Белое солнце дознавателей

Сир Зу не отреагировал никак, кроме вежливого поклона, что само по себе было указанием одобрения. Мистер Це, еще недостаточно закаленный в боях за невозмутимость, был откровеннее — глаза вспыхнули удовольствием — и поклонился он глубже и радушнее, приложив руки к груди.

— Паланкин ждет вас, леди.

— Леди прибудет верхом.

— Недопустимо, — седая голова Зу качнулась в неодобрении — и так я позволила себе слишком много, отказавшись от присланных даров. — Указания Главы рода недвусмысленны, вы и так нарушили…

— Я — леди Блау, и следую указаниям главы рода Блау, — парировала я тихо — подвески и браслеты качнулись и зазвенели в такт. — Посетить. Прибыть. Засвидетельствовать почтение.

Я шевельнула кончиками пальцев — родовой перстень вспыхнул тьмой, и сила поползла вверх, клубясь, обвивая белый шелковый рукав ханьфу.

— Какие цвета у родовой силы клана Корай, сир Зу?

Старик молча смотрел прямо на меня — мерялись взглядами мы почти мгновение.

— Я повторю свой вопрос. Мне не сложно. Какого цвета родовая сила у клана Корай?

— Синий, — проскрипел он неохотно. — Глубокий синий, как полуночное небо.

— Это — синий? — сила вспыхнула облаком так, что темные языки взвились вверх — сбоку зашевелились — Тир резко шагнул вперед, но я собиралась вести себя хорошо. — Это. Синий? — повторила я с нажимом.

— Черный. Это — черный, леди.

— Тогда вы видите знак принадлежности роду Корай? — я вытянула вперед руки — чтобы было видно артефакты на пальцах, на тонких запястьях тускло — серым блеснули тяжелые и широкие наручи Арритидесов.

— Нет, леди.

— Тогда по какому праву вы отдаете указания и решаете за леди чужого клана? Невест забирают из дома, — продолжила я тише. — В присутствии Главы рода и Наследника. Это — проявление должного уважения, или… род Корай не уважает род Блау?

— Был не прав, — седая голова склонилась, но черные глаза сверкнули насмешкой — этот спектакль был рассчитан на тех, кто оставался за спиной. И я и Зу знали, что первое, что мне объяснят на территории семьи — это каким правилам подчиняется юная леди, ступившая на порог гарема. Правилам, которые нерушимы уже много сотен зим.

Вестник Акселю улетел сразу, как я осталась одна, с вопросом: «Знает ли он, какого демона здесь происходит?» Акс не знал. Дядя действительно считает моего брата слишком незрелым… или достаточно тупоголовым, чтобы вовлекать его в свои интриги. Или считает, что Акс разрушит всё? Брат получил требование прибыть завтра в клан родичей — проведать любимую и единственную сестру.

Фифу вывели из конюшни практически сразу — конюхи выполнили указания — всё было готово: праздничная попона с гербом Блау, сбруя, и даже шоры — все было в родовых цветах.

Небольшая заминка возникла с паланкином и сопровождением — красный и пустой он привлекал бы слишком много внимания, следуя за нами, и потому Зу распорядился отправить его позже и кружным путем, чтобы избежать лишних вопросов.

Вечер был в самом разгаре, но дневной зной ещё дрожал маревом в горячем воздухе, а белые камни мостовой обжигали жаром — тройка охранников разделилась, растянув купол тепла над всеми разом — и сразу повеяло прохладой. Я с благодарностью опустила ресницы, оценив жест — южане были гораздо терпимее к перепадам погоды, чем дети Севера.

Когда мы уезжали, я не оглядывалась — копыта Фифы бодро отстукивали дробь по мостовой, но знала, что ворота поместья ещё открыты — и взгляд Тира я чувствовала спиной — шея покрылась мурашками.

Пожалел, что отдал? Передумал?

Вторая цепочка, звенья которой уходили вниз, прячась под одеждой, была тонкой, витой и непривычно тяжелой. Перед самым выходом из комнаты, слуга передал мне маленький сверток, завернутый в простой белый платок с монограммой Тиров. «Сир Кантор просил надеть. Передано добровольно. Снять сможет только леди» — это всё, что сказал слуга. И большего мне не требовалось.

