Я решу сам (СИ)
Я, в общем-то, не сомневался в его способности видеть меня насквозь.
— Дан, дружище, — проникновенно начал я. — Помоги, а?
— Чем?
Судя по интонации, он уже догадывался о сути моей просьбы. Наверное, поэтому с моего языка так легко слетела следующая фраза.
— Трахни меня.
Несколько секунд мы с Даном играли в «кто кого пересмотрит», а потом он ровно поинтересовался: — Так ты там всё-таки головой ударился?
— Какая разница? Дан, серьёзно. Я… у меня там… короче, если я не хочу проблем ниже пояса, то мне нужен трах. А ты единственный с кем я, ну, могу.
Показалось, или тёмные глаза Данича стали ещё темнее? Однако голос его по-прежнему звучал рассудительно-спокойно.
— Польщён твоим доверием, однако не думаю, что это здравая идея.
— Слушай, я понимаю, что друзья не для того, чтобы с ними трахаться, и вообще, тебе на эти материи глубоко по фиг… — тут я машинально посмотрел Дану чуть пониже пояса и поперхнулся окончанием фразы. Очень уж характерно топорщилась ширинка его джинсов. — Или не по фиг?
Данич устало покачал головой.
— Мак, ты прикалываешься? У тебя в квартире такой запах течки, что ножом резать можно. Естественно, мне не по фиг. Поэтому завязывай с просьбами, о которых потом пожалеешь, — я хоть и бета, но не железный.
Разумное предложение, да только от гормонов и осознания, что у Дана! стоит! на меня! моя многострадальная кукушечка всё-таки сделала мне ручкой.
— Не пожалею, — Простынь с тихим шорохом упала к моим ногам. — Даю слово.
От взгляда, каким Дан окинул меня от макушки до пят, не то что член — волоски на всём теле встали дыбом.
— Тогда идём в кровать.
Никакой прелюдии, я просто снова встал в позу «задница кверху», Дан просто скинул пиджак и расстегнул «молнию». От этого кроткого «вж-жик» я ещё сильнее прогнулся в пояснице — ужасно пошло, но контролировать себя я больше не мог. Задержал дыхание, не понимая, почему Дан медлит, когда вот он я, перед ним, — раскрытый, готовый, жаждущий.
— Какой же ты красивый.
От этого шёпота — восхищённого? возбуждённого? — моё сердце замерло, словно пробитое насквозь. И тогда то, чего я всеми силами избегал последние лет семь, всё-таки случилось.
Дан вошёл в меня одним движением и до конца, отчего мне небо с овчинку показалось. Больно, блядь! Спрашивается, на хрена столько смазки, если всё равно так больно? Я зашипел рассерженным котом, а Дан, не обращая на это никакого внимания, продолжил меня трахать. Глубоко и методично, как я, озабоченный придурок, заказывал. И что собственно характерно, боль делала моё возбуждение ещё острее. Очень скоро я почувствовал, как втягиваются яйца — я что, кончу сейчас? Просто оттого, что мою задницу разрывает член, а в бёдра стальной хваткой впиваются чужие пальцы? Ну нах, так не бывает!
— Да-а-ан!
Он замер на мне — во мне, — будто тоже пережидая близкий оргазм. Мурлыкнул на ухо: — Ох, и сладкая же ты омежка, Мак! Прям жалею, что я не альфа, а то отметил бы тебя, — и в подтверждение легко прикусил кожу у меня на загривке.
— Иди в жопу, семпа… А-ах!
— Я уже в ней, — Дан издевательски медленно передёрнул мой член. — И не называй меня «сэмпай».
— А не то что?
— А не то в следующий раз будешь одиноко дрочить в ванной.
— Блефуешь, — уверенно констатировал я и по-блядски подмахнул задом. — Двигайся давай!
— Потерпи. Не так-то просто себя контролировать, когда трахаешься с девственником.
Я сердито засопел — что, обязательно надо было напомнить?
— Ну-ну, не злись, — Дан продолжал легонько дрочить мой член. — Все такими были. И, между прочим, я горжусь, что ты доверился именно мне.
— Вот-вот, цени, — я сразу же перестал обижаться.
— Тогда финальный рывок?
Я прислушался к ощущениям и, противореча сам себе, ответил: — Не, давай ещё немного так.
