Белый огонь

— Море. Свежий ветер, — пробормотала она таким тоном, будто явно сомневалась в умственных способностях Тэо. — На континенте зима, везде, кроме печки Карифа. А сейчас мы вылетели из печки, точно нас хорошенько пнули под зад. И мы летим.

Свои слова Лавиани подкрепила движением пальца, проведя по воздуху кривую дугу. Так арбалетчик выпускает стрелу в небо и следит, как она неуклонно и неотвратимо следует в сторону цели.

— Вот так. С треском в зиму. В Треттини, конечно, с начала Катаклизма снега не видели, но холодного дождя, пасмурного неба, грязи по уши и туманов в это время там хватит на всех шауттов мира. А с теплой одеждой, если ты не заметил, у нас не очень. Из Эльвата мы бежали в большой спешке, многое привезенное с севера осталось там, и теперь, наверное, им завладел какой-нибудь барахольщик с Верблюжьего рынка, чтоб его разорвало. Будем ходить в одеялах. Четверка бездомных в разномастных тряпках. Веселое зрелище.

— С каких это пор тебя стал заботить внешний вид? — поинтересовался акробат.

Сойка обожгла его взглядом, сплюнула, попав прямо на ботинок Тэо, и это не являлось случайностью.

— С тех пор, как мне приходится думать не только о себе, но и о придурковатом циркаче, наивной девице из Нимада и одной благородной якобы ослепшей даме, какие только вещи меня не заботят. То, что мы будем выглядеть как разбитая неприятелем армия, меня волнует мало. Но если вы начнете чихать да кашлять, это станет просто невыносимым испытанием и столь ранимый человек, как я, не сможет скрыть переживаний и того гляди помрет из-за вашего нытья. Так что теплая одежда для таких неженок, как вы, в столь суровые времена — очень важно.

Тэо улыбнулся и ответил искренне:

— Я скучал по нашим беседам.

Лавиани вновь скосила на него глаза, словно подозрительная лошадь, ожидающая, что человек вот-вот закинет ей на спину седло и заставит скакать во весь опор от одного края континента до другого.

— Даже мой сын, когда вырос, не скучал по моему… хм… ворчанию.

— Каким он был?

Она резко повернулась к нему на пятках, посмотрела холодно, открыла рот, собираясь сказать что-то неприятное, но, нахмурившись, буркнула:

— Рисовал так же хорошо, как и его отец. К сожалению, из мальчика не получился художник, дар проявился слишком рано, и я не успела его спрятать от Борга. — Лавиани выдавила вымученную улыбку, больше похожую на оскал, обнажая ровные белые зубы, так не похожие на зубы старухи. — В Ночном Клане простые правила — ты или с ними, или в могиле. И Нэ сделала ему рисунок. И ему, и его лучшему другу — Шреву.

Она зашипела, отгоняя воспоминание, и Тэо, чтобы хоть что-то сказать, спросил:

— Нэ?

Ответом было пренебрежительное пожатие плечами:

— Еще более древняя развалина, чем я. Из нее разве что моль не вылетает, когда она говорит. Не важно. Знаешь, мальчик, раз уж сегодня у меня день откровений, я совершила самую большую ошибку в жизни, взяв сына в Пубир. Возможно, стоило его оставить у семьи его отца… Возможно… Хм… Теперь уже не знаешь, как правильно. Жизнь редко дает нам подсказки. А может, я слишком тупа, чтобы видеть очевидные вещи.

Сейчас сойка казалась куда старше, чем обычно. Сгорбившаяся и стискивающая побелевшими пальцами края намокшего, пахнущего крысами одеяла.

— Как его звали?

— Мы ступаем на опасную почву, циркач. Я не хочу, чтобы звучало имя моего сына.

— Прости.

Лавиани резко кивнула, сказав:

— Это я начала. Так что нет причин злиться на тебя. Нет, причины, конечно, есть…

Вновь смешок, хотя никакой радости в нем не было.

— Почему ты выбрала Риону?

— Ненавижу этот город. — Она потерла щеку. — Но сейчас он далеко от Карифа, что меня устраивает. Алагория конечно же устроила бы больше, но дальше от Фламинго, а Шерон думает о нем постоянно, я-то вижу. Поэтому и не стала усложнять.

— Риона. — Тэо попробовал это слово на вкус.

Город бирюзовых, кобальтовых, изумрудных, амарантовых, лазурных башен. Он не был там некоторое количество лет и помнил причину, почему всегда оказывался в других местах, в других герцогствах, на дорогах, что вели на север, юг, восток и запад, но только не в Риону. Однажды ему пришлось сделать выбор, отказать величайшему и могущественному герцогу, плюнуть в протянутую руку, не буквально, конечно, но с точно такими же последствиями. Он не пошел в лучшую труппу мира, отвернулся от золотой клетки его светлости, променял ее на свободу и старый фургон бродячего цирка, а сильные мира сего не склонны забывать подобное.

И он разумно не попадался на глаза герцогу, пропуская ежегодный цирковой фестиваль, что проходил на городских площадях великолепного города.

А еще Тэо помнил Монику, талантливую, красивую, умную и уставшую от дороги, пути, неизвестности и оставшуюся. Оставившую его. Выбравшую герцога и ожерелье, что ей принесли в качестве комплимента за прекрасное выступление.

— Когда мы прибудем?

— Хм? — Лавиани тряхнула головой, отгоняя тяжелые мысли о прошлом, нахмурилась, пытаясь понять, о чем ее спрашивают. — А… в Пьину. Ну, плывем уже больше недели, и, как видишь, сегодня восточный берег наконец-то скрылся. Это означает, что мы повернули от земель Дагевара и скоро войдем в Горло, а по нему доберемся из Лунного залива в Жемчужное море. Если ветер будет и впредь попутным, то, может, дней шесть… Надо спросить у капитана.

