – наконец, выдал он. – В каждом есть что-то светлое, но в тебе света вообще нет. Ты двинутая на всю голову, но действуешь в каких-то дозволенных рамках. Тебе вроде бы на всех насрать, но все же ты защищаешь Язву и Лоскутное Одеяло от тех, кто по твоему мнению, представляют опасность для них. Дисбаланс не может существовать вечность. Рано или поздно тебя склонит на одну из сторон. И тогда в тебе либо появится Свет, либо тебя сожрет Тьма.
Роден улыбнулась ему. По крайней мере, сейчас он говорил искренне. Но все же понять, чего он от нее хотел, она не смогла. Роден затушила елотку и, обогнув Темного, зашагала в зал.
Она подошла к Красавчику, сидящему за столом, и остановилась напротив.
– Отвали, – буркнул он.
– Как скажешь, – взмах ногой и брызги крови разлетелись по сторонам.
Хруст сломанного носа обласкал слух. Красавчик рухнул на пол и завыл, как девчонка. Язва смеялась. Кто-то кричал. Роден заломили руки и повели в изолятор. Напоследок она обернулась и еще раз взглянула на Темного. Он был неправ в одном: тьма давно сожрала ее.
***
Изолятор – довольно милое место. Темная комната, обитая поролоном, мягкий пол, на котором приятно лежать, и тишина, благословенная тишина. Роден принесли ужин, включили приглушенный свет. Она поела и кивнула санитару, забравшему поднос.
Даже в таких местах, как это, среди зверей разных мастей попадаются обычные люди. Обычные значит нормальные. Хотя, где залегает граница этой «нормальности»? Роден хмыкнула и легла на пол. Осталось дождаться наступления ночи.
Он открыл дверь, как они и условились, в полночь. Роден вышла в коридор и кивнула санитару.
– Я дала тебе слово, – прошептала она. – И не подведу.
– У тебя два часа. Потом меня опять сменят.
***
За ней пришли только вечером следующего дня. Роден встала, пригладила растрепанные волосы на затылке и улыбнулась санитару.
– Сегодня я пропустила терапию.
– Сегодня занятий не было. Пойдем.
– А завтра будут?
– Никто не знает. Велено всех развести по комнатам.
– А покурить? – заныла Роден.
– До завтра покурить не сможешь.
Роден приняла душ, сменила костюм и прилегла на кровать. Улыбка не сходила с ее лица. Запрыгала, сука, заметалась. Еще бы! Пропала ее маленькая коллекция видеозаписей и никаких зацепок на счет того, кто это сделал.
***
Занятия в группе не состоялись и на следующий день. Вечером Роден проводили в общий зал. Темный и Лоскутное Одеяло тут же оторвались от игры в шахматы и уставились на нее. Роден улыбнулась милой парочке и остановилась у их стола.
– Елотки есть? Курить хочу, просто умираю.
Лоскутное Одеяло молча протянула ей пачку.
– Спасибо, – Роден кивнула и направилась на веранду.
Красавчика нигде не было видно. Язва бросила на нее смешливый взгляд и юркнула в туалет. Роден попросила прикурить у санитара и подошла к окну. Одна затяжка, другая. Глотая дым, она считала минуты. Затушив окурок, Роден бросила взгляд на Темного с Лоскутным Одеялом, и направилась в туалет.
– Могу я пройти? – спросила она у санитара, стоящего на входе.
– Подожди немного. Там занято.
– А сколько стоит посмотреть? – она загадочно улыбнулась.
– У тебя все равно денег нет.
– Моя подружка заплатит, – Роден кивнула в сторону Лоскутного Одеяла.
– Деньги вперед!
Она не без злости метнулась к Одеялку, играющей в шахматы с Темным.
– Пятерку дай.
– И тебе привет! – улыбнулась та.
– Пятерку дай, – зашипела Роден, – быстро!
Темный прищурился, перевел взгляд на Одеялко и достал из кармана бумажку.
 
Роден схватила ее и вновь метнулась в сторону туалета.
– Держи, – бумажка легла на грудь санитара и дверь перед Роден тихо отворилась.
