Баллада о змеях и певчих птицах

Основной части учеников велели прийти без четверти восемь, и в зале пока присутствовали лишь ранние пташки – действующие менторы и несколько безгласых, наводивших порядок в помещении. Кориолан виновато покосился на Юнону Фиппс, которая сидела с Домицией и обсуждала стратегию, хотя могла бы еще поспать. Она не очень ему нравилась, потому что вечно кичилась своей семейной родословной, словно его род был хуже, однако прошлой ночью Юноне крупно не повезло. Кориолану стало интересно, как распорядители объявят о гибели Бобина и что он сам при этом почувствует. Кроме тошноты, разумеется.

В то утро ученикам подали только чай, и Фест принялся ворчать:

– Если уж велели нам прийти пораньше, то могли бы и завтраком накормить!.. Что у тебя с лицом?

– С велосипеда упал, – сообщил Кориолан достаточно громко, чтобы слышали все. Он бросил пакет с последним рулетом Фесту, радуясь, что может угостить одноклассника. Криды кормили его гораздо чаще, чем Кориолану хотелось помнить.

– Спасибо! Выглядит здорово, – обрадовался Фест, принявшись за еду.

Стали подходить и другие ученики.

Хотя солнце взошло несколько часов назад, на арене мало что изменилось, не считая исчезновения тела Марка.

– Наверное, убрали, – предположил Щенок. Только Кориолан знал, что оно так и лежит возле баррикады, где они с Сеяном уронили его прошлой ночью, просто камеры туда не направляют.

Пробило восемь, и все встали, чтобы спеть гимн. Кориолан заметил, что его одноклассники наконец начали запоминать слова. На экране появился Счастливчик Фликермен и поздравил всех со вторым днем Голодных игр.

– Пока вы спали, случилось кое-что важное! Ну как, посмотрим?

Трансляция переключилась на арену. Сначала дали общий план, потом камера медленно повернулась к баррикаде, и оператор приблизил изображение. Как Кориолан и подозревал, тело Марка лежало там, где они с Сеяном его бросили. На бетонной плите невдалеке от него виднелись истерзанные останки Бобина. Все выглядело гораздо хуже, чем запомнилось Кориолану. Окровавленные конечности, выбитый глаз, распухшее до неузнаваемости лицо… Неужели это он сотворил такое с другим юношей? Мертвый Бобин казался совсем мальчишкой. Видимо, Кориолан был не в себе, запутался в темной паутине ужаса и не ведал, что творит. На лбу его выступил пот, и ему захотелось как можно скорее покинуть зал, выбежать из здания и никогда сюда не возвращаться. Разумеется, об этом не могло быть и речи. Он же не Сеян!

Камера надолго застыла на трупах, затем трансляцию вновь переключили на Счастливчика, который гадал, кто мог совершить это преступление. Внезапно настроение его резко переменилось.

– Одно мы знаем точно: нам есть что отпраздновать! – С потолка посыпалось конфетти, и Счастливчик бешено задудел в пластмассовый рожок. – Мы только что достигли середины пути! Все верно, двенадцать трибутов выбыло, двенадцать осталось! – Из его руки вылетела гирлянда ярких платков. Ведущий закружился в танце, размахивая ею над головой и испуская радостные возгласы. Наконец он угомонился и принял грустный вид. – Увы, также это означает, что настала пора прощаться с мисс Юноной Фиппс. Липид?

Липид уже стоял наготове возле ряда, где сидела ни о чем не подозревавшая Юнона, и ей пришлось излить все свое разочарование на камеру. Кориолан ожидал от нее большего достоинства. Юнона с кислой миной захлопнула кожаную папку с гербом Фиппсов.

– Все это дурно пахнет! – заявила она Липиду. – Почему мой трибут оказался рядом с телом Марка? Кто его перенес? И как именно погиб Бобин? Я даже представить не могу, что произошло. Видимо, тут играют по-грязному!

В голосе репортера прозвучало неподдельное удивление:

– Что ты имеешь в виду под грязной игрой? Ведь на арене чего только не бывает!

