Я решу сам (СИ)

========== -1- ==========
Говорят, если поискать, то в каждом хреновом жизненном обстоятельстве можно найти что-то хорошее. Спорить не буду; даже у моего самого что ни на есть хренового обстоятельства — течки — был свой плюс: строгое соответствие графику. Она всегда начиналась через три лунных месяца после окончания предыдущей и длилась ровно три дня. Так что я никогда не планировал на это время чего-то важного, успевал состряпать приличную отмазку для друзей и преподов в универе и в день Хэ сидел дома, заперев дверь и окна. Дверь понятно зачем — только незваных гостей мне не хватало, а окна — чтобы не поддаться искушению шагнуть вниз головой с восьмого этажа. Потому как в остальном эти дни были незамутнённым адом, над вратами которого крупными буквами высечена надпись «Хочу трахаться!».
Справедливости ради добавлю, что по, к-хм, интенсивности течки друг от друга порядочно отличались. Иногда чтобы снизить возбуждение до более-менее терпимого, хватало отчаянной дрочки и ледяного душа каждые два-три часа. Иногда к этому приходилось добавлять таблетки. А иногда не помогало ни-че-го, и тогда я просто сходил с ума, замурованный в теле исходившей смазкой и феромонами похотливой суки. Думаю, мне было бы проще, если бы я с самого детства идентифицировал себя с омегой. Но до первой — и нехарактерно поздней — течки я считался альфой, и выглядел, как альфа, и вёл себя, как альфа, и мне, блядь, было нормально! Гормональный сбой, как объясняли родителям врачи. Рекомендуем снизить маскулинность медикаментозно и одновременно поработать с психологом, чтобы примирить ребёнка с его настоящей сущностью. Хрен вам всем, по-альфьи жёстко отрубил я тогда. Не буду примиряться. Я это я, и собой останусь, не фиг меня в ваши сраные гендерные стереотипы запихивать. И я по гроб жизни обязан своим родителям за то, что в той истории они встали на мою сторону. Во многом благодаря этому сейчас я омега всего лишь двенадцать дней в году. Но зато каких дней!
После первых шести часов непрерывной, неостановимой течки у меня закончились и таблетки, и силы. Я не мог ни дрочить, ни дотащить себя до ванной — просто тупо лежал на полу посреди единственной комнаты, совершенно по-блядски приподняв задницу. Голышом, потому что мне, во-первых, было адски жарко, во-вторых же, в такой ситуации нижнее бельё только мешало. Внутри всё горело и перекручивалось в спазмах, член стоял колом, выделяющаяся из ануса смазка текла по бёдрам, а в голову лезли такие порнографические картинки, что хоть в шкафу вешайся. Я уже — как натуральная, блядь, омега — собирался расплакаться от боли и безысходности, но вдруг услышал звук поворачивающегося в замке входной двери ключа. После переезда родителей на их малую родину сделать это мог лишь один человек, и я, не удержавшись, всё-таки зашмыгал носом. Данич приехал, мой лучший друг и единственный не-родственник, кто знал про мою сучью природу.
— Ф-фух, ну и духан! Я удивлён, что твою квартиру до сих пор не взяли штурмом живущие по-соседству альфы.
Н-да, если даже Дан — типичнейший бета — учуял мой запах, значит, дело реально фиговое.
— Ты, кстати, позу специально выбрал, чтобы им было удобнее? — Раздался шорох, и меня накрыла прохлада сдёрнутой с незастеленной кровати простыни.
— Иди на хрен, сэмпай, — буркнул я, не глядя на гостя. Почему-то за глаза на мокром месте мне было стыднее, чем за голую текущую задницу.
— Ну, во-первых, «на хрен» — это скорее для тебя актуально, — Судя по звукам, Дан уселся на пол рядом со мной. — А во-вторых, сто раз тебе говорил: не называй меня этим дебильным анимешным словечком.
— Хорошо, сэмпай, — наконец-то совладав со слёзными железами, я повернул голову к другу. Болтовня немного усмиряла похоть, поэтому имело смысл продолжить светскую беседу. — Какими судьбами?
— Дурное предчувствие, — Данич заботливо убрал с моего лба влажную от пота прядь. — Уж больно ты дёрганый был в последние дни. Что, совсем хреново?