Когда я развернула белоснежный шелк — величиной почти с пол ладони, с вязью рун и древних символов, шестиконечная, точно такая, какую я видела на площади последний раз — в моих руках сияла Звезда Давида.





* * *


В поместье Кораев мы прибыли за полночь или около — южный крест уже горел в темном небе стрелой, указывающей в сторону столицы. Оазис, который клан Кораев наследовал и передавал из поколения в поколение, был одним из самым больших в Хали — баде. Если бы на Севере земли распределяли согласно численности рода, наши границы клановых земель уменьшились бы в десять раз. Или в двадцать?

В отличие от дома Тиров, где к этому времени все расходились спать и редких слуг можно было встретить лишь в коридорах, поместье Кораев полыхало золотыми и красными огнями артефактов, тени охранников скользили по периметру белоснежных стен, слуги бодро сновали по двору туда-сюда.

— Был ли легок путь, леди? — Управляющий клана, а это был именно он, судя по знаку на рукаве и ленте старшего, повязанной вокруг плеча, улыбался мне тепло и ласково. Как змея, у которой оставался холодный и оценивающий взгляд. Люди, занимающие такой пост в иерархии клана — любого клана, и способные удержаться на должности в течении многих зим, просто не могут быть простыми. Сожрут.

— Путь был легким, ветер прохладным, пески спокойными, с благословения Великого, — произнесла я традиционное приветствие, немного изменив концовку.

— С благословения Немеса, госпожа.

— Было бы странно ожидать, что Великий покинет дочь свою, — парировала я тихо. — Великий хранит детей своих и на севере, и в пустыне.

— Род Кораев, в моем лице, приветствует дочь рода Блау, — он склонился ниже, и опустил глаза. — Да будут наполнены дни и декады смехом и радостью, и да обретете вы второй дом по воле Немеса.

— Если будет угодно Великому.

— Цветы пустыни уже ждут с нетерпением, госпожа, — он сделал жест в сторону правого крыла, отдельно огороженного витой и ажурной черной решеткой, с этой стороны которой стояли двое охранников.

Внешний вход в гарем — если пройти по дорожке, потом миновать маленький парк, который разбили под куполом, пруд, с садом камней, пересечь лужайку, можно попасть на первый ярус женской половины, куда не ступала нога ни одного мужчины, кроме евнухов и господина.


— Следуйте за мной, госпожа.

Шли мы неторопливо, я — приноравливаясь к шагу вассала, а он выдерживал темп — южные леди на публике не ходят быстро. Когда мы достигли ворот — пропели колокольчики, и нежный птичий щебет наполнил воздух, трели были так радостны, что мне пришлось опустить ресницы, чтобы скрыть выражение глаз.

Клетка. Птичья клетка с ажурными решетками, белоснежными башенками и замками — артефактами на окнах. Дивный сад, разбитый среди пустыни, где рождаются, расцветают и увядают цветы пустыни — один за другим, один за другим.

Выходя на свет только по воле господина.

Кованые решетки распахнулись с негромким щелчком — наверняка все в гареме уже ждут с нетерпением — новых, особенно северных птиц, с которыми можно пощебетать, так редко ловят в силки в этих краях.

Вереница слуг с подарками, приготовленными дома — дядей и Луцием, несколько десятков больших свертков — перетекла ручейком в другое крыло — их проверят артефактами на яды и проклятия, и потом принесут мне.

Меня встретили несколько служанок, закутанных с ног до головы в легкие верхние платья. Ворота закрылись за моей спиной с отчетливым щелчком — и я вздрогнула, хоть и не хотела. — Управляющий, слуги, охранники, привычный мир — все осталось где — то там. За решеткой, укрепленной артефактами.

Иерархия. Строгая и четкая, жестче, чем в Легионе — это правила гарема. А как ещё удержать в узде несколько десятков женщин, которые соперничают друг с другом за внимание? Только правила и… ресурсы. Разделяя властвуй. Украшения, эликсиры, мази для красоты, лучшие ткани, комнаты с видом на сад, самые волшебные музыкальные инструменты, чтобы услаждать слух — все это получали обласканные и те, кто был нужен. А ласка и любовь господина — одна из самых непостоянных вещей под этим небом.

