Баллада о змеях и певчих птицах

Только что закончилось занятие по курсу военной стратегии с углубленным изучением предмета, которое вела доктор Галл, а перед этим он провел все утро в Цитадели, где проходил стажировку. На самом деле Кориолан давно стал полноправным членом команды. Уже вовсю шла работа над привлечением зрителей к просмотру следующих Голодных игр. Именно Сноу обратил внимание на то, что жители дистриктов не имеют в Играх личной заинтересованности, не считая жизней пары трибутов, которых могут даже не знать. Победа трибута должна стать победой всего дистрикта. Пока решили следующее: если трибут завоюет корону победителя, каждому жителю дистрикта вручат продовольственный паек. Чтобы повысить качество возможных добровольцев, Сноу предложил построить в дистриктах так называемые Деревни Победителей, где в отдельных домах будут селиться трибуты-победители. Для обитателей лачуг это должно стать отличным стимулом. Плюс весомый денежный приз. В результате в долгосрочной перспективе они получат достойных игроков.

Сноу любовно погладил наплечную сумку из мягкой кожи – подарок Плинтов к началу учебного года. Он до сих пор путался с тем, как их называть. С «ма» он свыкся довольно быстро, однако называть Страбона Плинта отцом у него язык не поворачивался. Они его вовсе не усыновили – ведь ему уже исполнилось восемнадцать, скорее назначили своим наследником. Кориолан ни за что не расстался бы с фамилией Сноу, даже ради целой военно-промышленной империи.

Все произошло естественно: его возвращение, их горе, объединение двух семей. Смерть Сеяна подкосила Плинтов. Страбон выразился просто: «Моей жене не для кого жить. Мне, кстати, тоже. Ты потерял родителей, мы – сына. Думаю, что вместе нам будет легче». Он выкупил апартаменты Сноу, чтобы им не пришлось переезжать, а апартаменты Дулиттлов этажом ниже – для себя и «ма». Шли разговоры о перепланировке, винтовой лестнице и, возможно, внутреннем лифте, но спешить не стали. «Ма» и так наведывалась каждый день, помогая с Мадам-Бабушкой, которая быстро смирилась с появлением новой «горничной». С Тигрис они прекрасно поладили. Теперь Плинты оплачивали буквально все: налог на апартаменты, учебу Кориолана в Университете, услуги повара. Также они выделили ему щедрое пособие. Это пришлось кстати, поскольку, хотя он и перехватил отправленный Тигрис конверт с деньгами, университетская жизнь обходилась недешево. Страбон не требовал отчета о расходах и не возражал против нескольких дополнений к гардеробу; наоборот, ему было приятно, когда Кориолан с ним советовался. Они сошлись на удивление легко. Временами юноша почти забывал, что старина Плинт родом из дистрикта.

Сегодня Сеяну могло бы исполниться девятнадцать, и они решили устроить скромный поминальный ужин. Сноу пригласил Феста с Лисистратой, поскольку они относились к Сеяну лучше других одноклассников и могли сказать о нем что-нибудь приятное. Он собирался вручить Плинтам коробку с личными вещами Сеяна, но сперва нужно было закончить одно дело.

Прогулка до Академии взбодрила Кориолана, в голове у него прояснилось. Он даже не удосужился записаться на прием, предпочитая нагрянуть неожиданно. Учеников отпустили час назад, и его шаги гулко отдавались в пустых коридорах. Стол секретаря пустовал, поэтому Кориолан прошел прямо к двери и постучал. Директор Хайботтом сгорбился над столом и выглядел совсем плохо: сильно похудел, руки тряслись.

– Чем обязан такой чести? – спросил он.

– Я надеялся получить обратно пудреницу моей матери, если она вам больше не нужна, – объявил Сноу.

Директор Хайботтом сунул руку в ящик и швырнул пудреницу на стол.

– Это все?

– Нет. – Кориолан достал из сумки коробку Сеяна. – Сегодня я хочу вернуть личные вещи Сеяна его родителям. Не знаю, что делать с этим. – Он выложил содержимое коробки на стол и поднял аттестат в рамке. – Вряд ли вам хочется, чтобы он где-нибудь всплыл. Диплом Академии, врученный изменнику.

– Какая похвальная сознательность, – заметил директор Хайботтом.

– Результат службы миротворцем. – Сноу перевернул рамку, отогнул зажимы и вытащил аттестат. Потом, словно повинуясь внезапному порыву, заменил его семейным фото Плинтов. – Пожалуй, так его родителям понравится больше. – Оба уставились на остатки жизни Сеяна. Затем Кориолан смел три флакона с лекарствами в мусорное ведро возле стола. – Чем меньше плохих воспоминаний, тем лучше.

Директор Хайботтом смерил его взглядом.

– С каких это пор ты обзавелся сердцем? Неужели Дистрикт-12 так на тебя повлиял?

– Скорее Голодные игры, – поправил его Сноу. – И этим я обязан вам, поскольку именно вы их придумали.

