До последнего вздоха

Мои плечи тоже начинаю трястись, потому что я вспоминаю, и мне стыдно, что я могла это забыть.





* * *


Шел понедельник. Мне было девять. Август не мог зайти за мной, чтобы вместе отправиться в лес и продолжить наши поединки, потому что я болела. Мне не нравилось болеть, но не только из-за головной боли, неприятного зуда в носу и тяжести в теле. Болезнь означала, что я не могу пойти в школу. Ты осталась дома, чтобы ухаживать за мной.

– Мама, я уже взрослая и могу побыть дома одна.

– Я знаю, голубка. Ты теперь молодая девушка, но мне будет легче, если я буду уверена, что все в порядке. Ты не против?

Я пожала плечами.

– Ладно.

Ты улыбнулась и вставила мне в рот градусник.

– Я рада, что могу не идти на работу. У меня начали уставать ноги, – сказала ты, доставая градусник. Тут же, словно вернувшись из забытья, ты резко повернулась ко мне и добавила: – Только не… не рассказывай это отцу.

Я моргнула, не понимая, почему это важно, но кивнула. Ты успокоилась и проверила показания термометра.

– Ох, голубка моя, у тебя жар. – Ты прижалась губами к моему лбу. – Надеюсь, ты скоро поправишься. Сегодня тебе нужно отдохнуть, но, может, есть что-то, чем ты хотела бы заняться? Что-то особенное? Чтобы ты почувствовала себя лучше?

В голове у меня тут же возникла неожиданная мысль. Я подумала о солнечном свете, лобовом стекле, ногах, закинутых на приборную панель. Мне вспомнились радостные возгласы всякий раз, когда мы въезжали в город и видели надпись: «Добро пожаловать!» Я представила себе дорогу, отсутствие конкретного направления, свободу смеяться и петь и быть сдерживаемыми одними лишь ремнями безопасности. Мы были на воле и в безопасности. Я взглянула на тебя – ты посмотрела в ответ, с улыбкой и ожиданием.

– Я бы хотела поехать покататься… как раньше.

Твоя улыбка дрогнула, хоть ты и старалась выдержать лицо. Ты вздохнула, и я заметила, как опустились твои плечи. Ты готовила оправдание, почему мы не можем поехать. Я отвернулась от тебя к окну. Ты собиралась что-то сказать, но я перебила тебя, промямлив:

– Забудь.

– Я…

– Дай мне спокойно отлежаться, ладно, мам?

Я перекатилась на другую сторону кровати и зарылась головой в подушку.

Не будет никакой поездки, опущенных стекол, поисков сокровищ, восхождений в горы, бесконечных открытых пространств, где только мы и дорога. Мне суждено быть здесь. Пивные банки, выпадающие из переполненного мусорного ведра, запах помещения, где слишком много пыли и слишком мало воздуха – все застыло, застряло, замерло и оказалось заперто в ловушке. Мой матрас приподнялся – ты встала и вышла из комнаты.

Стук шагов.

Ты всегда уходишь. Я крепче обняла подушку и даже испытала благодарность за тяжесть в теле, потому что мне казалось, что я могу слиться с матрасом и стать невидимой. Мне хотелось плакать, но я вспомнила про ремень отца. Его не было дома… но что, если он узнает?

Я была так сосредоточена на том, чтобы не заплакать, что не сразу услышала твои шаги – ты вернулась в комнату.

– Так, голубка! Вылезай из кровати!

Я подняла голову и увидела, как ты улыбаешься, держа в руках небольшую корзинку.

– Что это значит? – Я смотрела на тебя в недоумении.

– Кажется, моя голубка хотела покататься, так что нам пора выдвигаться.

Я села. Меня одолевало любопытство, но я медлила.

– Что в корзинке?

– Еда… – ухмыльнулась ты.

– И карта сокровищ.

На моих губах заиграла невольная улыбка. Я не смогла бы ее сдержать, даже если бы хотела – но я и не хотела. Не обращая внимания на головную боль, я свесила ноги с кровати и побежала к машине.

– Я тебя перегоню!

Ты смеялась у меня за спиной, гналась за мной, но не слишком быстро, чтобы я могла победить. Я знала, что ты поддаешься, но от этого победа не стала менее сладостной. Я открыла дверь и забралась на переднее сиденье. Даже липкая кожа салона не казалась неудобной. Я опустила стекло и пристегнулась.

