Белое солнце дознавателей

— И да осенит Пресветлая дланью своей великий род Фениксов…

— … великий род Фениксов…

— …хранящих Империю!

— …хранящих Империю… — закончили все нестройно.

Я выпрямилась, но смотрела в пол — два-три, два-три. Два-три. Я считала вдохи и выдохи, повторяя дыхательную гимнастику. Рука с мелом дрожала, и я сжала её в кулак.

Сука.

Великий, за что ты не любишь так дщерь свою?

Я бы подготовилась, учла все, но совершенно не готова была встретить Феникса здесь и сейчас. Вот так.

Кантор говорил, что сегодня — день посещений значимых мест Хали-бада, маршрут заранее согласован. Академия тоже в списке? Иначе что ему делать здесь именно сейчас?

— Продолжать! — отрывистая команда сопровождающего прозвучала, как удар хлыста, и Рябой почти подпрыгнул на месте.

Таджо я не видела боковым зрением — он стоял чуть позади, но от напряжения, которое от него исходило — шея покрылась мурашками. Второго наследника не было и в его расчетах.

— … продолжать… слушаюсь… прения… прения… — заблеял он тонко, но потом прокашлялся, выпрямился и продолжил совершенно нормальным — магистерским тоном. — Леди изъявила желание продемонстрировать красоту своих мыслей и подтвердить расчеты сира Таджо… леди прошу…

Палочка мела в руке скользила — пальцы стали влажными. Я посмотрела наверх — они заняли почти два последних ряда полностью. Геб спустился вниз — к кафедре, и сидел — один единственный на этой стороне аудитории, вжав вихрастую голову в плечи, как будто хотел стать незаметнее. Малыш Сяо наоборот поднялся наверх, и почтительно вытянувшись, стоял за спинами ревизоров-дознавателей, которые изучали свиту второго Наследника, как любопытный экспонат в музее эпохи грани. Контраст ошеломлял — суровая стена менталистов в черном, против свиты, разряженной в пух и прах — драгоценности и кольца переливались на свету, от разноцветных одежд рябило в глазах.

Повинуясь жесту лилейно-белой руки, один из сопровождающих послушно склонился к Наследнику.

Номер семь. В моем списке. Пара мгновений, и он озвучивает волю Феникса вслух.

— Представьтесь! Его огненное сиятельство желает знать, кто участвует в прениях!

Рябой проговорил свои регалии первым. Торопливо и сбивчиво. Но без приставки сир, все смотрелось… жалко. Шахрейн представился так, как будто находился в Управлении — отрывисто, сухо, и четко. Я слушала голос Шаха, цепляясь за привычные интонации, как за якорь — пока он говорит так, все хорошо. И… Таджо за спиной — это … хорошо.

— …сира Вайю Юстиния Блау, вторая Наследница клана Блау, — произнесла я, когда подошла моя очередь. — Приветствует второго наследника рода Фениксов.

Ещё один жест и слуга снова склонился ниже, чтобы лучше слышать.

— Род северных «породнившихся». Прорывы тварей доставили много неприятных мгновений всем за последний сезон. Его сиятельство рад, что сейчас на Севере… всё спокойно. Крепкие провинции — это залог мира в Империи, — повторил он слова Наследника на всю аудиторию.

Я послушно опустила голову и стиснула зубы.

Сука.

Насмешка в голосе слуги не звучала, но читалась. Блау и никто из «породнившихся» никогда не будет равен Фениксам. И нам не уставали напоминать об этом.

Фениксы — те, кто правят Империей и… миром. Фениксы, те, кто ведут свой род от эпохи Грани. Фениксы — те, кто решают, будут Блау жить или умрут, за кого нам выходить замуж, жениться, те, кто всегда оставляет за собой последнее слово. Угроза Блау и Северу.

И я ненавидела Фениксов.

— Продолжать! — мерзкий голос зычно повторил команду, и я послушно развернулась к доске, сжав кусочек мела пальцами.

Этот слуга — умрет. И пошло оно всё.

Всё. В задницу. К грани. К демонам. К псакам. Достало.

Он — умрет. Номер семь в моем списке.

Надоело. Думать, планировать, рассчитывать — это не мое.

Слишком предан второму Фениксу, чтобы мы могли договориться. И мне нечего предложить ему… кроме смерти.

Клокотавшая внутри ярость не унималась, а требовала. Я почти чувствовала, как энергия взлетает по меридианам вверх, с гудящим ревом наполняет спираль силой, поднимаясь по орбитам.

