Дикая весна

Кроме того, они связались с оперативной группой национального управления, занимающегося организованной преступностью, и хотя поступали сигналы об увеличении напряженности между двумя наиболее влиятельными группировками, ничто не указывает на то, что бомба была заложена с целью убить Дика Стенссона. Так что эта версия также отпадает.

СЭПО на них не выходила.

– В каком-то смысле мы зашли в тупик, – признался Свен. – Мы продолжаем работать. Юхану пока не удалось разыскать адреса никого из Куртзонов, но мы ищем. В стране они не прописаны, но жилье у них тут где-то есть, в этом я уверен почти на все сто. В фирме Куртзона отвечают, что не знают, где находится Юсеф, – или отказываются выдавать такую информацию. А у вас какие успехи?

– Мы сидим в ночлежке Евангелической миссии. Ждем, не появится ли Юсефина Марлоу.

– Хорошо. О семействе Вигерё мы тоже не узнали ничего нового. Мы посмотрели также материалы дела по ДТП, в котором погиб Понтус Вигерё, но там нет ничего интересного. Машина давно отправлена на металлолом, а отчеты службы спасения и наши собственные очень немногословны. Якобы у него прокололась шина и он съехал с дороги. Тогда не было никаких причин подозревать, что это преступление, возможно, и сейчас их тоже нет.

– Не уверена, – задумчиво произносит Малин.

– Я тоже не уверен.

Слова Свена ставят Малин в тупик. Повисает пауза.

– Вы собираетесь ночевать в Стокгольме? – спрашивает Свен, и через маленькое окошко, ведущее во двор, Малин вдруг замечает, как снаружи стемнело, как тихие, но неумолимые сумерки начали занимать город.

Внезапно у нее возникает мысль, что они даже не задумались, где будут ночевать, но остаться им придется, ибо они отнюдь не закончили прорабатывать эту версию, и она думает о пластиковой карточке в бумажнике – на счету не так много денег, но их хватит на оплату приличного гостиничного номера. Ей не придется ночевать на улице, в общественном туалете или в вонючей постели в ночлежке.

– Мы остаемся. Что-нибудь найдем.

– Хорошо, – отвечает Свен. – А все остальное в порядке?

В порядке? Далеко не в порядке. Пока все еще больше запуталось, но, возможно, они на верном пути.

– В порядке, – говорит Малин. – Созвонимся, если что-нибудь случится.

Зак, сидящий рядом с ней на диване, закрыл глаза. Она слышит, как он похрапывает, и ощущает, как сама потихоньку погружается в сон. Закрыв глаза, Малин снова видит перед собой мальчика, мужчину, крошечное тельце в безликой больничной палате; он так одинок, и она хочет подойти к нему и погладить его по щеке, но не решается, не хочет отнять у него то единственное, чем он владеет, – его одиночество.

Бип-бип!

Писк телефона будит ее.

Это эсэмэска от Юхана.

Она нажимает на кнопку, чтобы прочитать сообщение.

Юсеф Куртзон. Страндвеген, 42.

Как Юхану все же удалось откопать адрес? Плевать. Может быть, он обнаружил квартиру, которой владеет предприятие?

Часы на телефоне показывают, что скоро восемь. Ночлежка открывается через двенадцать минут, за окнами уже выстроилась большая очередь. Самые причудливые существа Стогкольма пришли сюда, чтобы наполнить желудок и, возможно, поспать в теплой постели на чистых простынях.

Женщин всего несколько. Может быть, одна из них – Юсефина Марлоу?

Зак открывает глаза, потягивается и жалуется на боль в спине.

Адельчерн заходит в холл, смотрит в окно.

– Вам повезло, – говорит она. – В самом конце очереди я вижу Юсефину Марлоу. Но не выходите к ней, дождитесь, пока она сама войдет сюда. Иначе велик риск, что она развернется и уйдет, увидев вас.

Малин смотрит на Юсефину Марлоу.

У нее большие темные глаза. Как у девочек, только у нее нет той невинности во взгляде, как у них.





Глава 43




Бёрье Сверд и Вальдемар Экенберг сидят в кухне на вилле Бёрье, чувствуя, как сиденья черных барных стульев натирают задницу. Они потягивают теплый виски, животы отяжелели от бефстроганова из колбасы с рисом, только что приготовленного Бёрье.

Отработав целый день, пытаясь тянуть за различные ниточки после очередных никуда не ведущих сигналов от общественности, оба почувствовали, что на сегодня хватит. Сидя на своих рабочих местах в открытом офисном пространстве, усталые и потные, они смотрели друг на друга, думая, что Малин просто обязана что-то отыскать в Стокгольме, а иначе просто непонятно, куда дальше двигаться. И Бёрье почувствовал, что не хочет ужинать в одиночестве, что хорошо бы выпить, но не одному. А кто под рукой? Вальдемар. И Бёрье произнес в воздух:

– Что скажешь по поводу ужина и стаканчика виски у меня дома? Чтобы немного прийти в себя.

Вальдемар довольно усмехнулся.