Ты поставила корзинку на заднее сиденье и села за руль.

– Ну, как думаешь, куда поведет нас карта сокровищ?


Я повертела головой, осматривая улицу. Слева была школа, а за ней работа отца, и что-то подсказывало мне, что туда за приключениями отправляться не стоит. Я махнула рукой вправо:

– Туда!

– Как скажешь, мой птенчик.

Пока ты выезжала с подъездной дорожки, я улыбалась. Было очень жарко. У меня был насморк, и болело горло, но я чувствовала себя превосходно. Мы повернули направо и уехали из города.

Гора Блу Мун находилась почти в часе езды. Я ерзала на сиденье, пока мы не припарковались, не отстегнули ремни и не вышли из машины. Раньше мы постоянно приезжали сюда и устраивали пикники недалеко от туристической тропы.

– Туда! – Я схватила тебя за руку, и мы пошли мимо леса и булыжников, поднимаясь все выше и выше, пока не дошли до развалин каменного здания. Мы притворялись, что остатки строения – наш дворец, а мы королева и принцесса, которые правят всей обозримой оттуда территорией. Я была принцесса-воительница, потому что я не желала, чтобы какой-нибудь принц меня спасал. Я хотела сама себя спасти, и ты мне не мешала. Устроившись поудобнее, ты наблюдала и кричала:

– О нет, Элли! Дракон!

Я шла на огнедышащего монстра с палкой и закалывала его. И все казалось правильным и возможным, и мы были в безопасности. На пикник мы взяли воду, сэндвич с арахисовой пастой и вареньем для тебя и бутылку Pedialyte и сэндвич с арахисовой пастой (без варенья) для меня. Ты даже срезала корочку с хлеба. Отец не разрешал тебе этого делать, но ты знала, что мне так больше нравится. Я поедала свой сэндвич и была счастлива почти так же, как когда я играла с Августом или поднимала руку в школе. Но почему-то даже больше.

– Нам нужно чаще сюда выбираться, – сказала я.

Ты остановилась, прежде чем откусить очередной кусок от сэндвича.

– Да, нужно. Я скучаю по нашим приключениям.

Я посмотрела на тебя.

– А почему они закончились?

Ты взглянула вдаль хорошо знакомым мне отстраненным взглядом, и мне тут же захотелось взять свой вопрос обратно, чтобы ты осталась со мной.

– Неважно, – сказала я.

– Рада, что сегодня у нас все получилось.

Я улыбнулась тебе и удивилась тому, как ты на меня посмотрела. Это была не грусть, не радость и не изумление. Ты посмотрела с благодарностью.

– Я тоже рада.

Ты отложила свой сэндвич, залезла в корзинку и достала оттуда два листа бумаги.

– Мы будем делать домашнюю работу?

Я была не против – мне нравилось делать уроки.

– Нет, я хотела тебе кое-что показать.

Ты взяла один лист и стала складывать его, сгибать один раз, потом еще и еще. Это не было похоже на бумажный самолетик. Наблюдая за тобой, я пыталась разгадать тайну.

– Знаешь, почему я называю тебя «птенчиком»? – спросила ты.

Ты уже давно меня так называла. Поначалу мне казалось это странным. Кто называет дочку «птенчиком»? Но потом я привыкла.

Я отрицательно покачала головой, и ты продолжила складывать.

– Птицы могут казаться маленькими и хрупкими существами. Но какими бы крошками они ни были, они рождены, чтобы летать.

Ты наконец закончила свои манипуляции, поставила на ладошку маленькое бумажное создание и показала мне. Оно было белое и хрупкое. Ровные сгибы очерчивали шею и клюв птицы, и еще гладкие складки ее крыльев.

Я была в восторге от нее. Я взяла птичку и, сложив ладошки чашечкой, стала ее держать.

– Она такая красивая! Мне очень нравится!

Ты улыбнулась и занялась вторым листочком бумаги.

– Ты улетишь отсюда, мой птенчик. – Я заметила, что твой голос дрогнул. Ты продолжала складывать фигурку. – Ты взлетишь высоко и улетишь далеко-далеко.

Я посмотрела на твои руки: они немного дрожали, суетились, снова и снова сгибая бумагу.

– А эта птичка зачем? – спросила я.

Ты закончила, поставила фигурку на ладонь и поднесла ее поближе к моей, и две белые птицы балансировали бок о бок у нас на руках.

Ты тихо произнесла:

– Я тоже улечу.