Mon amour (СИ)
— По крайней мере, пока в холодильнике будет мясо. — чуть улыбается Чарльз, заканчивая натирать сыр.
— В крайнем случае, можно прожить без еды два дня, чтобы не чувствовать дискомфорта, так что… — он упирается бедром в край тумбы.
Ксавьер раскладывает приборы на столе и подходит к кипящей кастрюле, пробуя макароны.
— Готово, — сообщает Чарльз, выключая конфорку. — Сливай воду, а я пока налью чай.
Эрик еще секунду смотрит на Чарльза, а после кивает, взяв чуть ранее подготовленный дуршлаг.
— Твоя сестра вообще бывает дома? — спрашивает он, немного отворачиваясь от горячего пара. — Мне просто вспомнилось, что я часто видел ее гуляющей вечером, да и ты нередко ходишь домой один.
— Они с Мойрой довольно часто… проводят вместе время, да. — отвечает Чарльз, разливая кипяток по чашкам.
— А ты сидишь дома? Почему бы не проводить больше времени с кем-то? — интересуется Леншерр, выполнив указание.
— Вообще-то больше шастаю по пустым туалетам и закоулкам, а не сижу дома. — напоминает с лёгкой усмешкой Ксавьер. — И да, если ты не заметил, я пытаюсь «проводить с кем-то время» прямо сейчас. Присаживайся. — говорит он, кивая в сторону стула и раскладывая только разогретую еду по тарелкам.
— Ладно, тогда, наверное, мы теперь можем считаться кем-то вроде друзей, м? — он садится за стол, рассматривая милейшую белую чашку, ярко-зеленую внутри. Видно только небольшой ободочек над чаем.
— Мм… да, я думаю, да. — отвечает Чарльз, с улыбкой смотря на Леншера. — Неплохой переход за пару дней от яростного прижимания меня к стене со словами ненависти до совместной готовки, кстати говоря. Интересный прогресс. — говорит он, ставя тарелку перед Эриком и садясь напротив него. — Чтож, bon appétit.
— Тебе тоже. И я не сказал о ненависти. — усмехается Леншерр, взяв в руки вилку. — Я сказал о гиперактивном выскочке. Разные вещи.
— Хорошо, я учту, пускай и не особенно вижу разницу. — пожимает плечами Ксавьер и, пробуя приготовленное, добавляет:
— И правда отлично солишь. Находка. — ухмыляется Чарльз.
— Отлично солю и ставлю монетку на ребро. Если это не лучшие таланты, которые должен иметь человек, то я не знаю, что вообще может еще требоваться. Наверное, научиться не обжигаться о горячую пищу. — отвечает он, облизнув губу.
— Ты забыл о своём прекрасном умении поддерживать спор о Шекспире, — Ксавьер чуть ухмыляется.
— Тут нужно отдать должное твоему мастерству их начинать. — фыркает Эрик, поднимая взгляд на Чарльза.
— Видимо, тоже самое относится и к обмену комплиментами. — в ответ говорит Чарльз, продолжая чуть улыбаться.
— Давать несуществующие поводы Эмме и Рэйвен считается? — спрашивает Эрик, делая ставку на то, что еще пара подобных… завтраков, и Эмму вообще не остановить.
— Их уже не остановить. Когда Рэй увидела, что мы переписываемся, эта шарманка началась сначала. Детский сад, правда, — отвечает Ксавьер и делает глоток чая.
— Серьезно? — с усмешкой спрашивает Леншерр, на секунду останавливая вилку. — Пара сообщений ради того, чтобы сгладить скучное времяпрепровождение, а уже догадки и интриги? Колеблюсь между любовью и осуждением.
— Тоже самое. Надеюсь, сегодня обойдётся без назойливых сообщений о «метафорических шахматах». — говорит Чарльз.
Ксавьер всегда говорит чертовски вовремя, поэтому Эрик давится глотком чая от смеха.
Господи, да куда зашла эта девушка, они общаются нормально только два дня, какие «метафорические шахматы»?
— Даже у Эммы обороты поменьше. — все еще смеясь говорит Леншерр.
— Возможно, она просто считает, что я должен себе кого-нибудь найти. Не имею, правда, понятия, почему она нацелилась именно на тебя. — говорит Чарльз, ухмыляясь и смотря на Леншерра.
— Я умею солить и монетки на ребро ставить, вот почему, — с наигранным самодовольством отвечает Эрик. — И да, возможно, она права? Найди себе со временем какую-то миловидную любительницу Шекспира, она и успокоится. Или любителя, если угодно.