– Откуда мне знать?! – продолжала кипятиться Юнона. – Для начала пусть покажут повтор событий прошлой ночи!

Размечталась, подумал Кориолан – и вдруг понял, что запись в самом деле существует. Доктор Галл и директор Хайботтом смотрели в фургоне обе версии – настоящую и затемненную для публики. Даже на первой записи вряд ли можно было многое разобрать, и все же ему стало тревожно. Если история с Бобином всплывет…

Липид не стал задерживать настырную неудачницу Юнону, в отличие от Феликса неспособную принять поражение с честью, и поспешно ее спровадил, утешительно похлопав по спине.

Усыпанный конфетти Счастливчик тоже остался равнодушен к ее недовольству. Он наклонился к камере с едва сдерживаемым ликованием.

– Как вы думаете, что теперь? А теперь будет большой-пребольшой сюрприз! Особенно это касается наших двенадцати оставшихся менторов!

Кориолан едва успел обменяться с друзьями вопросительными взглядами, как Счастливчик пронесся по студии и очутился в компании Сеяна, сидящего бок о бок со своим отцом, Страбоном Плинтом, чье суровое лицо казалось высеченным из того самого гранита, которым славился его дистрикт. Счастливчик плюхнулся в кресло и похлопал Сеяна по ноге.

– Сеян, мне так жаль, что мы не смогли пообщаться вчера по поводу кончины твоего трибута, Марка! – Сеян посмотрел на него с недоумением. Счастливчик словно впервые заметил ссадины на его лице. – Что с тобой стряслось? Ты как будто сам принял участие в Играх!

– Я упал с велосипеда, – хриплым голосом пояснил Сеян, и Кориолан поморщился. Два падения с велосипеда за один день – уже многовато.

– Ну надо же! Кстати, у тебя есть отличная новость, которой ты хотел с нами поделиться! – напомнил Счастливчик и ободряюще кивнул.

Сеян опустил глаза. Хотя они с отцом не обменялись ни словом, стало ясно, что между ними идет незримая битва.

– Да, – наконец произнес Сеян. – Мы, семья Плинтов, рады сообщить, что оплатим обучение в Университете тому ментору, чей трибут победит в Голодных играх.

Щенок испустил радостный вопль, остальные менторы обменялись улыбками. Кориолан знал, что большинство из них в деньгах особо не нуждались, однако такое достижение стало бы предметом гордости любого ученика.

– Сенсация! – вскричал Счастливчик. – Представляю, как взволнованы наши двенадцать участников! Признавайся, Страбон, идея учредить приз Плинтов принадлежит тебе?

– Вообще-то идея возникла у моего сына, – проговорил Страбон, изогнув уголки губ в подобии улыбки.

– Ну что ж, это очень щедрый и уместный жест, особенно в свете поражения Сеяна. Может, в Играх вы и не победили, зато заслужили приз за правильный спортивный дух! От лица Капитолия говорю вам обоим большое спасибо! – Счастливчик расплылся в улыбке, однако ответа Плинтов не дождался, поэтому взмахнул рукой. – А теперь пора вернуться на арену!

От таких новостей голова Кориолана пошла кругом. Сеян был прав насчет привычки Страбона скрывать возмутительное поведение своего сына с помощью щедрых жестов. Разумеется, ситуация требовала решительных мер. Особой реакции от свидетелей вчерашнего эпизода с креслом в Хевенсби-холле не последовало, но все наверняка его обсуждали. Вряд ли премия для ментора-победителя обошлась слишком дорого, учитывая обстоятельства. Другое дело, на что готов Плинт ради того, чтобы скрыть от публики вчерашнюю вылазку Сеяна на арену? Не собирается ли он купить молчание Кориолана?

