Белый огонь

Лавиани уже открыла рот, чтобы привести следующие аргументы, но заметила, как Тэо качает головой, и махнула рукой.

— Ладно. Чего уж теперь жалеть. Вот. Здесь остановимся.

Ночь они провели во влажном, покрытом галькой коротком распадке между скалами и рекой.

Сойка растолкала их еще до рассвета, пребывая в дурном настроении.

Шли осторожно, пока небо бледнело, затем розовело, а после колебалось, не зная, что выбрать — голубой или серый. С севера наползали низкие облака, грозящие привести за собой стада туч, куда более многочисленные, чем овцы безымянного гиганта, оставшегося далеко позади.

День обещал быть не менее трудным, чем прежние.

Все так же вдоль берега широкой реки, вольготно растекшейся по безымянной долине, появившейся после войны прошлого. Несколько часов они молчали, ничего не говоря друг-другу, слушали лишь шум немного ускорившейся воды в русле, свое дыхание, да стук камешков, то и дело выкатывающихся из-под подошв.

Тэо, ведший Бланку, негромко сказал себе под нос:

— Хм.

Лавиани оглянулась через плечо, хмурясь, но и не подумала спрашивать, к чему это «хм» относится. Много чести.

— Хм… — вновь раздалось за спиной, а затем шаги смолкли, когда он остановился, и вместе с ним остановилась Бланка, радуясь этой недолгой паузе.

И опять она проигнорировала его, слыша через некоторое время, как двое продолжили путь. А затем резко замерла, крутанулась и сказала со злостью, хотя удивления в ее голосе было ничуть не меньше:

— А ну, перестань со мной играть, мальчик! Оставь эти цирковые фокусы! Что ты сделал?!

Шерон переводила недоумевающий взгляд с одного на другого, не понимая, что происходит.

Тэо негромко и чуть смущенно кашлянул в кулак:

— Там, в Шой-ри-Тэйране я видел много снов. Обычных. А еще тех, что показывали прошлое. И тех, что учили или пытались это сделать. Эйв умер слишком рано, чтобы я понял все, но иногда сны возвращаются фрагментами картинок. И внезапно я начинаю понимать, вот как сегодня.

— Что. Ты. Сделал.

Он очень осторожно улыбнулся уголком рта:

— Скажи мне сама.

Лавиани смерила его холодным взглядом, повела плечами, словно внезапно ее покрыли мурашки, и произнесла тоном совершенно недружелюбным:

— Я перестала тебя чувствовать. Внезапно. Резко. Не так, когда ты уходишь от меня далеко. А разом. И это довольно болезненное ощущение, словно дали в зубы, Попрыгун. Тебя нет. Асторэ нет. Нет больше ненависти и раздражения из-за твоего присутствия. Ни малейшего.

— Значит, получилось. Ты больше не чувствуешь мою метку.

— Мы уже когда-то говорили об этом! — фыркнула та. — Я чувствовала не метку, а твою кровь асторэ.

— Нет. Ты ошибаешься, — мягко ответил он. — Таувины находили и убивали асторэ столетиями. И многим из нас пришлось забыть себя, стать людьми, скрыться, отказавшись от магии. Магия — это метка той стороны. Без нее нас гораздо тяжелее найти таким, как ты. Поэтому не нашли Арилу и она жила среди волшебников. Была рядом с Нэко, а та, прежде чем погибнуть у Мокрого Камня, являлась одним из сильнейших таувинов своего поколения. Нэко ничего не почувствовала.

— Ага, — скучным тоном протянула Лавиани, которую тяжело было сбить с намеченного. — Или она не сочла нужным прикончить Арилу, как я не сочла нужным избавить свет от Тэо Пружины. Кроме меня должны же быть в мире добрые люди?

— И все же это так. Арила пробудилась, когда коснулась перчатки Вэйрэна, как это случилось со мной. Проснулась старая кровь, пелена, защищавшая нас от рыцарей света, пала.

— И теперь ты ее восстановил. Ну, очень умно, чего уж тут, рыба полосатая. Вдруг сейчас на тропинке мы встретим еще одного таувина.

— Мне надо было проверить. — Он пожал широкими плечами. — Если не сделать что-то сразу, то сны забываются. Ну теперь ты будешь куда меньше раздражаться.

