Алмазная колесница

Расчувствовавшийся Джонатан Ямада стиснул руку доктора что было мочи.

– Ой! – вскрикнул Твигс. – Больно!

Поднес руку к глазам. На нижней фаланге среднего пальца выступила капелька крови. Приказчик засуетился:

– Ради Бога простите! У меня перстень, старинный, родовой! Иногда проворачивается, великоват. Оцарапал? Оцарапал? Ах, ах! Мне нет прощения! Я перевяжу, я платком, он чистый!

– Не нужно, ерунда, – поморщился Твигс, зализывая ранку языком. – Так я сейчас. Обождите.

Прикрыл за собой дверь, подошел к столу и вдруг покачнулся – что-то потемнело в глазах. Схватился руками за край столешницы.

А приказчик, оказывается, не остался в коридоре, тоже влез в кабинет и теперь бесцеремонно шарил среди бумаг. Взял схему, поднес к глазам, кивнул.

Но Твигсу сейчас было не до странного поведения Джонатана Ямады, доктор чувствовал себя совсем нехорошо.

Он смотрел на фотопортрет Дженни, что стоял на тумбочке, помещенный в серебряную рамку, и не мог оторвать от карточки взгляда.

Подретушированная жена тоже смотрела на Ланселота, улыбалась ему доверчиво и ласково.

Все меняется,

Но не лицо на старой

Фотокарточке.





Дон-дон




Эраст Петрович спал недолго, то и дело поглядывая на часы, а в половине четвертого тихонько встал. С полминуты смотрел на спящую О-Юми, испытывая чрезвычайно сильное чувство, которое было бы непросто выразить словами: никогда еще мир не казался ему таким хрупким и одновременно таким прочным; он мог рассыпаться стеклянными осколками от малейшего дуновения ветра, а мог и выдержать напор самого неистового урагана.

Сапоги титулярный советник надел в коридоре. Тронул за плечо Масу, который сидел на полу перед кладовкой, опустив подбородок на грудь. Тот сразу вскинулся.

– Иди спать, – шепотом сказал Фандорин. – Нэру. Теперь я покараулю.

– Хай. – Маса зевнул, отправился к себе в комнату.

Подождав, пока оттуда донесется мирное, с причмокиваньем сопение (ждать пришлось не долее минуты), Эраст Петрович вошел к князю.

Кажется, Онокодзи успел неплохо обжиться в своем убежище. Полки с Масиными припасами и хозяйственными мелочами были завешены одеялом, на полу стояла погашенная лампа, на пустом ящике – остатки ужина. Сам князь безмятежно спал, приоткрыв в полуулыбке тонкие губы, – судя по всему, его сиятельство пребывал во власти каких-то сладостных сновидений. После О-Юми смотреть на спящего человека, да еще такого несимпатичного, Эрасту Петровичу показалось кощунством, к тому же происхождение чудесных сновидений сомнений не вызывало – у подушки поблескивал пустой шприц.

– Вставайте. – Фандорин потряс свидетеля за плечо. – Тс-с-с. Это я, не пугайтесь.

Но Онокодзи и не думал пугаться. Открыв мутные глаза, он улыбнулся еще шире – действие наркотика продолжалось.

– Вставайте, одевайтесь. Мы уходим.

– На прогулку? – хихикнул князь. – С вами, мой дорогой друг, хоть на край света.

Натягивая панталоны и штиблеты, пританцовывал, вертелся, да еще без умолку стрекотал – пришлось сказать, чтоб не шумел.

Из дома Фандорин вывел беспокойного спутника под локоть. Вторую руку на всякий случай держал в кармане, на рукоятке «герсталя», но вынимать револьвер не стал, чтоб не пугать князя.

Моросил дождь, пахло туманом. От свежего воздуха Онокодзи начал понемногу приходить в себя. Заоглядывался на пустынную набережную, спросил:

– Куда вы меня ведете?

– В более надежное место, – объяснил титулярный советник, и Онокодзи сразу успокоился.

– А я слышал в вашей квартире женский голос, – лукаво проговорил он. – И этот голос показался мне знакомым, О-очень знакомым.

– Не ваше дело.

До тридцать седьмого пирса идти было долго, дурман из князя успел выветриться. Он уже не болтал, все чаще нервно озирался по сторонам, но больше ни о чем не спрашивал. Должно быть, свидетелю сделалось холодно – его плечи мелко подрагивали. А может быть, дрожь была следствием укола.

Кажется, пришли. На низком годауне Фандорин увидел намалеванные белой краской цифры «37». От берега в море тянулся длинный причал, начало которого было освещено фонарем, а конец терялся во мраке. Там поскрипывали швартовочные канаты, чернели силуэты лодок.

Под ногами гулко зарокотали доски, где-то внизу плескалась вода.


Тьма была не такой уж кромешной, небо начинало сереть в предвкушении рассвета. Наконец, показалась оконечность пирса. Там торчала мачта большой лодки, а перед нею, на канатном пале сидел Асагава, в полицейской форме: было видно кепи и широкий плащ с пелериной.

