Белый огонь

Нечего говорить. Эйрисл понимал, что друг пребывает в мрачном настроении уже пару дней, и ранняя побудка ничуть не улучшила положение дел.

Услышав шаги, они вместе посмотрели на подошедшего широкоплечего человека в тяжелом меховом плаще.

— Люди готовы, лейтенант, — сказал первый десятник, Говерт, по глаза заросший бородой мышиного цвета.

— Лось? — Он знал ответ.

— Пока нет вестей.

Эйрисл нахмурился, покосился на Тиона, словно тот его осуждал. Затем перевел взгляд на село. Над крышами — ни дымка. Будто все вымерло. Вполне возможно, что так и было. Месяцы на северных границах Фихшейза наступили суровые.

— Пусть Роган со своими зайдет со стороны огородов. Выступаем.

Эйрисл стянул рукавицы, оставшись в шерстяных перчатках, запрыгнул в высокое седло, и Тион, все еще недовольный тем, как начался день, фыркнул и попытался укусить коня Говерта. Тридцать шесть человек легкой кавалерии Четвертой роты из пограничного Третьего полка фихшейзской армии медленно выехали из леса, пустив жеребцов шагом.

Выглядели они совсем не как армия. Далеки от блеска столичных полков Велата с их прекрасными породистыми скакунами, дорогой упряжью, блестящими латами, яркими плюмажами, парадными мундирами и оружием, украшенным таким количеством золота, что поднять его можно лишь с большим трудом.

Никаких знаков различия, кроме шерстяных армейских плащей серого цвета, потемневших, грязных и потрепанных. Воины не носили тяжелых доспехов, лишь некоторые надевали под меховые куртки кольчуги, а шлемам предпочитали лохматые шапки. Куда теплее и удобнее. Каждый был одет во что горазд, скорее напоминая иррегулярный отряд, чем тех, кто служит его светлости под присягой и на постоянном жалованье. Весь третий полк славился небрежным отношением к своему внешнему виду, впрочем, известен он был и делами иного рода. Стойкостью на Гнилом поле, во время весенней кампании против Ириасты в Сорокалетней войне, а также подавлением крестьянского бунта у Трехногого перевала в провинциях побережья.

Вооружение примерно такое же. Каждый сам выбирал, что ему удобнее. Меч, секира, короткое копье с широким наконечником, легкая пика. Но у всех были луки. Хороших стрелков в отряде Эйрисла имелось достаточно, и они не раз и не два выигрывали состязания между ротами Третьего полка.

Алагория, может, и славилась тяжелой конницей, но зато в Фихшейзе были лучшие конные лучники. И даже карифцы это признавали.

Кони Четвертой, как и их хозяева, не отличались особой статью. В основном это были звери варенской породы, мышастого цвета со светлыми гривами и хвостами. Лохматые, крепкие и очень выносливые. Пускай не такие стремительные, как лошади гонцов, не говоря уже о тех, что за сотни марок покупали себе благородные, дабы состязаться в скачках на древнем ипподроме Велата, но зато способные много часов, не снижая скорости, везти на себе и всадника и внушительный груз, если это требовалось. Они отличались неприхотливостью, могли питаться подножным кормом, двигаться по бездорожью, горным тропам и снегу. И когда тяжелой кавалерии требовался отдых, эти лохматые коньки вполне себе ровно продолжали путь дальше.

Лейтенант еще раз изучил мертвое село, цеплявшееся плетнями, амбарами и курятниками за серое одеяло рассвета. Неприветливое зрелище. Никакого намека, что в домах теплится хоть какая-то жизнь.

Эйрисл кивнул, и, подчиняясь его молчаливому приказу, отряд начал действовать. Десятка Рогана сразу же взяла рысью к реке и плетням, блокируя этот путь отступления. Пять солдат Смолистого — к кладбищу, возле которого проходила заметенная за ночь дорога, рассредоточиваясь. Оставшиеся вступили в маленькое поселение. Несколько человек покинули седла, быстро проверяя дома, постройки, заглядывая в колодцы, погреба и на чердаки.

Это заняло не так много времени, просветлело лишь едва-едва, когда вернулся рыжий Алет, оттянул шерстяной шарф, закрывавший лицо:

— Везде пусто, командир. Ни людей, ни собак, ни скотины. Следы замело, так что не могу сказать точно, но по меньшей мере дня два здесь никого. Дома промерзли, печи остыли. Однако это не нападение. Крови нет, двери целы, внутри ничего не перевернуто и не разбито. Жители забрали самое ценное и ушли от греха подальше.