— Не жди от меня такого, — посулила та.

Шерон подошла к акробату и закатала рукав его рубашки, увидев красный смазанный развод на полупрозрачной коже предплечья.

— Малая потеря. — Он осторожно высвободил руку из холодных пальцев девушки. — Всего несколько капель не отправят меня в сон. И это того стоило.

— Как скажешь. — Шерон сунула руку за пазуху жилета из овечьей шерсти, извлекла тонкую булавку, сделанную из рыбьей косточки, и, стараясь не уколоть друга, воткнула ее в воротник рубашки акробата. — Не потеряй. Раз Лавиани больше не чувствует тебя, хоть я буду знать, где ты находишься.

— Опять книга старой ведьмы? — Сойка скривилась. — Для меня тоже такая есть?

Шерон молча сунула руку под жилет, но остановилась, увидев жест убийцы Ночного Клана.

— Даже не думай! Вот в чем я не нуждаюсь, так это в твоей опеке, девочка. Не желаю цеплять на себя поводки.

— Это удобно.

— Не для меня.


— Но…

— Еще раз — нет. Если ты можешь найти косточку, то и другие смогут. И не надо спрашивать кто. Шаутт его знает. Великий волшебник, асторэ, таувин… кто там еще? Один из Шестерых. Не желаю, и все тут.

— Ладно. Бланка?

Рыжая склонила голову:

— Я больше не хочу теряться. Будь любезна.

Лавиани, хмурясь, смотрела, как госпожа Эрбет получила на свою одежду рыбью косточку.

— Человеческая-то небось была бы лучше, а? Ладно… давайте перебирать ногами. Я плохой следопыт, а на гальке так и вовсе ничего не вижу. Сегодня я планирую покончить со всей этой утомительной беготней.

То, что впереди обрыв, им подсказала река. И шум. Первая внезапно ускорилась, был заметен наклон долины, не слишком-то уж и резкий, а второй — нарастал. Скалы вздымались перед ними едва ли не вертикально, свободное пространство нашлось лишь там, где падала вода, и Лавиани, изучив тропу, повела их в тенистое холодное ущелье, уходящее вправо.

Не ущелье. Каньон, выточенный в породе протекающим на дне ручьем, сейчас полноводным из-за прошедших дождей.

Сойка коснулась пальцем грязи, в которой отпечатались следы ботинок.

— Свежие.

Спутники прошли не больше двух сотен ярдов, когда впереди возник свет — и они очутились на пологом склоне, водопад теперь был слева и не рокотал, а лишь приглушенно ворчал, сбрасывая желто-оранжевые, пахнущие горячим металлом воды вниз. Перепад высоты в том месте оказался не самым большим, ярдов десять, и вода низвергалась в огромное ржавое озеро, растекающееся внизу и уходящее за горизонт, куда-то на запад, к мглистым горным кряжам.

Но никто из друзей не смотрел ни на водопад, ни на озеро. Их внимание привлекло кое-что другое, и они хранили потрясенное тяжелое молчание, не спуская глаз с открывшегося перед ними зрелища.

Бланка из-за затягивающейся тишины, давящей на нее, тревожной, нервно переступила с ноги на ногу и спросила шепотом, словно опасаясь разрушить нечто хрупкое и очень важное:

— Что случилось?

— Город, — односложно произнесла Лавиани.

— Аркус, — Тэо не находил слов, — какой же он… Никогда не видел ничего подобного.

Однажды цирк Пружины, путешествуя из Велата в Шаруд, встал у великого ледника, бронированным голубым полозом слезшего с гор в плодородные долины юга, разрезая землю тяжелым телом. Он отвесной стеной возвышался над миром, проигрывая лишь вершинам, что рождали его, и обрывался тупой головой в воду, что тоже когда-то была его телом. И тогда акробат увидел, как синяя глыба оторвалась от ледника, подняв волну. Сперва не очень-то и большую, но с каждым мгновением, что она ползла, набирая ход, росла, поднимаясь… все выше, выше… пока, возле самого берега, сверкнув ослепительно-белым гребнем, не вскинулась на чудовищную высоту, обрушившись на все, до чего могла дотянуться.

