Бойся Дика (СИ)

— Чёрт, — скатывается с меня и отбрасывает одеяло, — ну ты и шумная штучка.
Что? Шумная штучка? Какой смысл в этом названии?
— Что ты имеешь… — с трудом перевожу дыхание, — в виду?
— «Дик, Дик, глубже, Дик!», — шутит и смеется, и я тоже смеюсь:
— Ага, ну конечно.
— Хм? — поворачивается ко мне, и в полной темноте безошибочно находит мои губы, чтобы коснуться подушечками пальцев. — Ну, вообще-то, ты правда это кричал, — и вроде звучит не как шутка. Но разве я кричал? Если бы да, то я бы слышал, верно?
— Да пошел ты.
Дик смеется, расслабленно, тихо, и по-прежнему сексуально.
— Я так и знал, что если ты захочешь меня после той пятницы, то будешь хотеть всегда.
И вот к чему он это сказал? Ломаю голову, а он тем временем становится ближе и находит мою руку, чтобы положить на свой вновь твердый член.
  *
— Надо уехать до шести! — кричит Дик с первого этажа, — забирай сумки и погнали.
Да, его сумки забираю я, там так ни разу не вытащенный ноут и шмотье. А может и еще что, но не могу сказать — не смотрел. Подхватываю ручки и взглядом, как назло, упираюсь в фотографии, стоящие на комоде. Подхожу чуть ближе, чтобы ну совсем немного посмотреть, рассмотреть…
Мать Дика и отец, чета Кайзеров обнимается на фоне их старого, прошлого дома, они в нем жили по соседству со мной. На другой фотографии Дик, я узнаю его по недобрым глазам и подбородку, мог бы узнать по губам, но они еще не знают насмешки, уж больно невинные губы, уж больно он здесь маленький.
— Эй! Ты застрял?!
В поношенной длинной футболке, синих джинсах и грязных кроссовках. Один возле дерева и еще не гей.
Спускаюсь вниз, в последний — а может и не в последний — раз оглядываю просторное помещение. Ну, пока, деревянный стол, мне приятно было завтракать с тобой, пока, диван, я на тебе так и не полежал, пока, телик, ты мне не понравился, и пока, камин, надеюсь, тебя еще удастся разжечь.
— Что за щенячий взгляд? — от Дика ни мысли не скрыть. — Бля, Рэнди, я тебя трахнул как телку, но телкой-то не сделал, — толкает в плечо, — что за сантименты?
Мы садимся в машину, а тот всё не затыкается:
— А ты меня любишь, Дик? — передразнивает не без угара и со смехом, дьявольским и… больным.
Сука.
========== 33-я глава ==========
— Ушел! — кричу, но никто так и не отвечает, поэтому с равнодушием закрываю за собой. Ну и ладно, долго с молчанием они не протянут, да и я достаточно взрослый, чтобы игнорирование уже не вгоняло в слезы. Хах, слезы…
Утро ветреное и зябкое, уши чуть не отмерзают, и я развлекаю себя пинанием камушков по пути в школу. Что ожидает сегодня? Дик точно придет, вчера перед прощанием и покиданием его машины, вчера, до быстрого поцелуя, о котором думал всю ночь, спросил, увидимся ли в понедельник в школе, и он ответил, усмехаясь:
— Конечно, заявлюсь.
Но не спросил насчет того, как мне себя вести. Можно ли мне общаться или хотя бы здороваться с ним? Я могу смотреть так, чтобы Арти не запалил? И будет ли Арти вообще палить?
Вот это не оставляет равнодушным.
— Доброе утро, мистер Хандельман, — машу директору, запирающему свою припаркованную машину.
— Ты называешь это добрым? Ты знаешь, что десять лет назад небо было точно таким же, и нас почти затопило в тот день? — косо смотрит на меня, а потом задирает голову. — Я помню это небо, цвет пепла.
Цвет пепла… ох уж эти стариканы, всё помнят, всё заботятся… да не о том.
— А-а-а-а, ну, тогда веселое утро, мистер Хандельман, — машу ему снова и сматываюсь в школу.
Вытаскиваю учебник и слышу, как справа открывается шкафчик. Шкафчик Джеффа, а это значит, что и сам Джефф рядом. Поздороваться?
— Привет, — он словно думал о том же. — Как жизнь?
— И тебе привет, — захлопываю шкафчик и наблюдаю, как Джефф вытаскивает тот же самый учебник. Первый — немецкий, черти его дерите. — Нормально, как сам?
Джефф пожимает плечами и оборачивается, чтобы посмотреть печальным взглядом:
— Дик меня прокатил, прикинь? Выходные в мусорной корзине возле закусочной. Валяются вместе с недоеденным хот-догом.
 
