Мое падение (СИ)
- Дюймовочка, – тихо, устало говорит он, продолжая смотреть на дорогу. – Ты нашла новую работу?
- Нет, – так же тихо отвечаю я, не понимая к чему это вопрос.
- Значит, вполне свободна, – как-то облегченно произносит он. – Поехали со мной за город? Один хочу побыть, не видеть и не слышать никого.
- Ты хочешь побыть один и зовешь меня с собой?
- Да, Дюймовочка. Хочу побыть один с тобой. Поедешь со мной? – с каким-то напряжением спрашивает он. Может это плохо. Но где-то внутри, я захлебываюсь от радости. Он хочет быть в этот момент со мной. Ни с семьей, ни с друзьями, а со мной. И в тоже время, резонансом, боль в груди щемящая зарождается и волнение дикое. Я не знаю, как распознать и определить эти чувства внутри меня.
- Да, конечно, я поеду с тобой, на столько, сколько тебе это будет нужно.
Мы заезжаем ко мне домой, быстро собираю необходимые вещи. Дан просто ждет меня в гостиной, разговаривая с Романом по телефону о работе. Как только я выхожу с небольшой сумкой к нему, Дан заканчивает разговор, окидывает меня хмурым взглядом.
- Сними это черное траурное платье. Тебе не идет. Не хочу видеть тебя в трауре. Надень что-нибудь белое. Например, то платье, в котором мы на озеро ездили, – не смею ему перечить. Траур действительно угнетает.
Дача у Романа небольшая, но очень уютная. Можно сказать, семейная. Новый деревянный домик, состоящий из кухни, ванны, большой спальни, гостиной и большой веранды, с плетеной мебелью. Вся мебель из светлого дерева и везде большие окна, на которых висят воздушно-белые занавески, красиво колыхающиеся от легкого ветерка. Никакого огорода. Большой просторный участок с клумбами ромашек, лилий, и еще каких-то желтых мелких цветов. Посредине располагается овальный бассейн, возле него стоят белые пластиковые лежаки. В дальнем углу небольшая баня. Все сделано, чтобы люди здесь отдыхали, а не впахивали. И такой чистый и свежий воздух, от которого кружится голова. После кладбища дышать здесь становится намного легче.
Дан показывает мне спальню, предлагает принять душ, отдохнуть. Сам скидывает с себя футболку, обувь, джинсы. Переодевается в белые свободные шорты и уходит на террасу. Быстро принимаю душ, собираю волосы в небрежный высокий пучок, переодеваюсь в длинную голубую футболку, напоминающую короткое платье. Решаю приготовить обед или, скорее, уже ужин. Я уверена, что Дан ничего не ел в последние два дня. Прохожу на кухню, смотрю в открытое окно. Хмурая погода, наконец, закончилась, ветер разогнал все тучи и на небе яркое послеобеденное солнце. Дан до сих пор сидит на террасе, прямо на ступеньках, смотрит куда-то вдаль на фруктовые деревья.
Готовлю тушеное мясо с овощами, легкий салат. Завариваю его любимый чай, нарезаю сыр, накрываю на стол. Выхожу на террасу, сажусь рядом с Даном на ступеньки. Кладу голову ему на плечо, он слегка обнимает меня за плечи, продолжая смотреть вдаль.
- Ужин готов. Пошли, поедим? – предлагаю я.
- Я не хочу, Дюймовочка. Поешь сама, ты целый день ничего не ела, – тихо говорит он, тяжело вдыхая.
- Ты тоже ничего не ел сегодня и вчера, скорее всего, тоже. Так что пошли, поедим. Пожалуйста, – прошу я.
- Я, правда, не хочу, Дюймовочка, кусок в горло не лезет, – отвечает он. Ну, нет! Так не пойдет. Я буду не я, если не накормлю его.
- Вообще-то, мы не поехали на поминальный обед. А Александра надо как полагается помянуть. Ты, как сын, просто обязан это сделать.
- Запрещенный прием, Дюймовочка. Но ты победила. Ты права, помянуть надо, пошли, – поднимается с места, тянет меня за собой, потом резко останавливается. – А давай поедим здесь, на террасе, – просит он. Соглашаюсь с ним, переношу обед сюда. Дан приносит бутылку коньяка, наливает нам совсем понемногу. Мы молча пьем. И в такой же тишине едим. Точнее ем я, но с каждой минутой мой аппетит пропадает. Дан практически ничего не ест, так просто ковыряется в тарелке. Пьет только уже давно остывший чай.
- Не вкусно? – интересуюсь я.
