Чужая женщина

- Что за..., - в ее глазах блеснули слезы. А я развернул спиной к себе и одернул змейку вниз, хрипло с шумом выдохнул. Никогда не видел такого, это пиз**ц какой-то - вся спина Зоряны в кровоподтеках и ссадинах. Я дернул верх платья вместе с рукавами и тихо сквозь зубы выматерился - на плечах взбухли следы от пряжки ремня. Я осторожно повернул ее к себе, а взгляд так на месте и застыл, я все еще видел не ее лицо, а багровые с черным пятна - следы от кулаков или от носков туфель.

- Что...что это?

- Следы...моего счастливого брака.

Если бы я мог сейчас заорать, я бы заорал. У меня в голове не укладывались нежные слова Дениса и вот это...это жуткое зверство.

- За что? - я подавился словами... я не представлял, за что такое можно сделать с женщиной. С любимой женщиной.

- За то, что могла его подставить перед выборами своей выходкой.

Она опустила лицо и потянула платье наверх, а я задыхался в приступе ярости и боли, казалось, что каждая из ссадин сейчас горит на моем теле. Мне казалось она внутренности мне вывернула наизнанку и раскаленным железом меня проткнула везде и насквозь, сердце продырявила, душу выжгла откровенностью этой.

- И как часто...тебя так?

- Всегда.

Подняла на меня глаза загнанной в угол кошки...готова шипеть и в тот же момент жалобно молит не гнать...не бить ее больше. И я рывком прижал к себе.

- Ты...ты зачем вышла за него?

- Он отца из тюрьмы вытащил.

И все частички пазла вдруг стали на место.

- Убью...- скорее, себе, чем ей.





ГЛАВА 17. Олег




Она опять плакала... а я уже не мог отталкивать, гнать. Губы ее мокрые нашел и целовал их жадно и в то же время нежно. Я ни о чем еще не думал. Решения какими-то обрывками вспыхивали в воспаленном мозге, но его затуманило тоской по ней, отчаянием и адской нестерпимой болью, от которой была лишь одна анестезия - ее губы. Я должен был их целовать, чтобы успокоиться, чтобы живым себя снова ощутить и стереть из памяти каждый багровый след на ее теле, каждую ссадину, каждый синяк и рубец.

«Не отдам...не отдам...моя она...моя».

Я еще не знал, как поступлю, мысли цеплялись одна за другую, я только понимал, что все. Не тронет он ее больше. Заберу. Зоряна вдруг оторвалась от моего рта...

- Долго мы здесь...он поймет. Он почувствует. У него нюх, как у зверя. Иди к гостям, я потом выйду.

Я смотрел ей в глаза и видел то, чего ни разу не замечал раньше, а ведь я считал, что неплохо разбираюсь в людях. Ни хрена я в них не разбирался. Я вообще в другом, своем измерении жил. Мне казалось, что есть еще на этом свете добро, мать его. Хоть где-то, хоть в каких-то закоулках осталось, хоть в ком-то. А я сам...я, наверное, был тем самым добром, которое зло вершит во имя справедливости.

Не хотел я очевидных вещей замечать. Опыт хоть и объяснял доходчиво, но брал дорого, и я все равно оставался идиотом, готовым верить в чью-то искренность. Копать дыры до истины, а потом понимать, что это я могилу себе рыл. Так вот, я в ее глазах страх увидел. Панический, дикий. Я ведь знал его...этот загнанный, безнадежный взгляд необратимости. Я его встречал не раз в зрачках жертв, которые сидели напротив меня и руки заламывали. А потом после них вламывались другие, с жирными конвертами, и я гнал их на хер. Потому что, б***ь, нельзя все купить и продать. Потому что не могу и не хочу так жить! Пусть я конченый фанатик никому не нужной правды, но это мое кредо по жизни. И сейчас я был в страшном диссонансе с собой.

- Все хорошо будет. Я смогу тебя защитить. Ты мне веришь?

Она несколько раз кивнула, а потом улыбнулась вымученно, со все той же тоской, не прекращая гладить меня по щекам и по волосам.

- Ты его не знаешь...он страшный человек, Олег. Он не такой, как все считают вокруг. Не будет все хорошо. Мне идти надо.

Она волосы поправила и слезы вытерла, но я снова за плечи ее взял, и она поморщилась. А я разжал пальцы - твааарь...как он мог ее так? Я убью его...я найду способ, и я заставлю его заплатить за эти проклятые синяки.

- Нам поговорить надо. Не так. Не второпях, - шептал я и поправлял ее платье и сам волосы приглаживал, - я все знать хочу. Все, слышишь? Мне мало этих ответов. Я решения принять должен...

- Пусть все успокоится. Пусть он утихомирится и уедет куда-нибудь. Сейчас нельзя. Сейчас он в ярости. Чувствует что-то, подозревает. Мне надо время.

