Дочь олигарха

Она ставит просекко и забирает у Тедди протянутый стакан.

– Хочешь заняться сексом? – спрашивает он. – Мы вряд ли еще когда-нибудь увидимся.

Таш делает глоток куантро. Закуривает “Мальборо”.

– Это вообще-то мой отец виноват, – говорит Тедди. – Допустил дурацкую ошибку, когда переправлял деньги. Возможно, был пьян. Деньги были, понятно, темные. Ты знаешь, что это означает?

– Ну, примерно… Я читала про это в книге, но…

– В Хэрроу об этом не рассказывают ни на теологии, ни на философии, – говорит Тедди. – Хотя вообще-то могли бы. Было бы охерительно полезно. Что делать, если обнаружил, что твой отец так богат потому, что помогал другим людям – людям вроде твоего отца – прятать и тратить деньги, которые заработаны на наркотиках, проститутках, потогонках, фрекинге, нелегальных скотобойнях, пестицидах, токсичных веществах и…

– Мой отец такими вещами не занимается.

– Правда?

– Он владелец телефонной компании.

– Ясно.

Тедди отхлебывает куантро.

– Его высылают из страны. Он возвращается в Москву. В тюрьму. Все его имущество будет конфисковано.

Тедди протягивает руку к одной из Наташиных грудей и хватается за нее, дыхание у обоих становится неровным и отчетливо слышным. Таш ставит на пол стакан, кладет туда же сигарету и склоняется к Тедди. К его бледному лицу. К его дыханию, в котором чувствуется табак и апельсиновая кожура. Их зубы клацают друг о друга в поцелуе. Его язык – суше, чем она ожидала. Тедди залезает Наташе под шелковую блузку и дальше – под тугую косточку лифчика, рука у него потная, но она хочет забыться с ним, хочет куда угодно, во что угодно. Разделить с ним эти последние мгновения того, что представляли собой их жизни. Наташу теперь, конечно же, ждет возвращение в Россию, к матери, к своей единственной подушке в застарелых пятнах. Что хуже – ее участь или участь Тедди? Но с Тедди-то все будет в порядке. Он хотя бы англичанин. Сдаст выпускные и получит стипендию в Оксфорде, ведь его отец по-прежнему знает нужных людей и вообще ни в чем не виноват. Просто страшно не повезло, вот что бывает, когда связываешься с русскими, которые…

Как прекратить эти мысли?

Наташа протягивает руку к молнии на штанах Тедди. Под молнией – это должно быть для нее таинством, но нет, ничего подобного. В те полуденные часы с Колей у реки, вот только они всегда останавливались прежде, чем…

Не думай. Просто сделай это. Прежде, чем станет слишком поздно.

– Ты на таблетках? – спрашивает Тедди. – А то у меня аллергия на резину, и, эм-м, слушай, ты не могла бы на минутку перестать, потому что, вообще-то, о боже, я сейчас… – Он вздрагивает, это длится совсем недолго – несколько последних мгновений рыбы, умирающей на скользкой палубе.

– Ой…

– У тебя есть салфетки?

– Нет.

Наташа закуривает новую сигарету. Думает о тете Соне. Она тоже во все это замешана? Что если они больше никогда не увидятся?

– О боже, – говорит Тедди. – Вот дерьмо.

В углу одного из окон торчит старая голубая тряпка. Он берет ее и начинает промакивать ею штаны. Но это как бы…

В дверь стучат. Скорее, грохочут. Наверное, Тиффани или кто-то еще из девочек – пришли посмотреть, куда подевалась Таш, ведь они собирались потанцевать и выпить много-много просекко и познакомиться с мальчиками и потом еще с другими мальчиками… Начинается дождь, по крыше летнего домика мягко тарабанят капли, будто крошечные копытца чего-то бегущего прочь.

Наташа встает и открывает дверь. Это не Тиффани и не кто-то еще из девочек.

Это Коля.

В первую секунду Таш его почти не узнает, хотя лицо его знакомо ей чуть ли не лучше, чем ее собственное. Он отрастил волосы. И не побрился. Выглядит потрепанно и грубо. Может, это вообще не он? На мгновенье изображение расплывается. Но нет, это он. От него пахнет свежестью.