Уж больно кайфово мне было ловить оттенки удовольствия от неспешной Дановой дрочки.
— Непостоянство — имя твоё, омежка, — усмехнулся друг. — Но я рад, что тебе нравится.
«А я-то как рад», — хотел сказать я, однако тут Дан слегка изменил ритм и захват, отчего у меня получилось только сладострастное мычание.
— Сладкая, отзывчивая омежка, — Как бы разобраться, насмешничает он или комплимент делает? — Как же повезёт тому засранцу, которому ты в итоге достанешься!
Здесь смолчать уже было нельзя.
— Я не вещь, чтобы доставаться, — Удивительно, однако даже в таком положении у меня получилось это сказать характерно альфьим тоном. — И пару себе выберу сам.
— Упрямая омежка, — в голосе Дана было столько неприкрытой, необычной для него нежности, что я списал её на слуховую галлюцинацию. А скоро мне вообще стало не до аналитики.
В Дана будто альфа вселился. Он вколачивался в меня с такой силой и в таком темпе, что звериная похоть начисто смыла остатки моего рассудка. Я стонал и взвизгивал, и царапал матрас, и умолял — давай, ну, давай же, ещё, ещё, ещё! И когда Дан с низким рыком вошёл в меня в последний раз, а потом грубо передёрнул мой переполненный кровью и спермой член, я поймал настолько яркий оргазм, что, кажется, на миг лишился чувств.
— Мак, о господи, Мак, хороший мой, единственный, сердце моё, никому не отдам, никому…
Слышал ли я этот сбивчивый шёпот или сам его придумал? Не знаю, но в своих словах уверен точно.
— Дан, не уходи. Останься… Во мне.
***
Сон срубил меня почти сразу, прямо как натрахавшегося альфу из анекдотов. А обалдевшее от наконец-то полученного полноценного секса тело дало мне продрыхнуть почти половину суток, что раньше во время течки было из разряда невыполнимых миссий. Поэтому когда я снова открыл глаза, в комнате царил серый сумрак раннего утра, а цифры на табло электронных часов показывали двадцать минут пятого. Мне было тепло и лениво, я чувствовал себя полностью отдохнувшим и не хотел ни есть, ни пить. Пожалуй, — тут я прислушался к своим ощущениям в паху и в заднице — скоро мне опять захочется трахаться, в связи с чем вопрос только один: а есть ли с кем? Я зашевелился под одеялом, удивлённо отметил, что матрас снова застелен простыней, и, повернувшись на другой бок, обнаружил рядом мирно спящего Дана. Вид его выглядывающей из кокона пледа темноволосой макушки вызвал у меня двойную реакцию. Во-первых, я обрадовался и сентиментально расчувствовался оттого, что меня не оставили одного, а во-вторых, остро, до подтекающего смазкой ануса захотел секса. Тем не менее даже озабоченной омеге, вроде меня, было очевидно: ни один нормальный человек не обрадуется, если его разбудят в четыре утра. Будь он хоть сто пятьсот раз мне другом. Что ж, попробую как-нибудь справиться сам, решил я. Осторожно подкатился к Дану и принюхался — обычно я его запах не чувствовал, однако течка обострила моё обоняние, позволив различить слабый и возбуждающе вкусный аромат. Идеально. Я устроился поудобнее и, не удержав довольный вздох, взялся за член. Мелькнула мысль, что дрочить на спящего друга — это, к-хм, не совсем (или даже совсем не) правильно, однако я сердито от неё отмахнулся. Течные омеги правильными не бывают.
Конечно, это было не так классно, как член в заднице, но гораздо приятнее, чем прежняя моя дрочка. Я уже готовился к финалу — и марш-броску в ванную, — как Дан вдруг завозился, перевернулся и посмотрел на меня совершенно не сонным взглядом.
— И чем это ты тут занимаешься?
От его хрипловатого спросонья голоса у меня сладко засосало под ложечкой, и я поспешно напомнил себе, что, строго говоря, на секс в течение всей течки Данич не подписывался. Здравое и ужасно разочаровывающее соображение.
— Можно подумать, ты сам не понял, — грубовато буркнул я, садясь на постели. — Извини, что разбудил, пойду в душ.
— Извиняю, — Дан гипнотизировал меня немигающим чернильным взглядом. — Моя помощь точно не нужна?
Меня как молнией прошило вдоль позвоночника.