— В Балк, полагаю, как и многие другие, — нахмурился Говерт. — Пятая деревня за неделю опустела. Люди бегут от того, что идет из Горного герцогства. А ведь их даже война не пугала.

Эйрисл покрутил шеей, чувствуя, что свитер из грубой шерсти скребет кожу. Его не покидало неприятное чувство. Слабая боль в области висков, а еще холодок, словно онемение, прямо под языком.

— Здесь Приграничный пояс, и живущие ко многому привыкли, в том числе и к войнам. Но вот к слухам, что идут вместе с беженцами, привыкнуть оченьтяжело. Крестьяне напуганы.

Говерт буркнул:

— Никто не знает, где правда, а где вымысел. Мы не встречали этих созданий, командир. Хотя все о них только и говорят.

— И радуйся тому, что не встречали. Шауттов никто из нас тоже не видел, но ты же не станешь сомневаться, что они существуют?

— Шаутты это одно. А вот странные черные создания с горящими синим светом глазами, пожирающие плоть и уничтожающие всех, кто не может защититься? Плюющиеся магией? Захватившие несколько крепостей и замков в соседнем герцогстве? Скалзь, наполненный ими? А также другие города Горного герцогства? — Говерт нахмурился. — Все может быть, лейтенант.

Тион всхрапнул и едва ли не заплясал на месте, так что Эйрислу пришлось натянуть поводья.

— Да что с тобой сегодня такое?

— Кони нервничают с вечера. — Рыжий Алет сделал жест, призывая Шестерых на защиту. — Жаль, у нас нет собак. Они чуют зло.

Эйрисл вновь покосился на снежное поле, начинавшееся сразу за пустыми курятниками. Чувство боли усилилось. Отвел взгляд. Стало легче. Снова посмотрел, и слюна во рту внезапно стала кислой.

— Одолжи-ка мне свою пику, солдат.

Он взял протянутое ему оружие правой рукой, держа за середину древка, чуть наклонив узкий шилообразный наконечник вниз, и пустил Тиона шагом в сторону поля.

Десятка Говерта, пускай и не понимая, что задумал командир, не стояла сбившись в кучу. Рассредоточились вдоль границы поля и, оставаясь в седлах, взялись за луки, внимательно следя за происходящим. Причем трое из них заставили коней отойти чуть назад и повернулись в сторону опустевших домов, на случай если разведчики что-то пропустили.

Снега намело много, по лошадиные пястья, Тион шел неохотно и осторожно, громко нюхая воздух и напрягая уши. Эйрисл ткнул кавалерийской пикой вниз, почувствовал, как наконечник врезался в промерзлую землю. Несколько ярдов, и он опять проделал то же самое движение. С тем же результатом.

Теперь во рту словно лимон раздавили. И в этот момент Тион резко встал и больше не пожелал сделать ни шагу.

— Ладно, — нахмурился командир Четвертой роты. — Тогда поступим…

Он не успел сказать, так как под конем разлилось бледно-голубое свечение. Оно запульсировало в такт ударов сердца. Раз. Другой. Третий.

Крик сержанта, предупреждающий об опасности, прозвучал в миг, когда синий свет под снегом полыхнул и что-то черное поднялось из-под него.

Тион встал на дыбы, ударил выбиравшееся из снежной «берлоги» существо передними ногами. Затем рухнул на него всем весом, зло заржал, крутанулся вокруг своей оси, сильно вбивая копыта в поверженного противника, а потом прыгнул, словно заяц, в сторону, так, что Эйрисл, несмотря на все навыки опытного наездника, едва удержался в седле.

Конь пошел боком, тараща глаза, скалясь, хрипя. Лейтенант с силой ткнул пикой в человекоподобное создание, которое вставало на ноги, не чувствуя страшных ран, оставленных на нем жеребцом. Наконечник с трудом вошел вплоть, а затем древко сломалось.


Все вокруг полыхнуло синим, и на солдата надвинулись тени…



Кто-то кричал. Все время то же. На одной ноте.

— Мои глаза! Мои глаза! Мои глаза!

Эйрисл попробовал вздохнуть, но ощутил боль в ребрах и решил, что Тион рухнул на него, переломав все кости.

— Мои глаза-а!!. — Крик перешел в вой.

Он поднял веки, но с ужасом понял, что ослеп и вместо глаз у него лишь дробленое стекло, которое с каждой секундой все сильнее впивается ему в мозг. Хотел закричать, но вместо этого издал хрип, схватился пальцами за что-то липкое, ощутимое даже через перчатку, затем удар выбил из его легких весь воздух, и вновь пришли тени…

Среди тусклого снега поднималось яркое солнце. Его злой белый свет обжигал даже сквозь теплую одежду, оставлял на открытой коже раны, которые сразу же начинали кровоточить и дымиться, но боли, что удивительно, не было. Свет не разгонял тени, наоборот, сгущал их, делал резче и материальнее.