— Совсем, — подтвердил я и по-омежьи жалобно прохныкал: — Трахаться хочу.
— Заметно, — Друг устроился поудобнее, достал из внутреннего кармана пиджака блокнот и ручку и с видом профессионального психотерапевта сказал: — Рассказывай.
— О чём?
— О том, как именно хочешь.
— Э-э, подробно?
— На твоё усмотрение.
Я задумался, и даже терзавшая моё тело жажда срочного траха, казалось, слегка потеряла остроту.
— Хочу, чтобы меня выебали, — Воистину, квинтэссенция желаний течной омеги. — Хочу хуй в заднице, толстый и длинный, чтоб, сука, до гланд доставал и трахал, как отбойный молоток. Чтоб меня по полу раскатывали — долго, блядь, методично, — я осознавал, что несу уже полное непотребство, однако остановить словесный понос не мог. — А ещё лучше два хуя, по-очереди. Потому что я так хочу трахаться, что один ни хрена не справится.
— Два хуя, так и запишем, — с бухгалтерской деловитостью повторил Дан, черкая ручкой. — Таких?
Он поднёс к моему лицу блокнот со скетчем двух эрегированных членов, и мне вдруг стало смешно. Ну и ситуация — сюр, чистейшей воды сюр!
— Правому длины добавь и головку побольше сделай, — скопировал я деловитую интонацию Данича.
— Хорошо. Третий точно не нужен?
— М-м, да нарисуй, жалко что ли? На всякий случай.
— А ему достанется?
Я подумал о моих перепачканных смазкой бёдрах, о болезненно чувствительном анусе, лопающихся яйцах и члене, которым, как в бородатом анекдоте, можно было смело колоть орехи.
— Не переживай, достанется, — И зашевелился, поднимаясь на четвереньки.
— Эй, ты куда? — непонимающе посмотрел на меня друг.
— В ванную, — я кое-как принял вертикальное положение и завернулся в простыню наподобие античной тоги. — Дрочить.
Закрывать дверь на защёлку я не стал — Дан свой человек, а от несчастных случаев и течные омеги не застрахованы. Однако воду для создания шумового фона пустил и даже забрался в душевую кабину. Присел на корточки и занялся объявленным делом, то есть дрочкой. Но то ли я слишком долго тянул с разрядкой, то ли гормональная буря в моей крови сегодня была особенно сильной — кончить всё никак не получалось. Член буквально онемел, и в каком бы бешеном темпе я не двигал рукой, меня никак не покидало ощущение, будто я надрачиваю грёбаный муляж. Положительных эмоций это, само собой, не добавляло, и когда гремучая смесь из отчаяния, страха и возбуждения уже готова была сорвать мне крышу, я пошёл на крайние меры. Не переставая дрочить, вставил себе в задницу средний палец свободной руки — и выдал низкий, протяжный, абсолютно животный стон. Страдания или удовольствия, хрен разберёшь. Я сцепил зубы и беспорядочно задвигал пальцем, ища блядскую простату. Нашёл, снова взвыл и наконец-то кончил. В прямом смысле с искрами из глаз — не удержал равновесие и приложился лбом о стенку кабины.
— Мак, ты в порядке? — в приглушённом водой и дверью голосе Данича звучала неподдельная тревога.
— Нет, — просипел я, понял, что меня ни хрена не слышно, и уже громче повторил: — Нет! Мне, блядь, нужен хуй! В заднице! Срочно! Чтобы, блядь, пережить эти два ёбаных дня и семнадцать ёбаных часов ёбаной течки!
— Шестнадцать, — поправил Дан. — Метнуться в секс-шоп за фаллоимитатором?
Почему-то это предложение взбесило меня окончательно.
— Блядь, Данич, иди в жопу, я тебе что, извращенец?!.. — возмущённо начал я и осёкся. Мысль была безумной, однако меня слишком испугало случившееся — даже омегой быть лучше, чем кастратом. Я поспешно смыл с себя остатки спермы и смазки — случайное прикосновение к по-прежнему чувствительному анусу заставило член заинтересованно приподняться. Вот же срань, уныло подумал я, выключая воду, и вылез из душевой. Вытираться, во избежание эксцессов, не стал, просто завернулся в верную простынь и вышел из ванной.
Дежуривший под дверью Данич смерил меня внимательным взглядом и настороженно спросил: — Что?