- Как я оставлю тебя с ним...? - это было полнейшее раздвоение личности. Я понимал какой-то частью, что я подонок, но отступить уже не мог и не хотел. У меня все перемкнуло в голове после того, как ссадины увидел на ней и кровоподтеки. В голове не складывался образ Дени, набрасывающегося с кулаками на маленькую и такую хрупкую девчонку. Мне хотелось выбить ему зубы и сломать все кости. За то, что тронуть ее смел, боль причинить, вот это счастье ломать. Когда я на взмах ее ресниц молился.

- Я справлюсь, - прозвучало не так уж уверено, и мне вдруг пришло в голову, что все эти годы она «справлялась» вот так вот, с синяками на теле и ужасом в глазах. И перед глазами - девочка с косичками-бубликами на себе тянет домой пьяного меня, в постель укладывает... а я ее, б***ь, отблагодарил. Что же жизнь за такое дерьмо, а? За что ее так? Два мудака один за другим?

- Мы уедем. - решительно сказал и понял, что так и сделаю. Заберу ее и увезу отсюда. От него подальше. Она снова кивнула и к губам моим губами прижалась. Если бы я знал тогда, что это наши последние поцелуи... я бы... я бы держался за нее зубами, я бы не оставил ее там с ним.

«Бы» проклятое бесполезное «бы».

«Пока значение слова «любовь» понимаешь в общепринятом, потасканном смысле, и оно еще не стало смертельным диагнозом, ты в принципе вполне нормальный и даже счастливый человек. И рядом с обычной любовью злорадно скалится «никогда»...слово-насмешка, слово-издевательство, оно-то точно знает, что ты обязательно об него споткнешься и разобьешься, падая с высоты в самую бездну».

***

Зоряна вышла, а я еще какое-то время стоял, прислонившись спиной к двери подсобного помещения. Дышать было все труднее и труднее. Я впервые не знал, что делать. Не знал, как поступить правильно, и где оно завалялось, это гнилое и никому не нужное «правильно» в данном случае. У меня в жизни все как-то одинаково было, как у всех. Скучно. Да, серо, но меня устраивало. Пока ее не встретил и не понял, что, оказывается, жизнь совсем иными красками раскрашена для избранных. Кто не любит, тот не живет. И сейчас меня выдернуло из повседневности в какой-то треш, в какой-то адский лабиринт из которого я еще не видел выхода. Вернулся к гостям и не мог сосредоточиться. Ира что-то спрашивала, а потом вдруг сказала, что ей домой надо, что плохо ей стало. И я вижу, правда, плохо - бледная, на лбу пот блестит. Мне самому уехать хотелось, все вдруг вывернулось наизнанку. Я больше не мог спокойно смотреть на Дениса, не мог сидеть за его столом, не мог лицемерить. Мне надо было на свежий воздух и остаться одному. Подумать обо всем, а точнее, продумать. Я вдруг перестал смотреть на Деню, как на друга. Хотя, кому я лгу? Я перестал на него смотреть, как на друга, едва понял, что я люблю его жену, трахаю ее и мечтаю отнять у него. Да, мечтал. Как бы я ее ни гнал прочь, я хотел, чтоб она была моей и именно поэтому злился и сходил с ума еще больше. Отголоски совести еще вгрызались в меня острыми, как бритва, клыками, но я отшвыривал их от себя, представляя в каком аду она жила все это время. На прощание Денис пожал мне руку и обнял меня перед уходом, мне же хотелось оторвать ему башку. Но не здесь и не сейчас.


- Давай, братуха. Встретимся, перетрем потом насчет работы и всего остального. Тебе теперь точно бабло надо заколачивать - к семье ж возвращаешься. Ирина, вы его там держите покрепче.

Всю дорогу домой мы с Ирой молчали, она что-то рассматривала в сотовом, а я не сводил взгляда с дороги и снова, и снова прокручивал все, что мне говорила Зоряна. И не только она...все, что мне говорили в свое время об Олигархе. Я ведь мимо ушей пропустил. Потом раскрылось, что это Деня. И все. Кто он такой, значения уже не имело, это ж братан. Братан, мать его! Криминальный авторитет, в чьи делишки я предпочел не вникать, а потом и вовсе замылил себе глаза его благими делами в нашем городке.

- Олег...мне что детям сказать? Ты вчера обещал, что останешься на выходные.

Я совсем забыл, что она рядом. Возникло непреодолимое чувство раздражения. Потому что я не обещал детям остаться. Я вообще им ничего не обещал, кроме как приезжать к ним и не пропускать наши встречи.

- Кому обещал?

Угрюмо спросил и прикурил сигарету, выбросил спичку в окно.

- Я...я сказала им, что ты у нас останешься...ты сказал мне.

- Ира, - подавился ее именем, - давай мы поставим точки над «и» прямо сейчас. Я ничего вам не обещал. Особенно я не врал детям, и если ты выдаешь желаемое за действительное - это не моя вина! Верно?

- Ты мне сказал...

- Сказал. Тебе! Не детям! И я передумал! Понимаешь? Я человек, и я передумал. Или ты решила, что если мы трахались, все проблемы тут же разрешились?

Бросил на нее быстрый взгляд - отвернулась к окну.

