Белое солнце дознавателей

Комната, которую приготовили для меня была оформлена в северном стиле. В том, как северный стиль понимают трепетные южные леди — просто и не слишком ярко. Я переложила несколько подушечек с места на место и сняла кади, аккуратно отстегнув подвески — внутри гарема правила были мягче.

Решетки — стандартные, судя по положению звезд — я прищурилась, изучая созвездия — окна выходят на запад, до земли — далеко. Пахло землей, водой и ночными цветами, влажные запахи наполняли воздух — снизу сад.

Искать следилки в комнате и запускать плетения — рано, я и так была уверена, что они есть. Рейна редко что пускала на самотек на своей территории. Поэтому я делала то, что и положено любопытной сире, оказавшейся в новом месте — изучала территорию.

Любимые сладости на столе — они не поленились узнать, что я люблю; вещи, развешанные за ажурной ширмой — больше десятка комплектов на все случаи — точно моего размера; украшения — сразу три шкатулки, приоткрытые так, что пара золотых цепочек соблазнительно выглядывали наружу — прошлый раз шкатулок было две. Писчие принадлежности, набор для вышивания — я перебрала мотки ниток, мирийское — покрутила на свету — не открыто, стопка свитков по этикету; духи — терпкие, как и любят на Юге; свежие цветы по углам комнаты в тяжелых напольных вазах; подушечки, больше десятка бесполезных подушечек с пожеланиями удачи и благоденствия, и… лепестки роз на тахте.

Я загребла пальцами горсть и подбросила в воздух — лепестки спланировали вниз, создавая новый цветочный рисунок.

С лепестками они переборщили.

Дернула покрывало за два угла — края взлетели, как крылья птицы, сбросив на ковер бесполезный цветочный мусор. Села на тахту и приготовилась ждать.

Прошлый раз старуха позвала меня на второй ночной колокол — терпение это добродетель для любого Высшего, и особенно для юных леди. Чтобы указать место, и чтобы я достаточно хотела спать, и начала совершать ошибки.

Но в этот раз стук в дверь — легкий и деликатный, раздался спустя десять мгновений — вздрогнули бусины штор на входе, и в комнату, почтительно склонившись, вошла Лейла — одна из приближенных личных служанок хозяйки гарема.

— Леди, пусть ночь будет ясной, а день благословен Немесом. Госпожа просит вас почтить своим присутствием чайный зал…





Глава 16. Дела гаремные




Лейла двигалась текуче. Легко ступая по коврам так, что не оставалось следов от маленьких ножек. Мягко покачивались бедра, нежно звенели бусины подвесок на поясе. Я шла следом, заворожено следя, как камешки, легко стукаясь, смещаются вправо-влево, вправо-влево. Свет в коридорах приглушили — пряно пахло ночными цветами, тонкие белые занавески на окнах лениво колыхались.

Лейла — вела. Подвески — звенели. Теплый ветер шевелил пряди у виска.

Даже через десять зим, если я буду всё время посвящать тренировкам — не смогу двигаться так же. Текучая грация. Старуха говорила, что девушки должны быть, как вода — нежны и податливы, принимая ту форму, которую задает структура земли — мужчины строят русло, женщины наполняют.

Но Рейна постоянно забывала, что снег — это тоже вода. И лавины в горах. И водопады на западе, и грохочущие горные реки, которые по весне выходят из берегов и сметают всё на своем пути. Воду нельзя удержать — уйдет сквозь пальцы, и впитается в песок.

И…всегда найдет путь. Свой путь.

«Быть водой — естественно. Вода — это жизнь. Теки — из состояния в состояние, не думай, чувствуй, как лепестки колышутся на волнах…» — хрипловатый старческий голос звучал в голове. Рейна говорила так много, когда пыталась научить меня танцу.

Теки. И я — текла.

Чуть округлила плечи, как Лейла, чуть приподняла подбородок — выше, и скользила сзади, пытаясь повторять движения — шаг в шаг, пока мне не удалось уловить темп. Покачивались бедра, звенели подвески, чуть отлетала в сторону правая рука. Я поймала ритм и поймала внутреннее состояние — Лейле была горда и спокойна. И к тому моменту, как мы достигли чайного домика, такой же гордой и совершенно спокойной стала я.

Служанка представила меня коротко — звякнули бусины на входе в «чайный зал», хотя это скорее крытая площадка под открытым небом — на три стороны открывался вид на ночной сад, подсвеченный фонариками, и несколько изящных светляков кружили сверху, отбрасывая причудливые тени на лица дам.

Около двадцати леди — самые приближенные, судя по роскошным нарядам и пальцам, унизанным перстнями так плотно, что удержать любое плетение больше чем на три узла, будет проблематично.