– Не только я, половина заслуги в этом грязном деле принадлежит твоему отцу, – сообщил директор.

Сноу нахмурился.

– Что вы имеете в виду? Я думал, что Голодные игры – ваша идея, которая пришла вам в голову в Университете.

– Доктор Галл вела у нас один предмет, который я едва не завалил, потому что испытывал к ней непреодолимое отвращение. Мы разбились на пары для финального проекта, и я был с моим лучшим другом – Крассом, разумеется. Нам задали придумать наказание для врагов настолько суровое, чтобы они никогда не забыли, как перед нами провинились. Я всегда любил головоломки и создал нечто до абсурдного простое и в то же время изящное: изуверство чистой воды, ловко замаскированное под спортивное мероприятие. Развлечение. Я напился, а твой отец продолжал мне подливать, играя на моем тщеславии, пока я не облек всю эту затею в плоть и кровь. Он уверял, что это шутки ради и никуда дальше не пойдет. Наутро я проснулся в ужасе от того, что натворил, хотел порвать свой проект на мелкие кусочки, но было поздно. Твой отец взял и отнес его доктору Галл, не спросив моего разрешения. Оценка ему, видишь ли, понадобилась. Я так его и не простил.

– Он мертв, – напомнил Сноу.

– Зато она жива! – резко бросил директор Хайботтом. – Моя идея была чисто умозрительной и не предполагала практического применения. Кто, кроме самого подлого чудовища, додумался бы претворить ее в жизнь? После войны Галл извлекла на свет мой проект и представила меня Панему как создателя Голодных игр. В ту ночь я впервые попробовал морфлинг… Я надеялся, что рано или поздно эти отвратительные Игры канут в забвение, но нет. Доктор Галл взяла их в свои руки, как и меня, и проводит их уже на протяжении десяти лет.

– Голодные игры, безусловно, подтверждают ее взгляд на человечество, – заметил Сноу. – Особенно благодаря участию детей.

– И зачем же ей дети? – спросил директор Хайботтом.

– Мы считаем их невинными. А если даже самые невинные из нас превращаются на Голодных играх в убийц, о чем это говорит? По своей природе все мы жестоки, – объяснил Кориолан.

– И склонны к саморазрушению, – пробормотал директор.

Сноу вспомнил рассказ Плюриба о ссоре между его отцом и Хайботтомом и процитировал письмо:

– Как мотыльки на огонь. – Директор прищурился, но Кориолан лишь улыбнулся и сказал: – Ясно, что вы меня просто проверяете. Вы знаете ее гораздо лучше, чем я.

– Сомневаюсь. – Директор Хайботтом поводил пальцем по серебряной розе на пудренице. – Итак, что же она сказала тебе на прощанье?

– Доктор Галл? – спросил Сноу.

– Твоя певчая птичка, – пояснил директор. – Когда ты уезжал из Двенадцатого, ей было грустно с тобой расставаться?

– Полагаю, грустно было нам обоим. – Сноу положил пудреницу в карман и собрал вещи Сеяна. – Мне пора. Сегодня привезут новую мебель для гостиной, и я обещал кузине присмотреть за грузчиками.

– Ну, тогда иди, – сказал директор Хайботтом. – Возвращайся в свой пентхаус.

Сноу не хотелось обсуждать Люси Грей ни с кем, тем более с директором. Улыба прислал ему письмо на старый адрес Плинтов, где упоминал о ее исчезновении. Все думали, что Люси Грей убил мэр, но доказать не могли. Что касается ее ансамбля, то новый командир базы, сменивший Хоффа, первым делом запретил представления в Котле, заявив, что от музыки одни неприятности.

«Да, – подумал Сноу. – Совершенно верно».

Значит, судьба Люси Грей стала загадкой, как и судьба той маленькой девочки из жутковатой баллады, в честь которой она получила свое имя. Интересно: жива она, мертва или стала призраком, бродящим в глуши? Кто знает… Да и не важно – их обеих погубил снег. Бедная девочка-призрак, поющая со своими птицами.

В полночь, в полночь

К дубу приходи,


Станем мы свободны, крикну я «беги!».





Пусть себе летает по Дистрикту-12, ведь ни ей, ни ее сойкам-пересмешницам никогда не удастся ему навредить.

Порой Сноу вспоминал приятные моменты и почти мечтал, чтобы все закончилось иначе. Впрочем, если бы он остался, у них все равно бы ничего не вышло. Просто они слишком разные. К тому же любовь вредна – она делает человека глупым и уязвимым. Если он и женится, то выберет женщину, которая не сможет затронуть его сердце. Даже скорее ту, кого будет ненавидеть, чтобы она не смогла им манипулировать, как Люси Грей. Никакой ревности, никакой слабости. Ливия Кардью подошла бы идеально. Кориолан представил их вместе – президент и первая леди – на открытии Голодных игр через несколько лет. Когда он будет править Панемом, то Игры, разумеется, сохранит. Люди станут называть его безжалостным и жестоким тираном. Зато он обеспечит им выживание, даст шанс развиваться. Разве человечество может мечтать о большем? В самом деле, оно должно быть ему благодарно.

