Белый огонь

— В стороны! — напрягая горло, заорал Эйрисл.

Всадники бросились врассыпную, нахлестывая коней, и «выстрел» ударил в крестьянский дом, ломая бревна, словно те были сухим хворостом.

— Говерт! Бейте!

Лейтенант заметил, что тварь, раненная пикой, двигается неуклюже и замедленно. Она попыталась снова «плюнуть», но со всех сторон летели стрелы. Отскакивали от темной брони, попадали в щели между сочленениями, заставляя гадину дергаться, не давая ей возможности сосредоточиться.

Десятка Рогана скакала со стороны реки, по высокому снегу, собираясь атаковать врага, волочащего в расслабленной руке массивный меч грубой ковки. Такой тяжелый, что им можно было перерубить не только человека, но и быка.

Эйрисл выхватил кривой кавалерийский клинок из ножен, притороченных к седлу, и направил Тиона вперед. Тот, по счастью, не стал упрямиться, взял резво, раскидывая копытами снег, а после сделал совсем не то, на что рассчитывал его хозяин.

Вместо того чтобы изменить направление в последний момент, давая всаднику возможность рубануть мечом, проносясь мимо, ударил неизвестное создание с разгона, грудью, как настоящий рыцарский конь, опрокинул, подмял под себя, прошелся копытами, крутясь на теле, раскидывая пену из пасти и пребывая в лютой ярости, словно разозлившийся пес.

Не самое характерное поведение для жеребца легкой кавалерии, пускай и прекрасно обученного.

Эйрисл краем глаза увидел подлетающих всадников, ударом пяток и поводьями заставил Тиона уйти в сторону как раз в тот момент, когда Роган метнул дротик. Остальные, следовавшие за десятником, сделали то же самое, почти все попали, и создание, уже порядком покалеченное, плюнуло магией в небо, а убийственная волна ударила куда-то в облака.

Всадники закружили карусель по вытоптанному полю, взявшись за луки, а противник, теперь больше похожий на ежа, остался лежать и лишь корчился, дергая ногами в конвульсиях, словно кузнечик…



Тело выволокли на свободное пространство, к колодцу, и солдаты в молчании обступили его. Эйрисл изучал жуткую тварь вместе со всеми.

— Вне всякого сомнения, это человек, — наконец произнес он.

— Как скажете, командир. — Говерта его слова не убедили. — Но уж больно странный.

Странный — не то слово. Будто бы некто поиздевался над несчастным, превратив в гротескное подобие. Руки и ноги длинные, словно их тянули на дыбе и дергали, как и шею. Лицо плоское, вместо рта — узкая щель, а зубы не помещаются в нем и потому торчат во все стороны. Уши почти исчезли, нос провалился, синие глаза едва угадываются под надбровными дугами. То, что Эйрисл сперва принял за темную броню, оказалось черной ороговевшей кожей, отстающей от тела неровными складками.

— Ну по крайней мере, из него течет что-то похожее на кровь, и его можно убить, если постараться. — Лейтенант выпрямился.

— Наверное, это тот. Другой. О каких говорят беженцы, — произнес невысокий темноволосый Роган. Шапка с лисьим хвостом на его кудрявой голове была похожа на ярко-рыжее птичье гнездо. — Твари Скалзя, что пришли благодаря отступникам. И у них магия. Мы все это видели. Понятно, почему люди покидают Горное герцогство. Несчастные ублюдки. В этом они могут винить только себя.

— Не говори ерунды! — осадил его старший сержант. — Знаешь же, что у соседей полно тех, кто не принял веру Вэйрэна и не пошел за этой Рукавичкой. Простые люди, такие же как мы с тобой, и они не должны расплачиваться за глупые решения их герцога.

— У тебя уже седина в бороде, — невесело усмехнулся Смолистый, и его обожженное лицо, все в старых шрамах, исказилось, словно от боли. — А веришь в такие сказки, сержант. За чьи же решения расплачиваться, как не герцога?

— Поумничай тут у меня, — буркнул заместитель Эйрисла, но без злобы, скорее для порядка. — Не далековато он забрался от Скалзя? И почему сидел под снегом?

— Поди пойми, что в голове у таких тварей. Он убил четверых наших. И трое покалечены так, что не смогут сидеть в седле.

Все посмотрели на лейтенанта, ожидая его решения.

— Собираемся. Роган. Оставь несколько человек с ранеными, мы пришлем для них телегу из Балка через пару дней. Займите дом, посмотрите подходы, возьмите все, что вам будет нужно. Корм коням в первую очередь. Тело твари заберем с собой в расположение полка, заверните его во что-нибудь и на заводных. Но сперва похороним Алета и остальных.

Предстоял тяжелый день.



Тракт, ведущий к Балку, был забит беженцами, как и несколько дней назад. Они шли непрерывным темным потоком. Унылым, уставшим, выбивающимся из сил, испуганным, отчаявшимся и обреченным.