«Не важно, это сейчас не важно», – сказал себе Кориолан. Гораздо лучшей новостью была возможность получить приз Плинтов. От Академии он не зависел, так что ни директор Хайботтом, ни даже доктор Галл права голоса тут не имели. Полная стипендия освободит Кориолана от их власти и уберет с его плеч тяжкий груз беспокойства о своем будущем! И без того высокие ставки Десятых Голодных игр теперь взлетели до самой стратосферы! «Сосредоточься, – велел себе Кориолан, медленно вдыхая и выдыхая. – Сосредоточься на Люси Грей».

Хотя что он мог сделать, пока она не покажется? За утро публике удалось увидеть мало кого из трибутов. Коралл и Мизен побродили вдвоем по арене, собирая еду и напитки, посланные Фестом и Персефоной, их менторами. Последние постоянно находились вместе, пытаясь разработать удачную стратегию для своих подопечных, и Кориолан понял, что Фест начал на нее западать. Следует ли говорить лучшему другу, что его возлюбленная – каннибал? Увы, никакого свода правил на этот счет не существовало.

Вернувшись с обеда, менторы обнаружили на помосте лишь двенадцать кресел – только для тех, чьи трибуты еще оставались в Играх.

– Распорядители придумали, – пояснила Сатирия. – Публике так легче отслеживать, кого считать соперником. По мере того как ваших трибутов будут убивать, мы продолжим убирать кресла.


– Как в детской игре «музыкальные стулья», – с довольным видом кивнула Домиция.

– Только в нашей игре гибнут люди, – заметила Лисистрата.

Решение столкнуть проигравших с помоста еще больше разозлило Ливию, и Кориолан обрадовался, что она пересела к остальным ученикам, и ему не придется слушать ее язвительные комментарии. С другой стороны, теперь стало сложнее избегать Клеменсии, беспрестанно сверлившей его взглядом. Он сел на последний ряд вместе с Фестом и Лисистратой и попытался изобразить бурную деятельность.

День клонился к вечеру, и голова Кориолана становилась все тяжелее и тяжелее. Пару раз Лисистрате пришлось толкать его локтем в бок, чтобы не заснул. Пожалуй, еще повезло, что день выдался бедным на события. Трибуты почти не показывались, Люси Грей тоже сидела в укрытии.

И только к концу второго дня Голодные игры наконец порадовали зрителей тем, ради чего затевались. Девушка-трибут из Дистрикта-5, невзрачная худышка из числа тех, кого Кориолан считал стадом немытых дикарей, вышла на трибуны в дальнем конце арены. Счастливчик ее имени так и не вспомнил, зато назвал ее ментора – столь же неприметную Ифигению Мосс, чей отец возглавлял Министерство сельского хозяйства и заведовал поставками продовольствия во всем Панеме. Вопреки ожиданиям, Ифигения была худой – чуть ли не на грани истощения, часто отдавала свой завтрак одноклассникам и порой падала в голодные обмороки. Клеменсия однажды рассказала Кориолану, что только так бедняжка может отомстить папаше, но от подробностей воздержалась.

Как и следовало ожидать, Ифигения принялась посылать своему трибуту всю еду, какая у нее была. Едва беспилотники замелькали над ареной, как из тоннелей вылезли Мизен, Коралл и Теннер, сбившиеся в стаю еще прошлой ночью, и начали охоту. После недолгой погони троица окружила девушку, и Коралл прикончила ее ударом трезубца в горло.

– Ну вот и все! – воскликнул Счастливчик, так и не вспомнив имени трибута. – Липид, что может сказать нам ее ментор?

Ифигения уже сама разыскала Липида.

– Ее звали Соль или Сэль. У нее был забавный акцент. Больше мне добавить нечего.

Липид с нею согласился.

– Молодец, что помогла ей дотянуть до второй половины, Альбина!

– Ифигения, – бросила девушка через плечо, спускаясь с помоста.

– Точно! – не смутился Липид. – И это значит, что осталось одиннадцать трибутов!

«И теперь между мной и призом стоят всего десять трибутов», – подумал Кориолан, глядя, как безгласый уносит кресло Ифигении. Ему очень хотелось послать Люси Грей еду и воду. Что случится, если сделать это, не зная ее местонахождения? На экране стая трибутов забрала подарки Соль или Сэль и направилась к тоннелям – вероятно, чтобы немного отдохнуть перед наступлением ночи. Может, стоит рискнуть?