Сноу прошел мимо ночного клуба Плюриба и чуть улыбнулся. Крысиный яд можно раздобыть в разных местах, но он тайком подобрал щепотку именно на задворках этого заведения. Дома пришлось потрудиться, запихивая его во флакончик с морфлингом, к тому же в перчатках это было вдвойне неудобно. В конце концов ему удалось насыпать туда достаточное количество. На всякий случай Сноу хорошенько протер флакон. У директора Хайботтома не возникло ни малейших подозрений, когда он достал флакон из мусорного ведра, открутил крышечку и капнул морфлинг на язык. Хотелось надеяться, что директор испустил последний вздох, осознав неизбежность того, что однажды поймет весь Панем.

Сноу всегда берет верх.





Благодарности




Я хочу поблагодарить своих родителей за любовь и поддержку моего творчества: моего отца за то, что с ранних лет учил меня философии эпохи Просвещения и обсуждал со мной теорию естественного состояния; и мою маму, специалиста по английской филологии, за привитую мне любовь к чтению и долгие счастливые часы за фортепиано.

Мой муж, Кэп (Чарльз) Прайор, и мой литературный агент, Розмари Стимола, уже давно мои первые читатели. Их вклад в ранние наброски романа, в развитие образа молодого Кориолана Сноу и его послевоенного мира совершенно бесценен и, без сомнения, избавил моих редакторов от бесчисленных головных болей. И если говорить о редакторах, то никогда еще на скамейке запасных автора не сидело столь талантливых и увлеченных своим делом людей! На этот раз они прибывали волнами, начиная с удивительной Кейт Иган, которая так умело провела меня через все десять моих книг, и Дэвида Левитана, моего самого лучшего редактора, который был везде одновременно – придумывал название, обрезал громоздкие отрывки и организовал тайные передачи рукописи во время постановки пьесы «Кориолан» на фестивале «Шекспир в парке» (Нью-Йорк). Вторая волна принесла одаренную и проницательную пару – Джен Риз и Эмили Сайф, за которыми последовали зоркие, как орлы, Рэйчел Старк и Джой Симпкинс, не оставившие без внимания ни единой детали. Я глубоко благодарна вашим светлым умам и горячим сердцам за помощь в создании этой истории!

Приятно было снова оказаться в надежных руках потрясающей команды «Сколастик Пресс»! Рэйчел Коун, Лизетт Серрано, Трейси Ван Страатен, Элли Бергер, Дик Робинсон, Марк Зайденфельд, Лесли Гарич, Джош Берловиц, Эрин О’Коннор, Мэйв Нортон, Стефани Джонс, Джоанна Мохика, Андреа Дэвис Пинкни, Билли Димичеле и весь торговый отдел «Сколастик» – большое вам спасибо!

Особая благодарность – Элизабет Б. Паризи и Тиму О’Брайену, которые поразили меня сказочной обложкой для моей новой книги, выполненной в духе трилогии «Голодные игры» и в то же время уникальной.

Огромное восхищение и благодарность выражаю всем, кто участвовал в создании песен, которые звучат в мире Панема. Три классические песни в публичном доступе: «В тихой долине», «Клементина» и «Живи и радуйся жизни», последняя из которых написана Адой Блэнкхорн (слова) и Ж. Говардом Энтвайлом (музыка). Стихотворение «Люси Грей» сочинил Уильям Вордсворт в 1799 году, и оно вошло в «Лирические баллады». Слова в этих песнях я немного изменила, чтобы они больше подходили для ансамбля Люси Грей. Остальные тексты песен – оригинальные. «Баллада Люси Грей Бэйрд» – это вариация традиционной балладной мелодии, которая долгое время сопровождала рассказы о печальном конце повес, бардов, солдат, ковбоев и т. д. Две другие песни впервые появились в трилогии «Голодные игры». В киноверсии романа музыку для колыбельной написали Т. Боун Бернетт и Симона Бернетт, а музыку для «Дерева висельника» сочинили Иеремия Калеб Фрейтс и Уэсли Кит Шульц из «The Lumineers», аранжировку сделал Джеймс Ньютон Говард.

Постоянная благодарность моим замечательным агентам – вышеупомянутой Розмари Стимола и моему представителю в индустрии развлечений Джейсону Дравису, на которого я полностью полагаюсь во всем, что касается издания моих книг и их экранизации, при содействии наших «орлов юриспруденции», Дженис К. Нельсон, Элеонор Лакман и Дайан Голден.

Я хотела бы передать привет моим друзьям и семье, особенно Ричарду Реджистеру, который всегда готов откликнуться, а также Кэпу, Чарли и Иззи, которые отнеслись к написанию этой книги с терпением и юмором. И, наконец, всем читателям, которые вложили деньги в истории Китнисс, а теперь и Кориолана: я искренне благодарю вас за то, что вы прошли со мной этот путь!



* * *





notes


Примечания




1




Перевод А. Шипулина.





2




Перевод А. Шипулина.