Тысячи ползли вереницей от Шипастого перевала. Сперва среди ослепительного снега по узкому горному серпантину, затем через тесные долины, в которых на костры был вырублен весь еловый лес, потом по предгорьям и, наконец, по бесконечной равнине, скованной стужей и иссеченной злыми метелями.

Равнине, которая брала щедрую плату с тех, кто ступил на нее. Товарами, скарбом, животными. Чем дольше шли люди, тем больше они теряли. Выбрасывали вещи, чтобы облегчить свою ношу. Часто коровы, овцы и лошади падали и больше уже не вставали из-за усталости и отсутствия корма. Тогда их пускали на мясо, а возы да телеги оставляли или сталкивали в канавы и овраги, чтобы освободить тракт.

Но позже равнину уже не устраивали те жертвы, что оставляли для нее, и она требовала новых. Ослабленные долгими переходами, холодом и скудной едой оставались в неглубоких могилах или просто засыпанные снегом, вдоль обочин, на полях и полянах.

Первыми умирали старики. Теряли силы, отставали и исчезали позади, если рядом с ними не было никого из семьи. В противном случае они умирали чуть позже. Затем, за стариками, уходили и другие. Молодые, здоровые, но обессилевшие.

Эйрисл за десять дней в патруле успел насмотреться на темные застывшие тела, припорошенные снегом. Они лежали на протяжении всего пути колонны беженцев.

Люди шли к Балку, а после дальше, на юг, к более крупным городам, надеясь найти работу, жилье и новую жизнь. Им не препятствовали, хотя все эти чужаки из-за перевала лишь пару месяцев назад считались врагами. Ведь это жители Горного герцогства. Те, с кем шла война. И до последнего времени война эта проходила не в пользу Фихшейза, сейчас вынужденного принимать бывших противников, строить для них временные лагеря и обеспечивать едой, топливом, одеждой, палатками.

Не все из живущих в Фихшейзе были довольны подобным гостеприимством к недавним врагам. В отряде Эйрисла в том числе, несколько солдат роптали, но полк получил приказ из Велата, говорят, от самого герцога. Поэтому Четвертая рота, как и другие, носилась по всей Предгорной области, проверяя деревни, обеспечивая порядок на перекрестках и во временных лагерях, вылавливая мародеров и бандитов. Помогая тем немногим, кому могли помочь.

Фихшейз готовился принять новую кровь и после повернуть ее против того, от кого она пыталась спастись.

От сторонников Вэйрэна во всех их обличьях. Ибо много оказалось среди соседей не принявших новую веру, даже из страха перед шауттами. И когда начались погромы и предавшие Шестерых стали уничтожать антагонистов, приходилось или сражаться, или бежать в соседние герцогства. Не только в Фихшейз. Но еще и в Варен, и в Ириасту, и в Дарию.

Раньше из-за гор тянулся тоненький ручеек отчаявшихся людей, но после событий в Скалзе он превратился в безумный поток тысяч голодных ртов, оставивших родные земли.

Слухи о том, что случилось в Горном герцогстве, росли и множились, менялись ежедневно, обрастали подробностями да небылицами. В них тяжело было разобраться и вообще понять, где правда, а где вымысел. Но верно было лишь одно — где-то среди всех этих страшных сказок о появлениях чудовищ ночи, о синих огнях, умирающих людях, магии, спавшей тысячи лет, и гибели герцога да Монтага скрывалась истина. И она оказалась достаточно суровой, чтобы испугать слишком многих. Иначе бы они не ушли из обжитых мест, где поколениями жили их предки.

Колонна беженцев замедляла продвижение поредевшего отряда, приходилось сдерживать коней на тракте, ждать, когда люди отойдут в сторону и то и дело объезжать возы и телеги, полные скарба. Солдат, хоть как-то следящих за порядком, было мало, в основном тройки с нашивками восьмого полка на плащах, и им приходилось выбиваться из сил, надрывать глотки, чтобы обуздать эту едва ползущую, умирающую, все время теряющую надежду стихию.


Роте удалось проехать по тракту с четверть лиги, пока возле маленького села, среди заторов, ругани, криков, разожженных костров и растущих точно грибы палаток, шатров и фургонов, не показался временный лагерь. Пахло жареным мясом, навозом, кузницей, лошадьми, людьми, а еще холодом и неуловимо — смертью.

Говерт с тройкой отправился вперед, вернувшись довольно быстро, сказал:

— Лось был здесь еще до рассвета, командир.

Эйрисл мрачно кивнул и позволил отряду недолгий отдых. Настроение у лейтенанта оставалось совершенно не радужным. Он не любил терять людей, старался беречь их и за все время, пока руководил ротой, недосчитался восьмерых. А сегодня на ту сторону отправились сразу четверо опытных, давно служивших с ним солдат. Погибших бесславно. Не в честном бою с привычным врагом.