– С удовольствием. Моя может приехать и забрать меня, когда мы закончим.


Ужин они приготовили вместе, болтая о чем угодно, кроме работы. Выпили виски за едой, добавили пива, позволив себе слегка захмелеть. Поговорили о собаках, об автосигнализации, об оружии и о дачах. Обсудили детей и бездетность. О горе и о том, что каждый сам решает, на что потратить свою единственную жизнь.

А сейчас они вышли в сад к собакам. И теперь стоят в холодке весеннего вечера, гладят животных, ощущая запах влажной шерсти, обещания собачьей преданности.

– Как ты думаешь, как там дела у Малин и Зака? – произносит Бёрье.

– У них наверняка все отлично, – отвечает Вальдемар, и он чувствует запах виски в его дыхании.

– Что скажешь по поводу того, что Свен вот так вот отпускает ее черт знает куда?

– Да оставь ты ее в покое, – говорит Вальдемар. – Для бабы она просто отличный полицейский.





* * *


Не человек, а тень.

Женщина, стоящая перед Малин и Заком, весит не более сорока килограммов. Она сантиметров на десять ниже Малин; истрепанные, покрытые пятнами джинсы висят у нее на бедрах, а когда-то белая штормовка кажется на три размера больше. Лицо ее почти скрыто капюшоном куртки, и на мгновение у Малин мелькает мысль, что фигура Юсефины Марлоу напоминает человека с видеозаписи, сделанной возле банка, но она тут же понимает, что это не так. Юсефина Марлоу ниже ростом, движения у нее резкие и хаотичные. Руки у нее дрожат, говорит она с усилием, словно язык не вполне повинуется сигналам головного мозга.

Но глаза!

Темные, но удивительным образом кажущиеся бесцветными глаза над аккуратным красивым носиком смотрят ясно, Малин видит в них скорбь и отчаяние и понимает: Юсефина Марлоу знает, что случилось с ее дочерьми.

Из столовой ночлежки доносятся звон посуды и довольные вздохи.

– Охрененно вкусно, Мануэль! – выкрикивает мужской голос, и его поддерживают еще несколько голосов, и Юсефина Марлоу, которая остановилась, увидев их, и, судя по всему, готова к разговору, делает жест рукой в сторону двери.

– Там, наверху, «Макдоналдс». Пойдем туда.





* * *


Юсефина Марлоу ест бигмак. Откусывает огромные куски. Два передних зуба на верхней челюсти у нее срослись.

Она явно голодна.

Малин знает, почему она такая исхудавшая. С героином такие дела – не сам наркотик губит тело, но тебя убивает то, что ты совсем перестаешь заботиться о себе и своей судьбе, и твою душу и тело медленно уничтожает постоянное желание вколоть себе еще.

Малин сама никогда не пробовала героин, но слышала рассказы наркоманов. Героиновое опьянение дает ощущение, что ты полностью погружаешься в теплую воду и тебя уносит куда-то ввысь, в новый мир, где все хорошо и ничего не нужно. В этом мире нет страстей и потребностей, нет алчности и зла.

Малин понимает, как силен соблазн, до чего он может быть непреодолим, и знает, что в некоторые периоды своей жизни не смогла бы сопротивляться, если б кто-то настойчиво предлагал ей попробовать курительный героин.

Юсефина Марлоу откусывает еще кусок бургера, потом кладет его на поднос. Шапку она сняла, и жидкие жирные волосы не прикрывают тощий череп. А на щеках видны язвы, наводящие на мысль о саркоме Капоша, которая часто встречается у ВИЧ-инфицированных. Малин даже не сомневается, что у Марлоу СПИД.

Юсефина смотрит на Шлюз, на машины и автобусы, несущиеся мимо сплошным потоком в сторону центра города, и когда она поворачивается, сумеречный свет падает на ее щеки, подчеркивая чистые линии ее лица. Ни Малин, ни Зак не произносят ни слова, дожидаясь, пока фигура, сидящая перед ними, заговорит сама, расскажет им нечто важное.

Перед Малин тоже лежит гамбургер. Она не прикоснулась к нему, есть не хочется, она купила его за компанию. Смотрит на Юсефину Марлоу и думает про себя: «Как тебе удалось дойти до такого состояния, когда у тебя были неограниченные возможности?» Такой же вопрос возник у нее чуть раньше по поводу Мадлен Адельчерн, хотя теперь он звучит настойчивее. И тут тень, сидящая перед ними, начинает говорить:

– Девочки. Я знаю, что с ними сталось.

И Малин видит, что Юсефина хочет заплакать, но, похоже, в ее истерзанном теле уже просто нет жидкости, чтобы производить слезы.

– Это были мои доченьки, – произносит она. Глаза Марлоу пусты, она молчит.

– Почему ты отказалась от своей семьи? – спрашивает Зак.

Малин слегка шокирована этим вопросом, но видит, как четкость и отсутствие скрытого умысла вызывают отклик в Юсефине. Она качает головой и шепотом отвечает:

– Это было невозможно.

– Что?

– Находиться там.

– Почему?

– Там не было любви.