День, когда пропала Вероника

– Это бред, – тщетно пытаясь удержаться от крика, выплеснул Родион. Схватившись за узел галстука, слишком тесно сжимавший горло, он рванул его в сторону.

– Нет, это не бред! – жена уже вошла в раж и не собиралась сдаваться. Голубые, как небо их далекого и счастливого лета, глаза покраснели и покрылись сеткой лопнувших сосудов, волосы растрепались, придав ей сходство с заброшенной ветреной хозяйкой куклой, одежда помялась и съехала на бок. Ничего общего с мисс Совершенство из социальных сетей.

– Я не намерен это обсуждать, – зная, что подобное состояние жены может закончиться битой посудой и даже физическим насилием, Родион решительно направился к двери. После их прошлой ссоры ему пришлось в разгар летней жары неделю ходить в футболке с длинными рукавами, скрывая следы от побоев и укусов жены.

– Ты меня ненавидишь, – зашлась в крике Вероника и тут же в унисон раздался детский плач. Роберт проснулся.

Первой мыслью было собрать детей и уехать с ними из дома, дав жене время успокоиться, но Родион отверг ее – у него совещание в разгаре. Всю злость и раздражение он вложил в резкий хлопок входной дверью. Истеричка.

Захотелось пойти вечером с друзьями в бар и напиться. А, почему бы, собственно, и нет? В конце концов, он тоже имеет право на отдых.





* * *


Порой незначительные решения, которые мы принимаем, имеют роковые последствия, накладывающие отпечаток на всю нашу последующую жизнь. Как тот перекресток, перед которым неизменно оказывается богатырь из сказки. Направо пойдешь – смерть найдешь, налево свернешь – богатство, а прямо ждет тебя любовь.

Оказываясь на перекрестке, мы, как правило, редко задумываемся, почему отдаем предпочтение тому или иному пути. Потому что ласково светит солнце, а на дороге, что уходит вправо, есть возможность немного понежиться в теплых лучах?

Потому что тот путь, что лежит впереди, короче? Потому что дорога по левую руку, пусть и длиннее, но полога, а не извивается змеей в гору? Как правило, выбор продиктован удобством и ленью. Редко, когда мы полагаемся на рациональность и еще реже прислушиваемся к интуиции.

А ведь услышь Родион в тот день собственный разум твердивший, что не стоит оставлять жену с детьми в таком состоянии, он бы никогда не пошел в бар с другом и не просидел бы там почти до закрытия. Он бы не отключил телефон, злясь на жену и стараясь избежать очередного витка скандала. Он бы сам сел за руль, а не вызвал такси, которое завезло его в другой конец города с целью сделать поездку более дорогой. Если бы, если бы…

Если бы он мог повернуть время вспять и оказаться на том самом роковом перекрестке, он бы вообще никуда не ушел и остался бы дома, дождавшись пока успокоится Вероника. Удостоверившись, что она в полном порядке, взял бы на себя детей и, возможно, вечером выбрался бы с ними куда-то в семейный поход. В кино? Да, почему бы и нет? Роберта они могли бы отвезти его родителям, они все время жалуются, что редко видят внуков. Кстати, почему? Вероника же постоянно твердит об усталости, так что ей мешает чаще отдавать детей бабушке? Надо будет с ней это обсудить. Впрочем, если ему еще предстоит когда-нибудь хоть что-нибудь с ней обсудить.

Дом встретил его распахнутой дверью и светом во всех комнатах. Детским плачем и фантасмагорией в лучших традициях кровавых боевиков. И того фильма про исчезнувшую женщину, которая своим исчезновением решила наказать непутевого мужа. Это было первое, что пришло ему в голову, едва он переступил порог дома и пошатнувшись, ухватился за дверную ручку. Мир резко закрутился перед глазами и к горлу подступила тошнота.

– Что… Что это? – только и смог выдавить Родион перед тем, как развернувшись кинулся прочь и выплеснул на идеальную лужайку содержимое желудка, в котором с утра практически ничего не было.

– Родион Сергеевич? – находившийся в доме полицейский предусмотрительно оказался рядом и встал так, чтобы заблокировать ему пути отхода, – а мы вас везде ищем.

Несколько раз глубоко вдохнув, Родион поднялся с колен, машинально отметив, что тонкая ткань брюк промокла от вечерней росы. Вытерев рот, он наконец-то нашел в себе мужество посмотреть на полицейского. Лет сорок, немного лишнего веса, лицо добряка и рубахи-парня, но все впечатление портили мертвые глаза. Полицейский безмолвно в чем-то его обвинял. Только вот в чем? Догадку Родион побоялся сформулировать.