Их гибель — его просчет. Он командир и ответственен за весь отряд, любая ошибка, недомыслие и недосмотр заканчиваются ненужными жертвами.

Перед глазами вновь встало синее сияние, воронка, женщина с белыми, как у рыбы, глазами. Странный морок, что длился всего лишь несколько мгновений, но показался ему долгим и тягучим, словно затяжная болезнь.

Он до сих пор чувствовал во рту кислый привкус, от которого нельзя было избавиться на протяжении всего дня пути.



Они покинули временный лагерь, свернули с тракта на проселочную дорогу, не чищенную, в снегу, добравшись до Первой Сторожки — села на границе большого елового леса. Здесь их облаяли собаки, и местный староста подтвердил, что видел десятку Лося, ушедшую в лес.

— Я их отправил, — сказал он и, словно бы чувствуя свою вину, пожаловался: — Пришлые разбойничать стали. Соседа убили, когда он по дрова пошел. А потом пытались напасть, но псов мы не зря хорошо кормим. Одного задрали, остальные в лес отступили.

— Местные? — спросил Эйрисл.

— Как же. Не наши. Из этих. Гостей дорогих. Но не солдатня. Засели в Старых Столбах лесника, это за Второй Сторожкой, в чаще, возле вырубок. Лестницу убрали, хрен к ним залезешь. Мы попытались было сами, да у них арбалеты.

— И поэтому ты не нашел ничего лучше, как попросить всадников лазать по зимнему лесу, вместо того чтобы отправиться к егерям?

— Так вы это… того. Тоже солдаты. Какая мне разница, кого из вас просить душегубов вывести? Деревня герцогу налог платит, так что будьте любезны защищать. Да и чего вы тревожитесь? Вона они.

Действительно, из тихого зимнего леса выезжали всадники. Говерт шевелил губами, пересчитывая солдат. Эйрисл сделал то же самое и удовлетворенно кивнул, видя, что их десять. Столько же, сколько уезжало глубокой ночью.

Лось, самый молодой из четырех десятников роты, с заветренным открытым лицом и щеками, испачканными сажей, произнес:

— Лейтенант, как вы и приказали, мы проверили села Еловых Опушек. Третья Сторожка пуста, Осины пусты, Каменная Глотка тоже. Беличьи Поляны сожжены больше недели назад, и соседние лесные поселки не знают, что там случилось.

— Не знают?

— Нет. Мол, ночью был пожар, видели зарево над деревьями, а утром, когда собрались и пришли, там уже одно пепелище.

— А люди?

Десятник нахмурился:

— Все двенадцать человек, что там проживали, мертвы.

— Мертвы, — подтвердил староста. — Перебили всех стрелами какие-то мерзавцы.

— Продолжай.

— Вторая Сторожка цела, как и Мухоморы, и Четвертая Сторожка тоже. Их никто не беспокоил, а потом мы пришли сюда, уже хотели возвращаться на условленное место встречи, но господин староста рассказал о банде, и пришлось подзадержаться.

Лось махнул рукой, и солдат бесцеремонно сбросил перекинутых через спину заводного коня связанных людей. Они грянулись в снег, один, несмотря на то что у него во рту был кляп, громко вскрикнул. Эйрисл не проявил никаких эмоций, лишь обратился за разъяснениями к подчиненному.

— Мародеры. Решили жить за счет селян.

— Как ты их выкурил из Старых Столбов?

Старыми Столбами называлась пара хижин, построенных лесниками на стволах могучих елей в двух десятках ярдов над землей. Зимой они пустовали, вот их и облюбовали лихие люди. Эйрисл помнил, что залезть наверх, особенно если этого не желают те, кто там сидит, без лестниц, под стрелами, довольно сложно.

— Поджег их к шауттам, — усмехнулся Лось.

Староста неодобрительно охнул, но десятник и бровью не повел:

— Или ты, уважаемый, думал, что я буду цеплять веревку с крюком да пускать своих людей под арбалеты? Я, конечно, командир, все честь по чести сделал. Представился им по форме, предложил сдаться, а когда они стали стрелять, мы их и подпалили. Посыпались как спелые яблоки, когда занялось. О высоте забыли, прыгали прямо с площадки, словно им шерсть подожгли.

— Ну так оно и было. — Смолистый, который с огнем не дружил по причинам, видимым у него на лице, говорил ровно, но в глазах его застыло выражение одобрения. Он был не прочь, когда поджигали не его, а бандитов. — Всего двое? А где остальные?

— Поломались. — Снова усмешка. — Эти поумнее оказались, перепрыгнули на соседние деревья.

— Отдайте их нам, — предложил староста. — За убитых людей пусть ответят.

Эйрисл неодобрительно поджал губы, и его ярко-голубые глаза похолодели:

— Моя рота поймала преступников, но это не значит, что мы выдадим их вам для мести. Ты на территории герцогства Фихшейз, уважаемый староста, а законов не знаешь.