– Это кто? – первое, что он спрашивает, по-русски, глядя на Тедди.

– Это Тедди Росс, – отвечает Наташа, по-английски. – Его отец – адвокат моего отца. Эм-м, Тедди, это Коля, мой друг из России.

Наташа надеется, что Коля не станет протягивать Тедди руку для приветствия, не только потому, что тогда у него будет глупый вид, но еще и потому, что у Тедди руки до сих пор мокрые. К тому же он по-прежнему держит голубую тряпку. Но Коля-то, похоже, явился прямо с неба подобно ангелу, реальному ангелу, а реальные ангелы никогда не выглядят глупо, даже если они все из себя святые и в перьях с головы до ног.

– Ты откуда тут взялся? – спрашивает Наташа Колю, по-русски.

Он выглядит лучше, чем в ее воспоминаниях. И дело не только в крыльях и венце. Он выше ростом и подзагорел – весна выдалась неожиданно теплой. Бицепсы отчетливо проступают сквозь рукава черной футболки. И чего она вообще его ненавидела? Ее сердце вдруг без предупреждения наполняется любовью. Но уже слишком поздно. Он приехал за ней, проделал ради нее весь этот путь, хлопая тяжелыми крыльями, пробираясь сквозь блеск и сияние, – лишь для того, чтобы обнаружить ее в объятиях смертного мужчины. Да и не мужчины вовсе. Избалованного и изнеженного мальчишки. Да и какие уж там объятья: так, потные, жирные, липкие ручонки. Таш вдруг кажется, что она дышит под водой, легкие до краев наполняются стыдом, пропитываются им насквозь, надежно и прочно запирают его в себе на веки вечные. Торжество стыда. Его холодная сырость. Острые впившиеся зубы.

Ее отец. В тюрьме. Деньги – их больше нет.

У нее ботинки такие крутые, но никому нет дела. И волосы гладкие, без секущихся концов. Ей хочется выкурить за раз тысячу сигарет – умереть медленно и мучительно. Надо было больше молиться. Есть больше овощей. Ходить гулять на природу. Опустить школьную юбку до положенной длины и тщательно выполнять домашние задания, а потом, когда уроки сделаны, надо было, видимо, все-таки прочитать эти его письма.

Коля еще несколько секунд созерцает сцену в летнем домике – и уходит.

– Fuck, – говорит Таш.

– Это твой русский парень? – спрашивает Тедди, когда Наташа бросается к двери.

Она идет за Колей мимо шатра, заходит в дом. Он снимает куртку с крючка у двери, куда сам ее повесил, не оглядываясь, выходит. Даже не шарахает в сердцах дверью.


– Подожди, – говорит Наташа и выбегает за ним.

Коля не оглядывается. Он шагает под легким дождем по неровной деревенской дороге, мимо водителя Тедди в “мерседесе”, мимо такси из Кембриджа, из которого выбираются друзья Дэнни. У реки стоит деревенский паб, Коля останавливается сразу за ним, у горбатого каменного мостика. Вода под мостом пенится, будто ее выжимают из губки. Всю до последней капли.

Таш подходит к Коле и видит, что он плачет. Почему все эти мужики ревут? Он что, не мог истекать кровью, как добившийся своего утомленный султан, скачущий прочь на пышущем жаром коне? Она хотела бы, чтобы в финале было что-то вроде этого, но финал – вот такой.

– Прости, – говорит она.

Она кладет руку ему на плечо, но он ее сбрасывает.

– Не надо, – говорит он.

– Я…

– Я могу завтра же уехать. Не проблема. Просто забудь, что я приезжал.

– Коля…

– Ты не отвечала на мои письма, – говорит он. – А потом явилась полиция. Я подумал, что тебе нужна помощь… Решил приехать и убедиться, что с тобой все в порядке.

– Вообще-то у меня не все в порядке, – говорит Таш. – Отец в тюрьме, так что. – Она пожимает плечами. – Почему ты мне просто не прислал имейл?

– Мы же решили так не делать.

– Это ты решил. Мне было все равно. Как ты вообще смог меня тут найти?