Эраст Петрович облегченно выпустил локоть спутника, махнул инспектору рукой.

Тот тоже помахал в ответ. Идти до лодки оставалось шагов двадцать.

Как странно, подумал вдруг титулярный советник. Почему он не поднялся нам навстречу?

– Постойте-ка, – сказал Фандорин князю и сам остановился.

Тут сидящий встал, и оказалось, что ростом он гораздо ниже Асагавы. «Прислал вместо себя другого полицейского?» – пронеслось в голове Эраста Петровича, а рука уже тянула из кармана револьвер – береженого Бог бережет.

Дальше произошло невероятное.

Полицейский сдернул с головы кепи, сбросил плащ – и его не стало. Под одеждой никого не было, одна чернота!

Князь тонко вскрикнул, да и Фандорина охватил мистический ужас. Но в следующее мгновение мрак шевельнулся, и стало видно силуэт в черном, он быстро приближался.

Ниндзя!

С истошным воплем Онокодзи кинулся наутек, а вице-консул вскинул «герсталь» и выстрелил.

Черная фигура бежала не прямо, а зигзагами, то приседая, то отпрыгивая, и проделывала все эти маневры с непостижимой быстротой – Фандорин не успевал перемещать дуло.

Второй выстрел, третий, четвертый, пятый, шестой, седьмой. Неужто ни одна пуля не достигла цели? Ведь расстояние всего пятнадцать, десять, пять шагов!

Оказавшись в непосредственной близости от Эраста Петровича, человек-невидимка высоко подскочил и ногой выбил «герсталь» (впрочем, уже бесполезный) из руки ошарашенного Фандорина. Револьвер загрохотал по деревянному настилу, а вице-консул увидел прямо перед собой, в прорезях черной маски два глаза – будто два раскаленных уголька.

Увидев эти глаза один раз, забыть их было невозможно.

Он! Это он! Укротитель змей, человек без лица! Он жив!

Не понимая, как такое возможно, и вообще ничего уже не понимая, титулярный советник все же не намеревался отдавать свою жизнь задешево.

Снова, как с Сугой, принял боевую стойку и – ура! – сумел отбить локтем первый удар, нанесенный ногой. Теперь, согласно науке дзюдзюцу, следовало развить успех – перейти в атаку. Эраст Петрович сделал выпад (скорее уместный в боксе), но в противника не попал. Тот пропустил кулак над собой, пружинно распрямился, и ноги Фандорина оторвались от причала. Титулярный советник летел, переворачиваясь в воздухе, и, пока этот удивительный полет продолжался, ни о чем не думал. Потом, когда ударился головой о край причала, – тем более: увидел вспышку, услышал крайне неприятный треск, и все.

Но холодная вода, в которую с громким плеском упало тело побежденного вице-консула, вернула его в чувство. И первая мысль (еще до того, как вынырнул на поверхность) была: почему не убил? Булкокс наверняка приказал меня убить!

По лицу стекала кровь, звенело в ушах, но терять сознание Эраст Петрович не собирался. Ухватившись за скользкое бревно, он вцепился в поперечную сваю, подтянулся, кое-как вскарабкался на пирс.

Сквозь шум и плавающие перед глазами огненные круги пробилась вторая мысль. Что князь? Успел ли сбежать? Время на это у него было. Если успел, то где и как его теперь искать?

Но искать князя было не нужно. Эраст Петрович понял это, когда вдали, под единственным фонарем увидел темную кучу – будто набросали груду тряпья.

Пошатываясь, закрыв пальцами кровоточащую ссадину, Фандорин шел по причалу. Про человека-невидимку не думал, потому что твердо знал: если б тот хотел его убить – убил бы.

Прожигатель жизни лежал лицом вниз. Над воротником, глубоко уйдя в шею, блестела стальная звездочка. Титулярный советник выдернул ее двумя пальцами, из раны сразу засочилась кровь. Метательное оружие, догадался вице-консул, осторожно коснувшись остро наточенных краев звездочки. И, похоже, чем-то смазано.

Снова поразился: зачем человек-невидимка рисковал, уворачиваясь от пуль? Ведь мог кинуть эту штуковину, и дело с концом.

Наклонился (от резкого движения все вокруг закачалось), перевернул мертвеца на спину.

И увидел, что Онокодзи еще жив.

В открытых глазах плескался ужас, трепещущие губы ловили воздух.

– Нан дзя? Нан дзя? (Что это? Что это?) – пролепетал умирающий.

Должно быть, так и не понял, что за напасть с ним приключилась. Бежал сломя голову, ничего вокруг не видел, вдруг удар ниже затылка…

– Это был ниндзя. Его подослал Булкокс, – сказал Фандорин, борясь с головокружением. – Я отвезу вас к врачу. К доктору Твигсу.

Но было очевидно, что никакой врач князю не поможет, у того уже зрачки закатывались.

Вдруг он сморщился, напряг все свои силы и медленно, но отчетливо произнес:

– Не Булкокс… Дон…

– Что?

– Дон… Цурумаки.

И все. Челюсть, дрогнув, отвисла. Из-под приоткрытых век виднелись одни белки.