Кориолан шепотом посовещался с Лисистратой, которая предложила отправить два беспилотника одновременно.

– Мы ведь не хотим, чтобы наши трибуты совсем ослабели без еды и воды. Вряд ли за последние пару дней Джессап хоть что-нибудь съел. Давай подождем и посмотрим – вдруг они попытаются с нами связаться. Дадим им время до перерыва на ужин.

Однако Люси Грей появилась как раз в тот момент, когда учеников отпустили домой. Она выскочила из тоннеля и помчалась что было сил. Распущенные волосы развевались на бегу.

– Где Джессап? – встревожилась Лисистрата. – Разве они не вместе?

Не успел Кориолан высказать свое предположение, как тот, пошатываясь, вышел из того же тоннеля, откуда выбежала Люси Грей. Сначала Кориолан подумал, что Джессап получил рану, возможно, защищая Люси Грей. Но что же тогда послужило причиной ее поспешного бегства? Другие трибуты?

Камера приблизилась к Джессапу, и стало ясно: он болен, а не ранен. Двигаясь рывками, в лихорадочном возбуждении он несколько раз замахнулся на солнце, припал к земле и почти сразу же вскочил. Впервые с начала Игр камера показала его крупным планом.

Кориолан задумался, не удалось ли Люси Грей его отравить, потом отмел эту мысль. Как защитник, Джессап был слишком ценен, особенно с учетом стаи, в которую прошлой ночью сбились трибуты. Чем же он болен?

Можно было долго гадать, что же случилось с Джессапом, вариантов более чем хватало, – если бы не предательская пена, которая вдруг появилась у него на губах.





Глава 17




– Бешенство, – прошептала Лисистрата.

Во время войны в Капитолии вспыхнула целая эпидемия. Поскольку врачи были нужны армии, а из-за бомбежек поставки еды и лекарств стали нерегулярными, то медицинского обслуживания не хватало даже людям (как, к примеру, не повезло матери Кориолана), не говоря уж об избалованных домашних питомцах. Прививка для кошки не входит в список приоритетов, когда хозяин едва наскребает денег на хлеб. Источник заражения так и остался предметом споров: то ли следовало винить больного койота, пришедшего с гор, то ли напавшую в ночи летучую мышь, но разнесли заразу по городу собаки. Лишившись хозяев, они голодали и скитались по улицам. Потом стали болеть люди. Смертельно опасный вирус распространялся с невероятной скоростью и убил более десятка жителей Капитолия, пока программа вакцинации не взяла его под контроль.

Кориолан вспомнил плакаты, предупреждающие о тревожных симптомах у животных и у людей. Бешенство стало еще одной потенциальной угрозой в его и без того неуютном мире. Перед глазами так и стоял Джессап, прижимающий носовой платок к укушенной шее.

– Крыса укусила?

– Нет, – покачала головой Лисистрата, сама не своя от потрясения и грусти. – Крысы бешенство практически не переносят. Вероятно, один из тех паршивых енотов.

– Люси Грей сказала, что он упоминал какого-то мохнатого зверька, поэтому я решил… – Кориолан умолк. Не важно, кто именно укусил Джессапа. Как ни крути, он обречен. Похоже, он заразился две недели назад. – Болезнь развилась быстро, правда?

– Очень быстро, потому что его укусили в шею. Чем скорее вирус попадает в мозг, тем скорее умираешь, – объяснила Лисистрата. – Вдобавок он сильно ослабел от голода.

Она знала, о чем говорит. Вероятно, в семейном кругу Викерсов подобные темы обсуждались за столом, в свойственной им спокойной врачебной манере.

– Бедняга Джессап, – вздохнула Лисистрата. – Какая ужасная его ждет смерть…

Распознав симптомы, зрители заволновались. По залу прокатилась волна полных страха и отвращения комментариев.

– Бешенство! Когда же он заболел?