- Не думала... я надеялась. Я и дети. Ты дал нам надежду.

Твою ж мать, как же это все невыносимо тяжело.

- Ира, давай вспомним, почему мы развелись и то, с каким рвением ты знакомила с ними нового папу и учила Ташу называть своего козла-любовничка именно так. Давай вспомним, как ты забрала свои вещи и съехала с нашей квартиры. И вспомним, что ты больше года прожила с ним. Так о какой надежде мы говорим? Кто из нас отобрал у детей надежду?

Она молчала, теребила ручки сумочки.

- У тебя просто есть другая.

Я усмехнулся, зло усмехнулся и вырулил на ее улицу.

- Да хоть сотни других, имею полное право. Детей не я бросил, Ира. Детей отца лишила именно ты, а сейчас ищешь виноватых. Или ты думала, поманишь меня обратно, и я прибегу?

- Ничего я не думала, ты и рад был этому разводу. Ты никогда меня не любил. Это я...как безумная. А ты. Тебе насрать всегда было. Ты на работе своей женат был. На трупах своих, на упырях, на маньяках, а на меня тебе наплевать было. Вот и нашла того, кто любить умел...а оказалось, что он хуже, чем ты. Ты хоть не притворялся. Да, моя вина...моя огромная вина. Но и я не просто так..., - тихо сказала и больше ни слова, пока не доехали до самого дома. А потом вдруг вцепилась в мой рукав пальцами и прошипела:

- А сучку эту, Зоряну, ты трахал, да? Трахал, когда мы еще женаты были? Я узнала ее! Ты и сейчас ее трахаешь! Это она тебе звонила. Я ее голос ни с одним не спутаю.

Я ничего не ответил, а она сама вышла из машины, хлопнула дверцей и скрылась в обшарпанных дверях подъезда. А я потер лицо ладонями. Потом набрал Геру...

- Да, ты все верно понял.

- Ну и какого хрена? Баб что ли мало?

- Я ее люблю.

Гера долго молчал мне в трубку.

- Ну и дурак.

- Я хочу знать об Олигархе все. Всю его подноготную, даже если что-то было заархивировано или изъято. Ты поможешь мне?

- Я-то помогу, а толку, Гром? Ты хоть представляешь, кто он? Хоть малейшее представление имеешь?

- И что теперь? Я должен бояться? Информация - это всегда сила. Нарой все, что сможешь. Ни одной мелочи не упусти.

- Суворов нароет. Он твой должник, до сих пор причитает, как так выгнали одного из лучших. Но смысла в этом нет.

- Кто знает...может, и есть.

Домой я ехал в полной тишине на маленькой скорости. Мне надо было собрать осколки всех своих мыслей в единое целое. И не получалось. Казалось, у меня в голове произошел ядерный взрыв, и там пепел носится. Я даже идентифицировать не могу, что и чем было. Я медленно поднимался по лестнице, и какое-то чувство странное внутри возникло, как когда-то в метро, где часовой механизм на одном из подонков тикал, и я не мог определить, на ком именно, не мог вычислить по камерам. Чувствовал, что мразота где-то в вагонах, а в каком...

Вот и сейчас поднимался, и возникло ощущение, что наверху меня ждет этот самый часовой механизм, только надет он был все это время на меня.

Когда проезжал дворами к дому, заметил два джипа - для нашего захолустья слишком большая роскошь. Но значения не придал, а сейчас по позвоночнику зазмеилось это ощущение опасности. Выдернул ствол из-за пояса штанов повертел в руке и сунул обратно. Решил, что у меня паранойя. Не зря говорят, что паранойя - это отменно работающая интуиция. Я ее не послушался. Хотя вряд ли я справился бы с той толпой, что поджидала меня дома в квартире моей пожилой соседки, которую они задушили подушкой и свернули голову ее собаке. Просто потому что они им мешали. Так раздавили, как букашек, и забыли. Меня всегда эта вседозволенность с ума сводила...но я это узнаю потом. В следующей жизни. Не в этой. Потом я буду анализировать каждый свой шаг...Потом...Когда вернусь с того света. Меня вырубили, едва я переступил порог квартиры, дали чем-то тяжелым по затылку, и я мешком свалился на пол.

***

В себя пришел уже совсем в другом месте. То ли в подвале, то ли на складе. Скорее, последнее. Воняло мясом и кровью. Какая-то скотобойня. Меня привязали цепями к крюку под потолком, и я смутно помнил, кто из ублюдков, стоящих передо мной, это сделал. Потому что вырубался несколько раз после того, как они прессовали меня ногами и кастетами. Я еще не понимал, кто и за что. А они не говорили и угадать времени между ударами не хватало. Мои глаза позаливало кровью, и они почти заплыли. Едва я поднимал веки, то тут же дергался в немом стоне от боли. Их приветствием был удар по уже сломанным ребрам.

- Не убивать. Он скоро будет. Хочет видеть живым. Сказал в чувство привести.

- Ну он так же пару часов назад приказал разукрасить и повесить. Елочная игрушка, мать его.