Она прислонилась к стене и медленно выдохнула. Здесь не было зеркал, значит в отражение подглядеть не получится. Роден припала к полу и нашла их. Две пары ног в третьей кабинке. Она подошла, беззвучно отворила дверь и отошла на несколько шагов, наблюдая за пошлой сценой. Язва полировала Красавчика, стоя на коленях. А красавчик улыбался, глядя на Роден.
– Он не достанет для тебя дозу, – произнесла Роден и Язва замерла. – Он на строгаче, как и ты. И к нему никто не приходит, как и к тебе.
Язва разогнулась, поднялась с колен и уставилась на Красавчика. Мгновение тишины, секунда чужой боли и море наслаждения в синих глазах чудовища.
– А-а-а-а! – Язва бросилась на Красавчика, а тот стал хохотать.
Санитары влетели в туалет. Роден посторонилась и вышла. Тварь, что еще сказать. Ей везет на таких. Она их нутром чует и будто этим же нутром и притягивает.
Роден вернулась на веранду. Плюхнувшись в кресло, она устало закрыла глаза.
– Я все елотки тебе отдала…
– Держи, – Роден протянула Одеялку пачку.
Лоскутное Одеялко присела рядом и помахала санитару, чтобы прикурить.
– И что ему за это будет? – спросила Одеялко, выдыхая дым.
– Ничего, – Роден затянулась. – Все добровольно. Это Язве достанется. Посидит в изоляторе несколько дней. Потом вернется. Из нашей группы ее переведут.
– Как ты поняла? Я имею в виду… – Одеялко запнулась, – как ты…
– Он сексоголик. Холеный, надменный и самовлюбленный фетишист. Внешнее уродство его особенно привлекает. Мы с тобой для него фетиши. Она – пустышка. Мы не дали, она согласилась.
– Об этом ты меня предупреждала?
– Да, – Роден выдохнула дым.
– А что про Темного скажешь?
Роден взглянула на фигуру мужчины, сидящего к ней спиной.
– Мне кажется, что этот вопрос я могла бы задать тебе.
Роден встала, спрятала пачку елоток в карман и вернулась в зал. Подошла к Темному, смотрела на него несколько минут.
– Иди за мной.
Она не могла знать наверняка, что он пойдет. Но он поднялся и пошел. Возле туалета стоял давний знакомый.
– Что Роден, зачесалось, наконец? – хохотнул он.
Темный впечатал ему в грудь купюру, и Мэйфилд умолк.
Роден вошла внутрь, лягнула ногой дверь первой кабинки и кивнула в сторону унитаза. Темный молча зашел внутрь, опустил крышку и сел. Роден прислонилась спиной к двери и закрыла глаза. Не думала она, что сделать это окажется настолько трудно. Собравшись с силами, она стянула с себя рубашку и сняла штаны.
– Ты ведь не хочешь этого, – произнес Темный, глядя на ее разукрашенное тело.
Роден подошла вплотную, развела ноги и села ему на колени. Она склонила голову с интересом рассматривая его лицо. Заглянула в глаза. А затем схватила за волосы и откинула его голову назад.
– Я могу отличить заботу и жалость от мужского интереса. Тебе интересно. Мне тоже интересно. Ты не фетишист, как Красавчик. Ты вроде бы нормален, но в то же время нет. Разница в том, что с твоими девиациями я вполне могу смириться. Можешь ли ты смириться с моими?
– Это все, что тебе нужно? Трахнуться в туалете с незнакомым психом, который проявил заботу в мире, где всем на тебя насрать?
Роден отпустила его волосы. Она встала, отвернулась и начала одеваться. Что-то доселе незнакомое душило ее. Обида? Она давно перестала обижаться. Жалость к себе? Она давно перестала жалеть себя. Разочарование? В ее жизни было столько разочарования, что она просто перестала надеяться на что-либо. Что же тогда за дрянь поселилась в ее горле и мешает дышать?
Роден обернулась. Он смотрел на нее. Она смотрела на него.
– Прощай, Темный.
Она уносила оттуда ноги, как можно быстрее. Даже свист Мэйфилда остался где-то позади.