Mon amour (СИ)
— Как выяснилось в одном из исследований, за напряжённую игру в шахматы участник может потерять до одной тысячи калорий. — говорит Ксавьер, с улыбкой раскладывая по доске фигуры. Белые — себе.
— Мы сейчас о каких именно шахматах? — нагло ухмыляется Леншерр, садясь напротив.
Рука Чарльза едва заметно тормозит, зависает в воздухе на пару секунд.
— О тех, в которые мы собираемся сыграть. — говорит Ксавьер как можно более невозмутимо.
— Хочу спросить «а в какие собираемся?», но тут уже все более-менее понятно. — продолжает улыбаться, на секунду взглянув в голубые глаза.
— Кажется, упоминание метафорических шахмат заразно. — фыркает Ксавьер, делая первый ход — пешка на Е3.
— Передаётся через воздушно-капельный, определённо. — Эрик двигает пешку вперёд, стараясь не смеяться.
Комментарий к
mon cher² – мой дорогой
charmant³ – прекрасный
J’aime parler français avec ceux qui ne comprennent pas la langue. J’aime parler de ce qui est dans mon cœur. Donc, personne ne peut me reprocher* – Я люблю говорить на французском с теми, кто не знает языка. Мне нравится говорить на нём о том, что в моём сердце. Потому что никто не сможет обвинить меня, если не понимает.
========== Часть 6 ==========
Ставя коня на В3 и ожидая хода друга-противника, Ксавьер решает, что верхняя пуговица рубашки немного неприятно ощущается на коже, а значит, её нужно срочно расстегнуть.
Ничего странного, просто душно.
Эрик цепляет взглядом движение Ксавьера, что заставляет на секунду задуматься о чем-то далеком от шахмат.
— Видимо, будет дождь. — мимоходом говорит Леншерр, двигая фигуру в убыток себе.
Случайность.
Ксавьер чуть хмуро смотрит на доску, после чего забирает коня Леншера.
— Да. С утра на небе не было и облачка. Не взял зонт? — предполагает Чарльз.
— Не люблю зонты. — уголком губ улыбается Эрик, провожая коня взглядом.
— Весьма очевидно, — скорее себе говорит Ксавьер, с лёгкой улыбкой откидываясь на спинку кресла.
— Правда? — приподнимая бровь спрашивает Леншер, медленно и немного неуверенно делая ход.
— Обычно довольно легко определить тех, кто любит ходить с зонтом даже в солнечную погоду, а кто люто ненавидит их и в дождь. — говорит Чарльз, недоверчиво смотря на доску. — Так, либо ты поддаёшься, либо разучился играть за сутки, либо что-то не так.
— Разбираешься в людях? — усмехается Эрик, поднимая взгляд. — Я не поддаюсь, так что одно из двух, но я не знаю, что именно.
— Если Эмма не ударяла тебя чем-то тяжёлым об голову, то однозначно последнее. А я не вижу синяков или ушибов, так что… Эрик? — Ксавьер не трогает фигур на доске, смотря на Леншерра.
— Эй, все нормально! — поднимая ладони вверх говорит Эрик. — Может, задумался просто.
— Ладно, я просто… — Ксавьер не договаривает фразу, решая умолчать, и делает ход.
— Просто видишь, как я проигрываю? — фыркает Эрик, поставив ладью вперед.
— Да. А ещё то, что ты немного… отрешён, словно. — отвечает Чарльз, съедая пешкой фигурку Леншера.
— Мм. Не замечаю, хотя со стороны виднее. Не знаю, влияние чего-то? — спокойно говорит Эрик, потирая щеку, думая над ходом.
— Наверно. — решает ответить Ксавьер, думая, что, может, ему просто показалось?
Леншер думает ещё пару секунд, а после решает, что если уж ему и не выиграть эту партию, то поиграть хотя бы нужно красиво.
Одна из последних фигур пусть и не надолго, но все же блокирует проход Чарльзу, вынуждая того поджимать губы в обдумывании.
Ксавьер неуверенно тянет руку к одной из фигур, ставя её в более-менее безопасную позицию.
— Ну и кто теперь отрешён? — нарушает тишину Эрик, делая последний ход.
— Оба понемногу. — отвечает, улыбнувшись уголком рта, Чарльз. — И уровень умения играть в шахматы у нас тоже почти одинаковый.
— Первая оконченная игра заканчивается твоей победой, так что мои поздравления. Редко доводилось проигрывать. — откидывается на спинку Леншер.