Рейна сидела на небольшом возвышении — несколько ступенек образовывали единый постамент — площадку на мягких подушечках. Остальные — ниже, и ниже, исходя из ранга. Я поклонилась на южный манер и сложила руки на груди — приветствие Старшим, мне синхронно и молча кивнули в ответ, щелкнули застежки кади — и все открыли лица, в качестве жеста ответного уважения.

Умные, спокойные, сосредоточенные лица — только одна девица, сидящая с самого края, лукаво косила глазами, с трудом удерживая рвущуюся с губ улыбку.

— Госпожа, леди, дочь рода Блау благодарит за гостеприимство дом Корай.

— Подойди, дитя севера, — старуха проскрипела тихо, и поманила к себе.

Я — плавно и медленно, подражая движениям Лейлы, прошла вперед и повторила традиционное приветствие.

— Глаза, как южная ночь, кожа белее песков, нрав… — старуха усмехнулась, — … как у пустынной шекки… — кто-то из дам тихо подавился смешком. — Я приветствую тебя в своем доме, дитя, выросшее среди мужчин… если Немес будет благоволить нам, за эти несколько дней ты научишься тому, что должна знать каждая истинная госпожа… Гарем, — старуха повела рукой полукруг — звякнули четки, — это территория женщин, и здесь действуют свои правила…

Дальше не было ничего интересного — Рейна вещала, тоже самое, что я уже пропускала один раз мимо ушей в прошлой жизни, разбавляя речь архаичными выражениями — так не говорят уже зим сто как, и через слово поминая змеиного Бога.

Но место, которое мне уступили — одна из дам встала, освободив подушечку — было не таким, как прошлый раз — второе с конца, нет, сегодня светила сменили путь — и я сидела четвертой по счету. От Рейны. Статус, которого в гареме добиваются зимами. Статус, ради которого убивают, рожают детей и травят соперниц.

Четвертое место — это очень, очень плохо. Это значит, что всё идет совершенно не так, как запланировано.

Когда старуха закончила, Лейла негромко хлопнула в ладоши, и на чайную площадку вошли двое в одеждах евнухов… со значками Гильдии целителей на отворотах халатов, и упали на колени, коснувшись лбом пола.

Знак Асклепия не ярко переливался на свету — вот за это я тоже не люблю Юг. Да, целители были местными — смуглая кожа, резкий разрез глаз, но такое практикуют только тут. И в Столице.

Превращать в «не-мужчин» мужчин, ради удобства других. И они считают Север отсталым? Варвары.


— У нас лучшие Целители на Юге, дитя, — старуха отщелкнула несколько бусин на четках и продолжила, — мы не можем допустить, чтобы ты страдала от боли, — произнесла она с едва уловимой насмешкой.

— Юная госпожа…

Я не протестовала. Это — было ожидаемо. Повиновалась, протягивая руку с перевязью, и отстраненно наблюдала, как стандартные диаграммы разворачиваются между нами.

— Госпожа… госпожа… совершенно здорова. В фиксирующем плетении необходимости нет, — осторожно отчитался целитель.

— Я — полностью выздоровела, — произнесла я с сарказмом. — Воздух Юга столь целительно действует на северян…

Старуха удовлетворенно прикрыла глаза.

— Я рада. Хорошее решение, дитя. Истинной леди не место на Турнире, негоже участвовать в развлечениях на потеху толпы, демонстрируя свои навыки. Но… сейчас ты — дома… Снимите повязку.

Когда целитель снял плетения, и размотал шелк, я размяла руки, с удовлетворением щелкнув несколько раз пальцами.

Сейчас они измерят мой уровень и мы начнем.

— Дитя, — старуха обратилась прямо ко мне — темные глаза смотрели цепко и ясно, — мы отвечаем за тебя… Не только за физическое состояние и душевное, но и за внутренний рост. Источник в твоем возрасте нужно проверять ежедневно…

Проверка уровня — как акт доверия с моей стороны и иллюзия свободы воли. Как предсказуемо.

Я кивнула, давая разрешение на замер — они все равно нашли бы способ убедиться, и все жадно подались вперед, когда плетения расцвели серебром в воздухе — и так же разочарованно подались обратно.

— Третий. Совершенно стандартный третий темный, — озвучила очевидное одна из дам, судя по кольцам — жена одного из старших Наследников.

«Ничего особенно и ничего выдающегося» — это не прозвучало, но подразумевалось.

Лейле хлопнула в ладоши ещё раз — и слуги вереницей начали заносить подарки, проверенные на яды и проклятия. Со стандартным церемониалом я разобралась быстро — вручать по старшинству просто — следовать сверху вниз, одаривая каждую из дам. За упаковку отвечал Луций — и мне нужно было только запомнить цвет лент — красные — самый высокий статус — жены и любимые наложницы, зеленые — тем, кто имеет вес, и может быть полезен, голубые — всем остальным. Голубых было больше всего — Наставник готовил подарки с запасом, и я в который раз вознесла хвалу Великому, за то, что у меня есть клан — есть кому думать о таких мелочах.