– Что случилось? – выдавил он, обдав полицейского несвежим дыханием, и сам поморщился – ему нужно в ванную, почистить зубы. Интересно, они ему разрешат? А почему, собственно, нет, он же ни в чем не виноват. Хотя, в чем он может быть виноват?



Мысли, как раненные птицы, носились в голове, сталкиваясь друг с другом, клокоча и переругиваясь, нанося друг другу кровавые раны стальными клювами.

– Что случилось? – бестолково повторил он.

– А мы думали, это вы нам расскажете, Родион Сергеевич, – полицейский принялся теснить его по направлению к дому. Внезапно Родиону стало страшно и холодно. Он с трудом поборол в себе желание схватить полицейского за грудки, хорошенечко встряхнуть и заорать прямо в лицо.

– Что с моей женой? – только и сумел снова выдавить он.

– А почему вы сразу спросили о жене? – немедленно прицепился к фразе полицейский. Ищет виновного, это ясно, как божий день.

– Это дети? Кто? Роберт или Злата? – выдохнул Родион, чувствуя слабость в ногах и, наверное, он бы даже упал, если бы не поддержка полицейского. Стальной рукой тот завел его в дом и усадил на мягкий пуфик, стоящий возле входа и стоивший целое состояние. Помнится, они даже поругались с Вероникой из-за него. Родион не понимал, почему нельзя обуваться на обычной табуретке. Господи, из-за какой же ерунды они ссорились!

– С вашими детьми все в порядке, – женский голос. Родион с трудом заставил себя поднять потяжелевшую голову и посмотреть на говорившую женщину. Соседка, кажется, она недавно переехала. Он не знал ее имени, да никогда и не интересовался. Лицо, уже тронутое первыми признаками осени, неожиданно показалось знакомым. Невысокая, темноволосая, где же он мог ее видеть?

Родион закрыл глаза и прислонился к стене, чувствуя, что куда-то отплывает.

– Родион Сергеевич, вы меня слышите? – полицейский не дал ему переместиться в другое измерение, – когда вы в последний раз видели вашу жену?

Значит, все-таки Вероника.

– Сегодня днем, а что случилось? – каким-то нечеловеческим усилием он заставил себя открыть глаза, сесть и уставиться на полицейского. На секунду показалось, что у того во взгляде промелькнуло что-то похожее на сочувствие. Хотя нет, показалось.

– Вы были сегодня днем дома, а не на работе? Почему? – немедленно вцепился в информацию полицейский.

– Вы мне скажете, что случилось? – вдруг заорал Родион и, вскочив, уже собрался ударить бездушное чучело, но его руку мягко остановили. Та женщина, неизвестно что делающая в его доме.

– Позвольте, я расскажу. Вероника завела ко мне Златочку и попросила присмотреть за ней несколько часов, пока они с Робертом куда-то съездят, – мягким, каким-то медовым голосом, обволакивающим и исцеляющим раны, начала она. Как так вышло, что он даже не знает ее имени?

– Наступил вечер, мне нужно было уехать, а Вероники все не было, ее телефон не отвечал. Я взяла на себя смелость и зашла во двор, чтобы посмотреть не вернулись ли вы. Во дворе я услышала плачь Роберта и решила, что Вероника уже дома. Позвонила, но никто не ответил, дверь была открыта. Я зашла и увидела…

Женщина нервно сглотнула и сделала паузу, словно подыскивая подходящую случаю формулировку, которая смогла бы немного смягчить удар. У Родиона задрожали руки, а внутри словно разлилась пустота, абсолютное ничто. Он сделал неопределенный жест, словно умоляя соседку ничего не говорить. Он должен сам все увидеть. Это он во всем виноват. Пришло время хотя бы раз в жизни взять на себя ответственность за собственные поступки.

Пошатываясь и держась за стену, Родион встал и направился к гостиной.


Вероника вложила много труда в уют «главной комнаты», как она ее называла. В оформлении она придерживалась концепции датского «хюгге» – философии счастья. Смешно, ей богу. Далекие заиндевевшие датчане даже специальный институт счастья придумали, призванный научить людей быть счастливыми. Мыльный пузырь и надувательство, но такие, как Вероника верили и старательно следовали всем указаниям предприимчивых датчан.