– Поехал в школу. Думал, твою электронную переписку просматривают из-за того, что сейчас с твоим отцом. Когда я туда приехал, мне сказали, что сейчас такие выходные, когда вы все разъезжаетесь по домам, но потом какая-то женщина добавила, что сегодня вечеринка, на которую ты тоже могла поехать, и там была одна из твоих одноклассниц, я с ней поговорил, и она дала мне адрес. У нее рак или что-то такое? Рейчел? Просто ужасно.

– Подожди. Рейчел до сих пор в школе? Она должна была приехать сюда.

Вода хлещет под ними громче прежнего, похоже на шум в ушах перед обмороком. Коля обхватывает голову руками и застывает, он похож на грустный смайлик.

– Oh fuck! Черт… Мне надо срочно туда, – говорит Таш.

Она бежит к дому, находит Тиффани, которая стоит в одиночестве у одного из ведерок со льдом и старается двигаться в ритме с музыкой, но оказывается на удивление плохой танцовщицей. Увидит ли Таш Тиффани когда-нибудь еще после того, как всем станет известна история с ее отцом? Скорее всего, нет. Но Тиффани она тоже любит, она вдруг это осознает. Столько любви сразу, ни с того ни с сего.

– Рейчел до сих пор в школе, – говорит Таш.

– Нет, – говорит Тиффани. – Не может быть. Она, наверное, уже в пути?

– Нет, – Таш качает головой. – Надо туда поехать и, я не знаю, сделать что-то. Она с ним там совсем одна уже черт знает сколько времени. Fuckfuckfuck.

Тедди, пошатываясь, идет из сада, в одной руке у него бутылка куантро, в другой – его шикарный пиджак. Пиджаком он прикрывает мокрое пятно на штанах. Куантро наполовину выпито.

– Ты вернулась, – говорит он Таш. – Снова здрасте.

– Слушай, – говорит она ему. – Нам нужна твоя машина вместе с водителем. Надо срочно съездить в школу. Не больше часа в одну сторону. Это очень-очень важно.

– Да не вопрос, – говорит он. – Устроим прощальную отчаянную гонку, пока водитель не уволен. Фигли теряться?

Таш смотрит на Тиффани и вопросительно приподнимает бровь. – Бьян-сюррр, я с вами.





Коля садится рядом с водителем, тот тоже русский. В Кембридже Колю высаживают. Airbnb ведь там должен быть, правда? А потом – самолет обратно в рай. Тедди, Таш и Тиффани молча сидят на заднем сиденье “мерса”, и он катит по слабым струйкам сияния, которыми исчерчена трасса.

Школа освещена лишь частично, потому что все разъехались. Из трех сотен девочек, которые обычно наполняют комнаты старых построек, сейчас здесь, может быть, человек пятнадцать. Несколько выпускниц сидят над конспектами: экзамены так близко, что они не могут позволить себе уехать на выходные. Одна-две азиатских фенечки, которым не по карману лететь домой на такой короткий срок. Одна из них напугана призраком принцессы Августы, ей кажется, что тот по ночам является к ней в спальню, поэтому она приноровилась спать на запасном матрасе в комнате мисс Аннабел, когда остальные девочки разъезжаются. Мисс Аннабел понятия не имеет, с чего это она вдруг так добра к щуплой коричнево-серой девочке, у которой даже способностей к балету нет и подбородок такой неправильный, да еще и плоскостопие. Но ей самой спокойнее, когда в комнате кто-то есть, и на следующий день новых синяков не так много.

А еще тут осталась девочка, которая теперь видит мир черно-белым, потому что с глазами что-то случилось и ноги ее едва держат – возможно, потому что она теперь животное, тощий волк, который пробирается сквозь сухую траву, мимо овец, от которых несет дерьмом, шерстью и землей и которых она не стала бы есть, даже если бы была волком, даже если бы была при смерти. А он поджидает ее, потому что пришло время последних измерений, а дальше – награда, потому что…

Светло, потому что сейчас почти середина лета. Но в то же время так-так темно. Дождево-темно.

Позже откуда-то из-за озера доносится шум автомобилей, хрустящих гравием на дорожке, что ведет от ворот. Кому это вздумалось ехать сюда так поздно? В озере темные искры – отблески фар и свечение сокровища, таящегося в его глубинах.





– Тебе надо с кем-то поговорить, – настаивает Доминик. – Я серьезно.

– Все в порядке, – говорит Таш.