Шум в ушах, кровь толчками двигается по венам, вторя отдаленным раскатам барабанной дроби…

Слуга — умрет. Хотя бы он. Хотя бы.

И я прикусила губу до крови. Боль — это хорошо. Боль — возвращает ясность.

Не сейчас. Рано, Блау.

Но он — умрет. И ещё до того, как я покину Юг.

Внутренние демоны требовали крови, требовали справедливости, требовали сделать хоть что-нибудь, чтобы почтить павших. Почтить тех, кого уже нет с нами.


Умрет.

Иероглиф «смерть» я вывела на доске машинально — не закончила только последний штрих — Таджо дернулся и переместился, чтобы встать за спиной.

— Леди Блау! Вы можете передумать… я настоятельно советую вам сесть, — прошипел почти беззвучно мне в макушку.

Я провела пальцем стирая написанное, и нерешительно поставила мелом точку.

Думай, Блау, думай!

От взглядов, направленных на меня сверху горела спина.

Зачем я встала с места, Великий? Думай, Блау!

— Леди, — позвал рябой вежливо. Так вежливо, что почти заломило зубы.

Не высовываться. Не выделяться. Не тогда, когда второй Феникс за спиной. Слишком рано. Слишком рано, Великий!

Грань и ее порождения! Остается делать то, что у меня получается лучше всего. Помоги, Великий!

Я крутанулась на месте — юбки взвихрились вокруг ног, обернулась в зал, нашла взглядом его псаково сиятельство и… выполнила глубокий традиционный поклон, которым каждая сира должна приветствовать любого императорского отпрыска. Уважение и ничего более. Строго по этикету.

И потом сделала четыре шага в сторону, остановившись напротив первой диаграммы Таджо.

— Я решила начать с первой схемы, — пояснила я громко и очень любезно. Специально для Рябого.

Мел скрипнул — линия поползла не туда, но я выровнялась, и, почти высунув язык от усердия — начала чертить поверху.

Линии ложились кучно и неровно — Фей-Фей просто не смогла бы смотреть на такое издевательство. Черточка, ещё черточка, соединить, почти хвостик… почти клювик… почти глазик…

Когда я закончила — отошла немного, полюбоваться делом рук своих. Достаточно глупо для провинциальной сиры, которая совершенно не разбирается в менталистике.

— Леди, — вопросительно-озадаченно протянул Рябой, но я прервала его коротким жестом — молчать. Когда сиры создают красоту — безродные должны молчать.

Сзади зашумели, когда поняли, что я закончила с первой частью, и тут же заткнулись.

Вторая схема пошла ещё быстрее — я задумалась только на доли мгновения. И рисовать стало проще — я приноровилась. Черточка, полукруг, полукруг, черточка, кружочки, штрихи….

Мел скрипел, аудитория молчала, и даже с верхних ярусов не доносилось ни звука.

Я рисовала и думала, прокручивая в голове — только одну мысль — «почему»?

Почему мне не пришло это в голову раньше? Почему, Великий?

Знак Фениксов, вышитый шелковыми кроваво-алыми нитями на белоснежном одеянии как-будто спустил тетиву — щелчок, когда раздается едва слышный звон, и стрела отправляется в полет… но ещё не достигла цели. Мысли стали четкими и кристально ясными.

Так просто. Так быстро.

Почему мне это не пришло в голову раньше?

Мел поскрипывал, крошился, осыпаясь белой пылью, я — рисовала.

Убить.

Мел дрогнул, и палочка надломилась в руке, но её длины хватит, чтобы дочертить. Я перехватила оставшийся кусочек поудобнее и продолжила.

Убить второго Феникса.

Нет Феникса — нет войны.

Нет Феникса — нет проблем.

Нет Феникса — и история изменится. Сразу и полностью. Нет Феникса — нет жертв, и все останутся живы.

Мысль была такой свежей и окрыляющей, что я начала чертить быстрее.

Почему, Великий, мне не пришло это в голову раньше? Из-за вбитых догм, что род императорский свят — и что на их величии зиждется спокойствие Империи и крепость Грани? Чушь! Тогда вырезали почти всех — это не более чем привычка.

Склонять голову, становиться на колени и ждать… пока церемониальная трещотка сделает полный круг, и разрешат подняться.

Это тоже игра — даже здесь — даже право склониться или поднять голову — это тоже решает Феникс.

Убить. Убить. Убить.