— Не могу понять, они смотрят на нас как волки на овей или как мыши на кошек? — пробормотал под нос Тэо, поймав взгляд одного из матросов, складывающего вдоль борта просмоленный канат.

— Плевать. Они довезут нас, куда я попросила, вне зависимости от своих мыслей и желаний.

— Потому что ты им заплатила? — задал акробат вопрос. Она фыркнула, подставила лицо моросящему дождю, чувствуя холодное покалывание на щеках и лбу.

— Деньги играют в нашем мире наиважнейшую роль. Но они на втором месте после страха.

— Страх? Не верность слову? Привязанность или любовь?


— Ты еще скажи честь, правда и прочий мусор.

— Мусор?

— Конечно. — Произнесла она это столь же уверенно, словно речь шла о том, что солнце встает на востоке и садится на западе. — Поверь, я прожила насыщенную событиями жизнь и много раз видела, как пафосные слова, высокие цели и благородные помыслы мгновенно исчезают, стоит лишь появиться куда более важным вещам. Выгоде, например. Или маленьким золотым монеткам. Или страху за свое имущество, здоровье, жизнь, близких. На деньги можно купить все, кроме избавления от этого самого страха. Можно заплатить человеку за преданность, но страх кладет на лопатки любые сокровища. А они меня боятся. Пубира. Ночного Клана. И тех, кто приходит от его имени в очень редких случаях. Поэтому мы доберемся без приключений и расстанемся добрыми друзьями.

— И все же я с тобой не согласен.

— Ну разумеется. Я не забыла о наивных дураках, которые теперь в числе моих друзей. Ты да девочка из Нимада. Вы наслушались сказок и верите в лучшие помыслы человечества. Исправить вас уже невозможно, и мне придется смириться и лишь спасать от глупых поступков. Пока вы не умрете, разумеется.

Он негромко рассмеялся.

— Думаю, ты обманываешь даже себя. Ты не настолько плоха, какой хочешь казаться.

— И я это знаю, — желчно ответила ему Лавиани. — Но стараюсь сражаться со своими слабостями. Слабость в нашем мире губительна. Кстати, хотела спросить у тебя. Ты упоминал, что встретил в Шой-ри-Тэйране шауттов.

— Да.

— Разве эйв не говорил, что ходу в этот город демонам нет?

— Возможно, все изменилось после того, как Шерон применила там свою силу. А может, после того, как он умер. У меня нет ответа.

— Хм… Я к тому, что с той поры, как ты проснулся, нас давно уже не было, а шаутты все же пришли. Они искали нас? Ждали тебя?

— Я не рискнул спросить.

— Понятное дело. Как они выглядели?

Тэо потемнел лицом:

— Женщина. Убитая твоим метательным ножом. И мальчик с плота, которого мы отпустили.

Лавиани хотел сплюнуть, но лишь буркнула:

— Проклятый город эйвов! Там не гниют покойники. Пока мы ждали тебя, я отволокла тела подальше, и ни одно из них за все недели, что мы там торчали, даже не завоняло. Свеженькие, точно их только что отправили на ту сторону. Надо было мне порубить их на кусочки, пока была такая возможность. Особенно Сегу.

— А тот, кого я убил? — Тэо вспомнил человека, стоявшего над Мильвио, Лавиани и Шерон.

— Шрев? Эту паскуду унесло течением, и надеюсь, что ублюдок попал в Бренн, а затем и дальше. Вот уж о ком думать не стоит.

Произнося эту фразу, Лавиани смотрела на восток, за корму, и прищурилась, заметив две темные точки. Так далеко, что даже ее глаза их едва различали.

Через час «соринки» на горизонте увидели и другие. Капитан стоял, уперев кулаки в бока, и с мрачной тревогой следил за далекими кораблями.

— Кто они? — Лавиани встала рядом, поменяв промокшее одеяло на сухое.

— Не знаю, мать. Далеко. Но идут тем же курсом, что мы, да еще и вместе. Я взял к западу — они сделали то же самое. Это нехорошо.

Лавиани печально цокнула языком.

— Они нас догонят?

Мужчина покосился на облака, понюхал воздух:

— Не сегодня. — И добавил: — Если, конечно, погода не изменится.

Сойка ничего не стала говорить спутникам, не желая тревожить их раньше времени. Во сне она не нуждалась, так что провела холодную ночь на палубе, ожидая рассвета.

На следующее утро корабли стали различимы. Были видны то появляющиеся, то исчезающие за волнами белые паруса. Еще слишком далеко, чтобы разобрать детали, но они нагоняли.

— Это могут быть просто путешественники? Не только нам ведь надо в Пьину, — схватился за хрупкую соломинку надежды акробат.

— Море-то, конечно, небольшое, точно село, и дорога здесь, как водится, одна. Куда же им плыть, как не в Пьину, рыба полосатая! Они идут за нами, мальчик. Сердцем чую, хотя кое-кто в Пубире и считает, что у меня его нет.

Еще через час капитан, помрачнев пуще прежнего, разглядев детали, проронил:

— Две военные галеры Карифа. Идут под парусами и на веслах. Очень им, как видать, надо, раз пошли со своей устойчивостью по такой воде так далеко от берега. За вами?

Лавиани покрутила ответ и так и этак, но приняла правильное решение. С людьми этой профессии в данном вопросе не имела смысла врать.

— Есть такой шанс.

Его губы сжались.

— Предложи мне устраивающее всех решение, мать. Чтобы не было обид и крови.