Забытые, ущербные, бесполезные — занимали самые простые комнаты и обходились малым. Выживали, пытаясь стать полезными тем, кому улыбнулись судьба и боги.

Власть зиждется на праве сильного. В гареме правили те, кто владели двумя вещами — информацией и… ресурсами. А над теми, кто «владел», стоял только один человек — госпожа, сила которой была неоспоримой, и только право Господина было выше.

Только один человек решал всё. Только она. Рейна.

…мелкая…

…белая…

…как… снег…

Последнее слово я не разобрала, наблюдая как быстро тонкие смуглые пальцы меняют ритм — гаремный язык был сложнее базового жестового. Военные удивились бы, узнав, как сильно они уступают в интеллекте гаремным птичкам.

Служанки — а я определила их статус именно так, судя по простым верхним кади из однотонной простой голубой ткани, закрывающей головы — только хитрые темные глаза блестели откровенным интересом, который они не смогли скрыть.

Служанки были молчаливы, почтительны и услужливы, предугадывая каждое мое движение, пока вели меня по коридорам, но при этом умудрялись общаться.

…низкая…

…тощая…

…доска…

Последний жест был выражен с откровенной насмешкой, и я несколько раз взглядом скользнула по лицу — родинка прямо у брови, и чуть неправильный профиль — чтобы запомнить дерзкую девочку.

Коридоры утопали в коврах и кричащей роскоши — все артефакты света включили на максимум, видимо чтобы золото, камни, и дорогая мебель мореного дерева сразу бросалась в глаза. Марша оценила бы великолепие дурного вкуса.

На полукруглых окнах, украшенных сложной лепниной с южными мотивами, висели мирийские шторы — ткань я видела в лавках, и помнила, сколько империалов стоит один отрез. Под потолком вились светляки, отбрасывая причудливые тени, но все это меркло перед тем, что на каждом окне были решетки — белоснежные, причудливые, и крепкие — прошлый раз мне так и не удалось выломать ни одну — поэтому на этот раз я была готова.

…дорого…

…серьги…

…красиво…

Служанки угомонились, молча обсудив меня полностью только на анфиладе — крытая галерея соединяла одно крыло с другим на женской половине, и было построено так, как будто парила над садом, где на большой круглой площадке тренировались девушки.

Мы чуть замедлили шаг — когда я бросила взгляд в окно — видимо им дали четкие указание, каким путем вести гостью, и что именно она должна увидеть в свой первый визит, чтобы сложилось нужное впечатление. Точно, как в прошлый раз.

Девушки внизу были облачены в легкие белоснежные туники — платья. Босые ножки синхронно поднимались и опускались, в едином ритме, выполняя простые па — почти движения нашего северного кругового танца. Браслеты на щиколотках взлетали и опадали, звеня, так, что рождалась настоящая мелодия.

Вверх, вниз, сменить ноги, поворот, двойной звон. Ритм был простым, четким, и рождал странное чувство внутри — желание откликнуться и присоединиться к танцу. Раньше такого не было.

Девушки кружились, босые ножки мелькали, браслеты звенели, подолы юбок разлетались колоколами, они расходились и сходились — и я снова, как и в прошлой жизни подумала, как же этот танец похож на цветок — как белоснежные лепестки лотоса, которые колышатся на волнах, двигаясь по кругу.

Странному «цветочному» танцу прошлый раз меня учили почти декаду — всё время, что я провела в гареме, практически каждое свободное мгновение было посвящено именно этому — попыткам добиться от меня синхронности и ритма.

Тогда старуха хотела сделать меня ведущей — я посмотрела в центр «цветка» — рисунок танца и темп задавала девушка по центру, вокруг которой и вращались лепестки, именно она сначала делала движение, которое за тем повторяли двенадцать дев по кругу.

Вчера марша назвала танец странным. Когда я по памяти воспроизводила все движения, которые помнила, восстанавливая рисунок танца. Странным и… страшным. «Почти боевой ритм» — непонятно пояснила Фейу свои ощущения, попытавшись повторить за мной. «Я не знаю такого танца из южных». «И я» — согласно подтвердила Фей — Фей.

— Госпожа… — одна из служанок первый раз подала голос, растягивая гласные на южный манер, увидев, что я слишком засмотрелась на девушек. — Комната ждет… у вас будет время освежиться.





* * *