Все поверхности заставлены идеальными фотографиями с многочисленных семейных фотосессий. Они такие счастливые, смеющиеся – празднуют новый год, провожают лето, встречают весну, ныряют в теплом океане среди радужных рыб. Вот они, чуть более серьезные и повзрослевшие, ждут Злату, а тут уже подросшая дочь держит на руках братишку.

Со вкусом подобранная современная мебель, чьи острые углы умело сглажены яркими мягкими подушками и пледами. Родион почувствовал тонкий запах – кажется, жена добавляла что-то в мешок пылесоса, какое-то масло, чтобы дома всегда пахло свежестью. Помнится, она говорила об этом несколько раз, но он не слушал.

Взгляд заметался по стенам и потолку – люстра муранского стекла, которую Ника заставила его везти в руках через полмира. Шторы приглушенного зеленого цвета – черт, как же он правильно называется – фисташковый? Оливковый? Артишок? Только Ника могла объяснить, какая между ними всеми разница. Ника, от которой в доме остались только кровавые следы.

Родион заставил себя перевести взгляд на пол – опрокинутый журнальный столик, осколки разбитой рамки, рядом валяется выпавшая из нее фотография – все четверо на фоне Эйфелевой башни, теперь залитой кровью. Никиной кровью? Или нет?

Родион сам не понял, как произошло так, что он оказался на полу не в силах пошевелиться и дотянуться до чертова кровавого пятна, чтобы рассмотреть его во всех подробностях.

– Ничего не трогайте! – предупредительно крикнул полицейский, но Родион бы и не смог. Руки стали пудовыми, было больно даже помыслить о том, чтобы до чего-то дотянуться, не говоря уже о том, чтобы взять предмет в руки.

– Что с ней? – ему показалось, что он достаточно громко спросил, но фраза вышла шипящей и неразборчивой, – она ее убила?

– Она? – Родион не заметил, как полицейский оказался рядом и протянул ему руку, помогая встать, – о ком вы говорите?

– Дина убила Веронику, да? Я хочу ее видеть! Где она? – не контролируя себя Родион перешел на крик, а затем залился слезами.

– Я уведу детей, – тихонько прошептала соседка полицейскому, а тот кивнул и перевел взгляд на беснующегося мужчину. Как же он ненавидел истеричек. Подавив тяжелый вздох, полицейский вкрадчиво предложил:

– Родион Сергеевич, нам нужно поговорить.





* * *


– Значит, вы утверждаете, что вчера не видели вашу подругу?

Дина почувствовала, как юбка стала влажной. Она так судорожно вцепилась в нее, что липкий пот просочился сквозь тонкую ткань. Мысли скакали словно блохи. Есть ли возле дома камеры? Конечно, есть! Она ведь сама прекрасно об этом знает. Что Вероника им сказала? Что она ее преследует? Дичь какая. Не могут же ее арестовать лишь за то, что она наблюдала за подругой с улицы? Дина точно знала, что не могут. В далекой прошлой жизни она была юристом. Надо просто успокоиться и придерживаться одной версии – она проходила мимо по своим делам (каким делам? Какие у нее могут быть дела в этой части города?) увидела старую подругу, хотела поздороваться, но затем передумала. Нет, все не так просто. Ее задержали и зачем-то изъяли компьютер. Зачем? Она не распространяет информацию, призывающую к экстремизму, не связана с террористами. Ее не могут посадить за то, что она писала мерзкие комментарии в инстаграме. Или могут? В последнее время она не следила за законодательством, была слишком занята другими вещами.

– Дина Викторовна, вы меня слышите? Вы видели вчера свою подругу? – полицейский медленным тягучим взглядом ощупал сидевшую перед ним женщину. Моложе, чем выглядит. Скорее всего, до тридцати. Возраст добавляет лишний вес и растянутая бесформенная немодная одежда. Волосы, собранные в небрежный пучок и нуждающиеся в мытье, а также отсутствие макияжа. Но на лице нет морщин, а щеки залил молодой румянец. Пожалуй, она даже могла бы выглядеть симпатичной, если бы приложила хотя бы малейшее усилие.

– Видела, – выдохнула та, решив пойти по пути наименьшего сопротивления и сказать правду. В конце концов, она ни в чем не виновата, – скажите, вы задержали меня только потому, что я вчера проходила мимо дома Вероники и случайно увидела ее в саду? – Дина вскинула голову, словно норовистая лошадка и на секунду почувствовала себя прежней. Той, которая в опасных ситуациях предпочитала нападать сама.