Аркус — был этой самой волной. Но во сто крат более высокой и в тысячу крат белее. Даже в свете тусклого зимнего солнца на его белизну было больно смотреть, словно и не было между ним и людьми, что пришли к его стенам, разделяющих их тысячелетий.

— Словно это город гигантов, — наконец выдавила Лавиани. — Слишком все… большое.

Тэо был с ней абсолютно согласен. К примеру, алагорцы славились своими укреплениями: стены Алой крепости Пьины считались неприступными, поднимаясь отвесно вверх, сложенные из красного камня, на закате бордового, точно запекшаяся кровь. Цитадель ни разу никому не удалось захватить. А за сотни лет пытались многие. Дагевар, Нейкская марка, бароны Лоскутного королевства, Накун, Ириаста, Фихшейз и Треттини. Акробат помнил это величайшее строение времен Единого королевства, построенное таувинами на перекрестке путей, чтобы укрепление защищало побережье от набегов мэлгов и даже шауттов.

Но Алая крепость Эпохи Процветания была ничем по сравнению с белым городом Эпохи Света. Эпохи, когда Шестеро ходили меж людей, Битвы на бледных равнинах Даула не случилось, Вэйрэн не пал, а Мальт и Моратан все еще были живы. Стены, словно выточенные из слоновой кости, поднимались на высоту триста ярдов, а башни, что стерегли их, еще выше, довлели над любым, кто осмелился бы пойти на штурм, еще на сто ярдов.

— Гиганты его строили вместе с людьми, — ответила Шерон, ощущая в животе странный холодок. — А еще использовалось волшебство. Очень много волшебства. Это был великий город, до тех пор пока он не соблазнился речами асторэ, возжелавшего справедливости, мести и возвращения магии.

Они находились выше стен, на горах, которых не было, когда уже стоял Аркус, а потому видели все. Город, квартал за кварталом, улица за улицей, проспект за проспектом начинался и… не кончался. Уходил за горизонт, сливаясь, превращаясь в неровное снежное поле.

Самый большой из городов, что когда-либо видел Тэо. Больше Пубира, Рионы, Ринии и… даже Талориса.

Бесконечный и совершенно пустой.

Всеми забытый.

Мертвый.

Дома возвышались, словно муравейники над лесными полянами. Самые низкие в четыре этажа. Остальные выше. Гораздо выше, чем сейчас строят. Над домами нависали башни. Столбы слоновой кости, уходящие к облакам, касающиеся их шпилями. До самой большой отсюда было несколько лиг, но все равно ее чудовищные размеры заставляли трепетать от восхищения и ужаса.

— Как… — Шерон сглотнула, чувствуя, что горло сжимается помимо воли. — Как же они такое строили? Даже с помощью волшебства?

— Шестеро еще оставались в нашем мире, — глухо-произнес Тэо, рассматривая странное переплетение камня между собой, выступы, тяжи, острые грани. — Они учили и создавали. А уйдя, забрали с собой слишком много знаний. Такое не повторил никто из великих волшебников.

— Повторил, — возразила Шерон. — Мильвио говорил, что повторил. Города Савьята, Давора и Соланки были не менее прекрасны. Пирамиды Первых Королей в Элби. Да много чего еще, стертое Катаклизмом.

— Три тысячи лет прошло. А башни и стены Аркуса стоят. Даже не покосились, не накренились, не рухнули.

— Жаль, я не могу видеть, — вздохнула Бланка, и в ее голосе прозвучала настоящая печаль.

— Меня больше интересует вот это. — Лавиани ткнула пальцем в очень приметную вещь, которая конечно же не укрылась от внимания ее товарищей. — Как вам такое?

«Это» больше всего походило на то, как если бы ребенок на белом листе начертил линию черным грифелем.

Огромный ребенок на огромном листе огромным грифелем. И бумагой здесь стал сам Аркус.

Широкая, в четверть лиги, полоса начиналась на соседней вершине, спускалась в долину и рассекала город с юго-востока на северо-запад. Там, где она пролегала, не было никаких зданий, лишь черная обугленная поверхность, желоб, словно бы оставшийся от брюха проползшего здесь объевшегося человечины дракона.