— Охотно верю, — говорит Чарльз, с улыбкой смотря на Эрика.
По оконному стеклу начинает с нарастающей силой бить капли дождя.
— Теперь тебе придётся терпеть меня дольше, чем я ожидал. — Эрик переводит взгляд на окно, где серым маревом укрыто стекло. — Не то, чтобы я не мог пройтись под дождем, просто не хочется провести выходные в кровати из-за температуры.
— Тебя никто и не выгоняет, Эрик. — говорит Ксавьер и, пару секунд просидев в кресле, вдруг встаёт и направляется к бару. — Будешь чего-нибудь?
— Хорошая ли это идея? Пить с самого утра, имею в виду. — усмехается Леншер, глядя вслед Чарльзу.
— Уже… — Ксавьер сверяется со временем на настенных часах. — Давно не утро. Я бы сказал, послеобеденное время. Самое то.
— К вечеру будешь хорошо так поддат. — Эрик откидывается на спинку, сложив нога на ногу. — И я ничего, пожалуй, не буду, спасибо за предложение.
— Как хочешь, — пожимает плечами Ксавьер, вытаскивая из ящика бара бутылочку чего-то относительно не крепкого.
— У меня впечатление, что у тебя тут подпольная винодельня или что-то вроде того. Часто пьете?
— Рэйвен? Нет. Я? — Ксавьер чуть ухмыляется. — Сам видишь.
— Тебе говорили, что цирроз печени — это так себе удовольствие?
— Ну, я предполагаю, что стоит жить сегодняшним днём, а сейчас у меня по этой части всё нормально, так что… — он открывает бутылку и наливает пол рюмки.
— Оно видно. — неопределенно фыркает Эрик. — Окей, воспользуюсь твоим великодушием и щедростью, и тоже выпью немного. Себастьян говорил, что пить одному — это то же самое, что медленно идти к алкоголизму. А двое — уже компания.
Ксавьер довольно ухмыляется, доставая вторую рюмку и наполняя её алкоголем.
— Интересная логика, пускай и странная. Два алкоголика вместо одного. — Чарльз протягивает Леншеру рюмку. — Себастьян?
Эрик кивает в знак благодарности, принимая из рук Ксавьера алкоголь.
— Опекун.
— Мм… — кивает Чарльз, на секунду задумываясь. — Он был… — Ксавьер хмурится, подбирая нужные слова. — Ну, знаешь. Опекуны всегда делятся на хороших и плохих, да? Каким был… Себастьян?
Леншер на долгую минуту задумывается, пытаясь сопоставить «хорошо» и «плохо» в Себастьяне.
— Он, — вдумчиво начинает Эрик, когда Чарльз всем видом выражает волнение из-за молчания, — был доброжелательным и жеманным, общался всегда спокойно, никогда не кричал. Но был очень — я имею в виду очень — требовательным, и я должен — скорее даже обязан — был всегда делать всё как можно лучше. Никогда его не любил, но особого выбора у меня не было. — он усмехается, глядя на проигранную партию. — Поэтому я старался заниматься чем угодно, чтобы не встречаться с ним весь день. Ну, или чтобы не нарваться на наказание за редчайшую четверку по какому-то маловажному предмету. У него… специфические методы воспитания. Так что не могу отнести его к хорошему типу. Равно как и к плохому.
— Строгий опекун. — произносит Чарльз, делая глоток. — Один из хреновейших вариантов.
Он смотрит в одну точку, задумавшись.
— Ненавидел шахматы. — хмыкает Эрик. — Каждое воскресенье с шести до восьми взамен книгам о приключениях детектива? Было довольно обидно. По началу.
— Зато хорошо играешь. — пытается улыбнуться Чарльз. — Трудно найти достойного противника, знаешь.
— Когда я специально опрокинул на него доску, то он так же сказал. Потом мне, конечно, неплохо досталось за своенравность и бунтарство, зато я понял, что мне доставляет удовольствие его выигрывать. Потому что его это раздражало. Довольно сильно бьет по самолюбию, когда пятнадцатилетний ребенок, который нарочно закрывал уши при объяснении правил, начинает выигрывать. — Эрик даже тихо смеётся перед новым глотком. — Он как будто не знал: хвалить меня или же доставить проблем чем-то мелочным.
— Как бы то ни было, хвалить определённо есть за что. — говорит Чарльз, слабо улыбаясь смотря на Леншера.
— Чарльз, я проиграл тебе буквально пять минут назад. — с ухмылкой напоминает Леншер, делая ещё пару глотков.