Белый огонь

Лавиани глянула на Тэо, затем на прислушивающуюся к разговору Шерон, снова перетасовывая варианты, и задала вопрос:

— Мы сможем вернуться к Дагевару?

— Можем, — легко согласился моряк. — Но ветер тогда будет играть против нас… вас. Нагонят уже через несколько часов.

— А если пойдем, как сейчас?

— Если бы я мог гадать на тучах, то был бы богатым и не занимался этим ремеслом. Ветер благоволит пока. До середины дня он точно продержится, а там… поглядим.

— И что ты думаешь?

Он скривился, сплюнул, сказал что-то злое одному из матросов. Команда нет-нет да поглядывала на горизонт.

— Сдаться я думаю, мать. Мы-то ведь ничего не сделали. Убрать парус, лечь в дрейф, дождаться этих да с поклоном вручить вас. Пубир он где. — Контрабандист махнул рукой на запад. — Далеко. А солдаты близко.

— Вы не выглядите обычными торговцами, скорее соучастниками, — задумчиво заметила сойка. — Неужели хочешь рискнуть, положиться на настроение капитанов, солдат, герцога? Его светлость Азим Эш-Тали полон милосердия ко всем своим подданным, не так ли?

Капитан вновь сплюнул и опять упер кулаки в бока, размышляя.

— Быть может, ты считаешь своих людей и моих. Три бабы, одна из них слепая, да парень против твоих молодцов. Расклад, конечно, по первому впечатлению не в нашу пользу, но все же я… не советую. — Улыбка Лавиани походила на оскал черепа. — Возможно, у тебя есть иной вариант?

Контрабандист достал из кармана темно-коричневую пастилку из мякоти пряного ореха, помял в пальцах, небрежно засунул легкий наркотик за щеку. По его мнению — самое что ни на есть подходящее время, особенно после ночи без сна и волнений о проклятущих солдатах. Не стоило брать пассажиров.

— Ты заплатишь мне все оставшиеся деньги.

Сойка нахмурилась.

— Заплатишь. — Капитан перекинул жевательный комок за другую щеку. — Если я с друзьями пойду ко дну, то золотые марки сделают последние минуты наших жизней куда приятнее.

Лавиани сомневалась, что, даже если лежать на всем золоте мира, умирать будет приятно. «Приятно» и «смерть» вещи диаметрально противоположные.

Она посмотрела на Шерон, словно ища одобрения, но спрашивая о другом:

— Мы поднимем такие условия?

Думали они совершенно одинаково. О том, что, если моряки нападут, придется драться. И обеим уже было известно, к чему это приведет.

— Поднимем, — неохотно кивнула некромант. — Если дашь мне материал.

— Хорошо. Получишь все монеты прямо сейчас. Но я пока не услышала, как мы оставим их в дураках.

— Никак, мать. Они догонят нас к вечеру, даже если мы всей командой будем дуть в паруса и выбросим груз за борт, включая вас. По Горлу мы не уйдем, но, если повезет, достигнем восточного берега Треттини.

— Мертвая вода, — негромко проронил Тэо.

— Мертвая вода. — Усмешка у капитана была такая, словно его вот-вот стошнит. Радости в ней было столько же, сколько милости скряги к нищему, просящему подаяние.

— И? — Лавиани не уловила намек. — От этого названия карифцы непременно обгадятся, и, пока будут менять подштанники на свежие, мы махнем им ручкой?

— Это очень старая легенда.

— А… — тут же поскучнела сойка. — Тогда неудивительно, что я не знаю. Кратко. Самым малым количеством слов. Самую суть.

Шерон потерла безымянным пальцем спинку носа и произнесла:

— Перед Битвой на бледных равнинах Даула происходили и другие события…

— Неинтересно, девочка! — перебила ее Лавиани. — Сказки оставим для посиделок вокруг костра. Итог.

— У Вэйрэна была земля. Сторонники. Армия. Город, что принял его. Именно из него он повел своих приверженцев на битву. Аркус, так его называли еще до появления Единого королевства. Он остался под властью шауттов, даже когда война была проиграна, а равнины Даула поглотило море. Шестеро сбросили на него великий огонь, выжгли земли вокруг, прокляли их и запретили своим именем селиться здесь людям. Говорят, земля отравлена магией той стороны, изменена, как и море. Это белое пятно на карте Единого королевства, а теперь и Треттини. Несколько сотен лиг пустошей, ничейной земли, на которую никто не претендует и к которой никто не ходит. Прибрежные воды возле этой территории опасны, и их называют Мертвыми.

— Ясно. Такая же страшилка, как Талорис. — Лавиани вспомнила дождь, туман, влажные, пропитанные сыростью леса, каменные пустоши, лагерь мэлгов и огромного великана из почерневшего серебра, что едва не размазал их на мосту. — И? Чем нам это грозит? Чем выгодно?

— Море там не считает себя морем, мать, — ответил контрабандист, отвернувшись от далеких преследователей. — Больше похоже на болото. Заводи, островки, протоки, заросли. Там очень мелко, мы пройдем, а вот галеры уже нет. Сядут брюхом на мель, если приблизятся к берегу, мы сможем укрыться и переждать.

— Ты там бывал.

Кивок.

— Плохое место, плохой запах. Но приходилось прятаться и раньше. Дальше по побережью есть несколько поселений.

— На проклятой земле? — удивился Тэо.


— Лавы, морской народ. Они не из пугливых, обживают побережье, но не лезут в глубь пустошей.