Бля, забавный он всё-таки, ну, до чего забавный!
— А чего хот-дог не доел?
— Хах, почему ты спрашиваешь именно это? — Джефф прыскает со смеху, а потом каменеет лицом. — Идут.
Оглядываюсь, и вижу, что действительно идут. Чёртов Питер Паркер, смурной и жующий жвачку, и вполне себе довольный Дик, улыбающийся и отвечающий на приветствия.
— Как дела? — шкафчик Дика далеко, но не насколько, чтобы невозможно было поговорить. Вот он и говорит.
— Хорошо, — отвечаю, и даже не знаю, должен ли спросить то же самое.
— Хочу ссать, — Пит хлопает дверцей и вытаскивает жвачку изо рта, чтобы прилепить ее на чужой шкафчик внизу. — Хочу с-с-с-ссать.
Долго не задерживаются, вероятно, потому, что у Пита уже в ушах булькает, и он торопится пройти мимо в туалет, только так торопится, что задевает меня плечом. Ну, бля, точно дежа-вю.
Тормозит, смотрит не особо добро, но, вместо того, чтобы обматерить, бросает громкое:
— Приветик, Рэнди, — и сваливает даже ускореннее, а Дика уже и след простыл.
Ловлю внимательный взгляд Джеффа, и всё, что могу, это руками развести и сказать:
— Пойдем на немецкий, — пока сам Джефф ничего не придумал.
  *
— Мистер Лион озверел, — шепчет Кит, наклонившись над столом, — я столько не прочитаю до четверга.
— Тогда вообще не читай, — беру наггетс и окунаю в сырный соус. — Делов-то.
— Ага, а что если потом тест? — хмыкает и качает головой. — Это, блин, всё из-за вас, репетиции проходят так убого, вот посмешище-то будет перед Рождеством.
— И в центре этого посмешища — я, — Джефф отодвигает поднос, толком и не съев ничего. — Пиздец, на хуй мне этого Ральфа втюхали.
Мы с Китом смеемся, и Джефф вконец падает духом со словами:
— У меня еще родители придут поглядеть… а там — ржака полная.
— У всех предки придут, — переставая смеяться, говорит Кит, — даже мои, хотя я и не участвую.
Меж ними завязывает разговор о декорациях, держащихся на соплях, и невероятном актерском «таланте» нового Джека, а я поглядываю на Дика.
«Ты можешь быть мне ближе всех, Рэнди… ближе Джеффа, Пита, отца, ближе всех…»
Он не бросает на меня ни одного взгляда, Арти рядом с ним спокойно попивает колу, а потом Кенни стучит по столу, и они там заливаются хохотом. Арти, не подготовившись, прыскает колой, и все вскакивают со своих мест, фыркая и повторяя: «Да бля!». Дик не исключение. Ну и тупые же, а.
После ланча, когда еще есть десять минут до начала занятия, а я уже бреду в сторону живописи, приходит сообщение: «Не заходи, жди возле».
Что за хрень? Не заходи куда? Жди возле чего? Почему он, Дик, не любит дописывать фразы, тогда они хотя бы имели смысл.
И всё-таки не захожу в кабинет, кручусь возле окна, гадая, лох я или нет. Дик появляется, молча хватает за запястье и уводит в соседний класс. Пустой, только столы да стулья и внушительная скульптура в центре, и маленькие по всем полкам.
— Зачем? — смотрю, как Дик закрывает дверь, и сажусь задницей на ближайший стол.
— Ну, знаешь ведь, зачем, — подходит, раздвигает мне ноги и становится меж. — Так что — будь лапочкой, и…
Уворачиваюсь от поцелуя, хоть и не толкаю:
— Прекрати, мы в школе, — а вот теперь самое время оттолкнуться и убраться отсюда, но если бы.
Дик перехватывает руки и становится только ближе:
— Не беси, — и совершает то, что хотел. Целует, медленно и сладко, заставляя меня забывать о протесте и о том, что в любой момент какой-нибудь препод или ученик, перепутавший кабинет, может зайти.
 
— После занятий поедем ко мне, — разлепляет поцелуй, но руки не отпускает из плена и отходить не думает.
— Еще чего, сегодня репетиция.
— Пропустим, — наклоняет голову, словно опять хочет поцеловать.
— Миссис Шеферд будет в гневе, если Саймон не придет, — делаю глубокий вдох, — тебе-то легко, ты башка на палке, никаких прогонок, а я почти везде присутствую.