Смеющаяся девочка с лукавыми глазами развернула подарок первой, не утерпев — почти сорвав голубую ленту — и ахнула с довольством. Колечко было изящным, ажурным — простой многоразовый артефакт зонтика — я присмотрелась к цвету камня получше — или вероятно не зонтика… зачем дарить артефакт от дождя на Юге?

Старухе подарок развернула Лейла — та вдохнула запах чая и я затаила дыхание — брови чуть дернулись вверх — резкий перегляд со служанкой, и она убирает чай подальше. Фей-Фей оказалась права, особый чай дедушки Ву пришелся ей по душе.

— С корнем женьшеня пятидесяти зим… дитя?

— Ста, — поправила я нежно. — Это особый сорт, усиленный алхимически. Следует заваривать, соблюдая правила, свиток с описанием прилагается.

Веселая Лия, одетая в нежно — зеленое ханьфу, резко погрустнела, попробовав подарок — я потребовала этого непременно, и даже сама развернула конфеты, и даже съела одну, чтобы продемонстрировать безопасность. Лия вздыхала и жевала, и с каждым новым откушенным кусочком становилась всё несчастнее. Краснела, бледнела, пока не начала чихать и не попросила разрешения удалиться.

Если Великий милостив ко мне, я буду избавлена от ее привязчивого общества на ближайшие два дня — ее расспросов об Аксе и бестактных вопросов о будущем.

— Дитя, сегодня вечером мы оказываем тебе честь, провести чайную церемонию для нас…

Старуха улыбалась покровительственно — и было видно, что старалась изо всех сил, растягивая губы в непривычной для нее улыбке — отказаться от этой «чести» я не смогла и прошлый раз.

Звуки цитры и флейт наполнили воздух внезапно, и сад ожил — фонари засияли ярче, ветер стал теплее, воздух — слаще. Чужие чуткие пальцы касались струн так нежно и стремительно, что они могли бы играть в Имперской опере на равных с мастерами. Хотя, что ещё делать зимами в гареме, как не оттачивать мастерство?

Чайный столик и все принадлежности внесли слуги и разместили по центру — прямо напротив Рейны. Свой чай — я спросила, предвкушая отказ — старуха портить мне не разрешила — поэтому сбор был один из дорогих, южных, но — стандартный.

Я немного подвернула рукава, вспоминая, как изящно это делает Фей — Фей, браслеты сверкнули на свету — и привлекли сразу несколько острых и любопытных взглядов, и — начала.

Звуки цитры, пение редких ночных птиц, сладчайший воздух, напоенный запахами цветов, небесный купол звезд, едва слышный перезвон колокольчиков, когда кто — то шевелил ножкой, и… запах чая.

Блестяще.

Чайная церемония — то немногое, чему меня научил Таджо и считал, что у меня выходит — блестяще. Сотни попыток сделать так, чтобы его устроило, сотни ударов по пальцам, десятки разбитых пиал, и сотни вердиктов, вынесенных сухим безэмоциональным голосом.

Плохо. Горько. Слишком быстро. Слишком медленно. Изящнее. Передержала на два мгновения. Плавнее. Слишком горячо. Слишком остыло. Слишком мало. Слишком много. Пока не стало… блестяще.

Венчик чуть дрогнул в руке, когда я, отсчитывая в голове ритм, медленно перемешивала чаинки по кругу. Таджо учил меня церемонии на южный манер — неуловимые нюансы, знать которые может только тот, кто вырос среди песков.

Я не любила Шаха, и поэтому не любила чай. В качестве протеста — то, в чем заставляли разбираться, раздражало сильнее всего.

Звуки цитры переливались в ночном воздухе, наполняя душу гармонией и смыслом, который следовало вложить в чай.

Просто вода. Крашеная вода, в которой плавают сухие листья.

Я двинула рукой слишком резко, разбивая атмосферу — ситечко дернулось и накренилось — сбоку напряженно замерли, чтобы поймать меня на ошибке, но… я — выровнялась. Вернула мыслям безмятежность и усилием воли расслабила мышцы лица, пальцев и запястья.

Нежно. Одухотворенно. Плавно.

Это то, что я не любила делать больше всего. И именно поэтому — я делала это блестяще. Тогда я считала, что это — ещё один способ унизить. Указать мне место. Сира, заваривающая чай для бывшего бастарда, пусть и признанного родом — это… противоестественно по своей сути.

Но сейчас, когда чаинки плавно кружились по кругу, над дождевой водой поднимался пар — а чай стоит заваривать только на «небесной воде», я встряхивала венчик, точно в ритм мелодии, когда чужие пальцы касались струн, я впервые ощутила… умиротворение.