— Поясняю, — повернулась к акробату Лавиани. — Несколько лачуг, хорошо замаскированных, где время от времени сгружают товар и пережидают темные дни опытные контрабандисты. Особенно если на них точат зуб Ночной Клан, чиновники герцога или Торговые Союзы. А раз такие проходимцы, как лавы, не боятся ступать на эту землю, то и нам нет смысла пугаться. Истории, как всегда, преувеличены.

Акробат хотел возразить, но посмотрел на два темных пятнышка, уже ставших размером с ноготь, и ничего не сказал.



По воде проходила граница, и Тэо глядел во все глаза, потому что никогда такого не видел. Вот море цвета стали, с волнами, пенистыми гребешками на них, живое, неспокойное, то и дело заставляющее багал зарываться носом, раскачиваться из стороны в сторону. И по этому морю проходит линия, словно грубый шов. Без начала и без конца.

Там была иная вода. Темно-зеленая, мутная, гладкая, как застывшее стекло. Ее не тревожил ветер, и эта часть, казалось, существовала в совершенно иной реальности. От поверхности поднималась слабая дымка, дальше собиравшаяся в густую сизую завесу, скрывающую берег.

Странное место, и Тэо совсем не хотел находиться здесь, но галеры уже подошли близко.

Слишком близко.

Он различал детали: взмахи двух рядов весел, белые паруса с черным грифом. Фигурки людей. Лиц пока не рассмотреть, но скоро, совсем скоро их нагонят.

— Надо погасить фонари, — предложила Лавиани.

Капитан, сам вставший за штурвал, отрицательно мотнул головой:

— Уже сумерки. Тут лучше, чтобы был свет.

— Нас заметят.

— Не в тумане, мать. К тому же я знаю дорогу, а вот они — нет. Не учи меня, как мне делать мою работу.

Сойка в ответ скривилась, но, на удивление, отстала, не сказав ничего.

Вся немногочисленная команда собралась на палубе. Один матрос стоял на носу, держа маячок на вытянутой руке, собираясь сигналить им, если появится препятствие. Другой подготовил лот, чтобы проверять глубину.

Все остальные находились возле паруса, готовые убрать его, как только капитан отдаст приказ.

Они пересекли границу — и… корабль словно напоролся на стену: ударился в нее со всей силы, отчего пассажиры должны были упасть, покатиться по палубе. Неприятное чувство длилось лишь долю секунды, а затем исчезло. Оставалось только гадать — не почудилось ли оно?

Акробат посмотрел назад, но галеры скрыла серая дымка, наползла, отступила, вновь открывая на несколько мгновений, и опять поглотила. До ушей донесся слабый и тут же стихший отзвук барабанов, отбивавших ритм гребцам.

Тэо пожал плечами. Быть может, это странное ощущение возникло оттого, что багал перешел из бурной воды на спокойную?..

— Успели, рыба полосатая, — в густых сумерках улыбнулась сойка. — До последнего не верила.

Впередсмотрящий громко крикнул, описав дугу фонарем, капитан переложил штурвал, старый корабль взял правее. Из сизой хмари выступило нечто, и Тэо с удивлением увидел дерево, поднимающееся прямо из моря. Оно возвышалось на корнях-ногах, огромное и искривленное, с нижними ветвями, растущими выше мачты проплывающего под ними корабля.

Тэо, задрав голову, смотрел на гиганта, пытаясь угадать, сколь он велик, но конечно же не смог разглядеть верхушку. Следом за первым деревом появилось второе. Затем третье. Следом сразу пять. Десять. Двадцать.

Они оказались в затопленной морем чаще. Ни о чем подобном он никогда не слышал. Иногда корабль проплывал прямо между корней, под исполинами. Те появлялись из дымки и исчезали в ней могучими колоннами, лесом древних воинов, укутанных латами из свисающего с ветвей бледно-зеленого мха, похожего на бороды волшебных существ.

Корабль едва полз мимо них, моряк, то и дело закидывающий лот, кричал, называя глубину, и выходило, что они едва не задевали килем дно.

Тэо заметил Шерон, съежившуюся под навесом, дышащую на озябшие руки, с лихорадочным блеском в серых глазах.

— Все хорошо?

На ее висках выступили бисеринки пота, а радужки стали бледными, почти белыми, даже в свете пригашенного фонаря.

— Мертвые. Прямо под нами, — прошептала она. — Так много. Больше, чем в даирате.

— Опять, рыба полосатая, — тяжело вздохнула сойка. — Будут неприятности?

Девушка мотнула головой, ощущая, как боль перекатывается между висками. Стальной шарик. Туда. Сюда.

Лавиани покачалась на носках, недобро посматривая на ставшую темной воду. Выглядела та отталкивающе, словно здесь разлили кровь.

— Пойду схожу за нашей леди. Негоже ей оставаться одной, если что-то случится.

— Тебе не кажется, что там ей безопаснее, чем здесь?

— Когда на палубу полезут чудовища, кого, по-вашему, я буду кидать им в пасть? Вас или ее? — Было непонятно, шутит сойка или говорит серьезно. Она понизила голос, наклонившись над ними: — Да-да. Правильный ответ — этих жуликов, но чудовища порой попадаются такие, что жуликами не наедаются, и тогда им требуются прекрасные девы. На десерт.

Она ушла, стуча ботинками. Тэо еще раз с тревогой спросил у Шерон:

— Как тебе помочь?

Та провела языком по сухим губам, ощущая, что каждый позвонок ноет от пронизывающей боли, желудок скручивает острой резью и во рту скапливается кислый вкус, словно вот-вот начнется рвота. Закрыла глаза, сложив руки на коленях, постаралась дышать глубоко, втягивая холодный влажный воздух сквозь стиснутые зубы.