— Не знаю, — неопределённо пожимает плечами Чарльз, сам не зная на что отвечая и отрезая ножиком кусок мяса. — Но мне доставляет то, что ты ставишь единственно-обязательный критерий именно по поводу Шекспира. Я же не настолько задрот по нему. — говорит Ксавьер. — Ну, разве что немного.
— Не единственно-обязательный, я уверен, что у тебя целая палитра маленьких нюансов, которые тебе хотелось бы видеть в человеке, Шекспир просто первая ассоциация лично у меня. — пожимает плечами Эрик. — У меня просто стойкая уверенность, что если я сейчас зачитаю строчки… мм… «прочтешь ли ты слова любви немой, увидишь ли глазами голос мой?», то ты назовешь номер сонета.
— Двадцать третий. — кратко отвечает Чарльз, пряча смешок в чашке чая.
— «Ну разве что немного», — цитирует Леншерр, отрезая кусочек мяса. — Мне становится страшнее спорить с тобой.
— Ты просто попал в один из моих любимых. — чуть ухмыляется Чарльз.
— Ну да, сейчас пройдемся по ста пятидесяти четырем сонетам, а окажется, что любимые, вообще-то, все. — кивает Леншерр, делая глоток чая, в котором прячет улыбку.
— Не могу отрицать, — улыбается Ксавьер.
— Можно скоро зачитывать вместо молитвы. Что тебя так привлекает в нем?
— Не знаю. Красота стиля? Прелесть метафор? — Ксавьер пожимает плечами.
— «Прелесть метафор»… Еще немного, и можешь сам писать сонеты. — подпирает ладонью щеку Леншер, глядя в глаза Чарльзу.
— В которых буду восхвалять генетику. — ухмыляется Чарльз, делая последний глоток чая.
— Льюис Кэролл был математиком, но это не мешало написать ему очень странную Алису в стране чудес с тонкими математическими отсылками, а ты студент факультета литературы, так что никто не запретит тебе писать странные сонеты о генетике с отсылками на… ммм… предположим, на Шарлотту Бронте. Все в твоих руках. — мягко улыбается Эрик, опуская вилку на пустую тарелку.
— Интересная идея, Эрик, я подумаю о её реализации. — улыбается в ответ Чарльз. Ксавьер встаёт из-за стола, забирая пустые тарелки и чашки и направляется к раковине.
— Дашь прочесть первые наработки? — интересуется Эрик, все ещё подпирая щеку и стараясь не смотреть на прямую спину Чарльза.
Сквозь одежду немного выпирают лопатки.
— Безусловно, mon chéri, — отвечает Чарльз, включая в раковине воду и начиная мыть посуду.
— Любишь говорить на французском? — как бы невзначай спрашивает Эрик, радуясь, что Чарльз не видит его улыбки.
Ему все еще интересно, почему Ксавьер это делает.
— Люблю почти так же сильно, как творчество Шекспира. — ухмыляется Чарльз.
— Тогда почти уверен, что тебе стоит больших усилий говорить на английском.
— J’aime parler français avec ceux qui ne comprennent pas la langue. — говорит Чарльз. — J’aime parler de ce qui est dans mon cœur. Donc, personne ne peut me reprocher*.
Эрик несколько долгих секунд вдумывается в сказанное, глядя в никуда.
Он… он еще более странный, чем казался. И еще более скромный, раз говорит о сердце только на другом языке, словно чего-то боясь, если произнесет на английском.
— Это звучит красиво. — задумчиво говорит Леншерр, разбавляя тишину.
— Французский — красивый язык. — говорит спокойно Ксавьер, отключая воду и протирая руки полотенцем. Он оборачивается к Леншерру. — Шахматы?
— Бесспорно. — кивает Леншерр, на секунду выгибая спину назад. — К завтраку прилагается игра? Мне нравится. Почаще заходить, что ли?
— Как я уже говорил: я всегда готов предоставить своему другу завтрак, обед и ужин. И игру в шахматы.
— Думаю теперь, не переехать ли сюда ради таких хороших условий. Только вот если так много есть, то придется бегать по утрам, чтобы не превратиться в шар. — фыркает Эрик, глядя на Ксавьера.
— Готов поспорить, что ты и так занимаешься спортом. Скорее всего, не командным. — говорит Чарльз, проходя в гостиную к столику с шахматами.
— Возможно. Хотя шахматы тоже спорт в своем роде, так что. — улыбается Эрик, шагая вслед за Чарльзом.