– Нет, мы задержали вас потому, что ваша подруга пропала. В доме повсюду ее кровь. Камеры не зафиксировали, как она выходила из дома, ее машина стоит в гараже. А за несколько часов до исчезновения она позвонила мужу и сообщила, что вы следите за ней и она вас боится. Боится, что вы ее убьете, – после небольшой паузы добавил он. Надо признаться, прозвучало эффектно.

– Стерва, – ругнулась Дина и нервно заправила за ухо прядь волос, так некстати полезшую в глаза. Надо бы обстричь их к чертовой матери. Ее длинные натуральные белокурые локоны, которыми она так гордилась и которые так нравились Родиону. Променявшему их на фейковый блонд Вероники.

– Что, простите?

Дина наконец-то перевела взгляд на человека, который ее допрашивал. Слишком аккуратно одет, костюм сидит, как влитой, а на такие рубашки рядовой следователь точно не зарабатывает. Это не просто следователь – дошло до нее и впервые стало страшно.

– Ничего, – покачала она головой, – Вероника в очередной раз соврала. Я не знаю, где она и что с ней, наверняка, очередной перформанс для привлечения подписчиков, – Дина почувствовала, как уголки губ стремительно поползли вниз в презрительном выражении. В последнее время оно все чаще появлялось на лице вместо привычной улыбки, – я не слежу за ее жизнью. Может быть она Родиона достала, и он решил ее укокошить? – хихикнула Дина и тут же осеклась. Следователь явно не разделял ее веселья.

– Дина Викторовна, – как-то добродушно, даже поотечески покачал он головой, – а ведь мы просмотрели ваш компьютер. И обнаружили в нем массу всего интересного.

Дина почувствовала, как кровь прилила к щекам и одновременно стало холодно. Как будто она долго лежала на палящем солнце, обманутая ласковым ветром и не замечающая губительных лучей, а затем, разгоряченная, бросилась в холодную воду.

– Ладно, я ее ненавидела, понятно? – огрызнулась она и отвела взгляд. Нервно сглотнула и дернула ворот линялого свитера, – но я ее не трогала, хотя она, наверняка, об этом мечтала, чтобы избавиться от меня окончательно. Но нет, слишком много чести.

– Предпочитали нападать виртуально? – вежливо уточнил следователь.

– Я не нападала, просто пыталась вывести эту идиотку на чистую воду. Такие внушат наивным дурочкам, что существуют идеальные семьи, а те потом мучаются, что у них все не так. По психиатрам бегают, да таблетки пьют. А это все обман, фейк, миф! – выплюнула Дина и, скрестив руки на груди, уставилась в окно. День был пасмурным, осень начинала вступать в права, вытесняя лето на долгие девять месяцев.

– Вам не кажется, что свыше ста фальшивых аккаунтов это как-то многовато для развенчания мифа и заботы о неизвестных дурочках? – усмехнулся следователь, не сводя с нее взгляда.

– Вы что, все посчитали? – Дина даже восхитилась и одновременно ужаснулась, она и не заметила, как успела расплодить столько виртуальных сущностей.

– Именно. И это слегка попахивает… – следователь запнулся, подыскивая нужное слово.

– Ну? Говорите! – голос сорвался, но она выпрямила спину и смело встретила безликий взгляд следователя, – шизой, да?

– Я бы назвал это обсессией, – мягко возразил тот, впрочем, сама подозреваемая дала этому более точное определение. Удивительно, что люди делают со своей жизнью. Если бы он верил в Бога или черта, он бы однозначно решил, что интернет – это бесовское изобретение, он ведь крадет у людей душу, личность и разум. Не говоря уже о жизни.

– Да называйте, как хотите, я ничего не делала, – сдулась Дина, снова откидываясь на спинку жесткого неудобного стула, и, помолчав, поинтересовалась, – когда она пропала? В котором часу?

– После двух часов дня, – мельком взглянув на записи, уточнил следователь и сделал глоток прохладной воды из хрустального стакана. Он всегда возил с собой этот стакан, тщательно завернутый в мягкое полотенце. Никогда не пил из пластикового дерьма. В любой ситуации нужно оставаться человеком, имеющим чувство собственного достоинства. Да и рыбы, говорят, в океане страдают от пластика.

– С двух до семи я была в приюте для животных, – просияла Дина, – меня там видела масса народу. Могу дать телефон директора. Приют «Сириус», он находится в Одинцово…