- Очень вкусно, спасибо.
- Почему ты тогда не ешь? Дан, я все понимаю. Но так нельзя. Ты должен поесть. Пожалуйста. Если ты не будешь есть, то тогда я тоже не буду, – заявляю я, отталкивая от себя тарелку.
- Хорошо, – соглашается он, начиная кушать. Ого, это было просто.
После ужина я убираю со стола. А Дан забирает со стола бутылку коньяка и опять располагается на ступеньках террасы. Отпивает несколько глотков, смотря на заходящее солнце. Беру сигареты, сажусь рядом с Даном. Отпиваю глоток из его бутылки, прикуриваю сигарету. Делаю пару затяжек, смотря вместе с Даном на заходящее солнце. Дан забирает мою сигарету, я ожидаю, что он, как всегда, выкинет ее с недовольным видом. Но на мое удивление, Дан затягивается. Делает довольно глубокую затяжку, медленно выпускает дым. Зажимает ее указательным и большим пальцами, смотрит на тлеющий огонек. И это очень плохо для человека, который давно бросил курить, и всегда с презрением смотрел на то, как я курю.
- Слабые у тебя сигареты, – констатирует он. Еще раз затягивается.
- Ну уж извините, Данил Александрович. Других нет, – отвечаю ему, забирая сигарету, затягиваюсь сама, отдаю ему. Солнце уже почти село, на дворе сумерки, становится прохладно.
- Холодно уже. Иди в дом, – устало говорит он.
- А можно я принесу плед и посижу здесь немного с тобой? Воздух здесь замечательный, дышать легче после города, – не дожидаясь его ответа, встаю и иду за пледом. Накрываю нас двоих, прижимаюсь к нему ближе, кладу голову на его сильное плечо. Так мы сидим еще полчаса. Нашу тишину прерывает вибрирующий телефон Дана, лежащий рядом с ними на лестнице. Одновременно смотрим на дисплей, на котором светится имя «Кристина»
- Ответь на звонок. Спроси, все ли в порядке. Если с матерью все хорошо, и все живы и здоровы, не слушай ее больше, скидывай звонок. Я не хочу с ней разговаривать, – а мне нравится его идея. С большим энтузиазмом отвечаю на звонок.
- Алло? – говорю я.
- Дана позови, – без предисловий требует она.
- Все хорошо? Как Лидия? – спрашиваю я, как и велел Дан.
- Да с Лидией все нормально. Мне нужен Дан, дай ему трубку! – раздраженно говорит она.
- Не могу ничем тебе помочь.
- Я звоню не тебе! Просто отдай ему его телефон, – о, она уже злится. Это просто замечательно.
- Дан спит. Что ты хотела? Скажи мне, а я ему передам.
- Слушай меня внимательно. Я не собираюсь ничего тебе передавать. Я перезвоню завтра. И будь добра не поднимай больше трубку, если звонят не тебе, – заявляет эта сучка. Вот она и напросилась.
- Это ты меня слушай! Как девушке Дана меня очень раздражают твои звонки ему, – Дан поворачивается ко мне и с интересом продолжает слушать, слегка улыбаясь одними губами. – Для замужней женщины ты очень навязчива. И мне очень интересно, что думает твой муж по поводу этого. Он знает, что ты навязываешь себя его брату? – я хочу еще много чего сказать этой сучке, но Дан забирает у меня телефон, сбрасывая звонок.
- Я перегнула, да?
- Нет, Дюймовочка. Просто на этом месте стоило остановиться, – спокойно говорит он, сильнее прижимая меня за плечи.
- Значит, ты моя девушка? Ты же сказала, что не можешь больше играть?
- Извини. Как-то само вырвалось. Просто эта сука меня раздражает.
С ним было просто. Я поняла одну вещь: когда он настоящий, им легко манипулировать. Может поэтому он никому не показывает себя настоящего. Ну, или по крайней мере, легко было мне. Если он не ел, я говорила что тогда тоже не буду есть, и он ел, немного, но ел. Он не спал, совсем не спал, и тогда я говорила, что тоже буду сидеть с ним на этой террасе и смотреть в небо. И он вздыхал, целовал меня в висок и вел меня в спальню. И его организм брал свое, он засыпал, отключался. Вставал он, как всегда, рано. Когда просыпалась, я находила его там же, на лестнице. А еще он выкурил почти все мои сигареты. Так прошло два дня. Дан был немногословен. Мы практически не разговаривали. Сначала я думала, что он будет много пить. Но я ошибалась, он делал несколько глотков в день и оставлял бутылку.