Они двигались вопреки всем законам. Ползли по снегу, и совершенно непонятно, кто их отбрасывал. У теней не нашлось хозяина, они сами по себе были чем-то, Эйрисл чувствовал это сердцем и стоял, забыв дышать.

Он смотрел, как они неспешно перемещаются. Искажаются, меняются, принимают различные формы и размеры. Он следил за ними неотрывно и завороженно, словно за ядовитыми змеями, которые с каждой секундой подбирались к нему все ближе и ближе, сужая круги.

Солнце стало ослепительным, выжигая глаза, и Эйрисл зажмурился, а когда открыл их снова, то тени уже слились в одну огромную, лежавшую на снегу фигуру, медленно колеблющуюся, дышащую, как гигантское морское животное, поднявшееся из глубин.

Нет. Не животное.

Чудовище.

Лейтенант понял, что стоит в самом центре воронки, водоворота, сотканного из густого мрака, питавшегося солнечным светом жадно, словно оголодавшая пиявка. В следующий миг в центре воронки открылся сотканный из ртути огромный глаз, моргнул, уставясь на Эйрисла, читая его память, заглядывая прямо в душу, видя все его тайны, мечты, желания и страхи.

Водоворот пришел в движение, тени сложились в новую фигуру, в острые клинья, в зубы хищника, и воронка превратилась в распахнутую пасть. Туда провалился снег, деревья, земля и человек.

Одна из осин, корнями впившись в почву на самом краю пропасти, накренилась, легла почти горизонтально, но удержалась, позволив ему обеими руками вцепиться в спасительные ветки.

Эйрисл висел над бездной, в сердце которой бушевало ледяное синее пламя, и тени вокруг него плясали и корчились, словно дикари из джунглей Черной земли. Дыра дышала влажным смрадом, выла глотками миллионов тех, кто ушел на ту сторону.

Звала его. Ждала. И собиралась пожрать.

Он держался что есть сил и понимал: это ненадолго. Ветки рано или поздно сломаются, или же пальцы ослабнут, и та сторона примет его, сотрет, уничтожит из памяти мира.

Она хотел его. Жаждала. Тянулась тенями и выла, чтобы он перестал сопротивляться, сдался и принял уготованную судьбу.

Командир Четвертой роты не желал этого, а потому боролся.

Боль в висках стала жуткой, язык корчился от вкуса лимона, мир потускнел, распался на нити.

На фоне ослепительного металлического солнечного диска появился темный силуэт. Он наклонился, и Эйрисл разглядел женщину. Молодая и красивая, но с седыми волосами и ужасными глазами. Белыми, как у мертвой рыбы.

Весь вид незнакомки говорил, что она не уверена, не ошиблась ли, оказавшись здесь.

Через секунду девушка протянула к нему левую руку, на запястье которой был застегнут черный браслет.

— Ну же! У тебя не такой уж и большой выбор! — Она заметила его колебание.

И Эйрисл ухватился за узкое запястье, все еще не веря, что ей удастся справиться с его весом, вытащить назад, на поверхность.

Девушка резко выпрямилась, выволакивая лейтенанта, и солнце погасло…



— Мои глаза!..

Эйрисл тряхнул головой.

Никакого солнца, все тот же тусклый серый рассвет начинавшегося дня, а вокруг кипел бой. Высокая человекоподобная фигура, странная и кособокая, в черной броне, больше похожей на обожженные глиняные черепки, выбиралась из снега на дорогу, а всадники, рассыпавшись по полю, поражали ее стрелами.

Кажется, с того момента, что он ударил пикой эту тварь, прошло всего несколько мгновений. Тион не сбросил его из седла, сделал все, как учили, разорвал дистанцию, спасая и себя и наездника.

— Мои глаза-а!!

Алет валялся на земле, зажимая лицо руками, и из-под его пальцев текла кровь. От жеребца солдата остались лишь куски плоти, перемешанные с костями и сбруей. Прежде чем Эйрисл хотя бы смог представить, что случилось, черное существо чуть подалось вперед и издало низкий, горловой, рыгающий звук.

Во всяком случае, это выглядело и звучало именно так.

От невидимой волны, понесшейся к солдатам, разлетелась снежная пыль, рухнул плетень, несколько осин рассыпались острыми щепками.