Доминион

Серые глаза гладиатора уставились на Матео.



— Ты слышишь меня, щенок… Твой рот не настолько девственен, как твоя дырка. Так что, соси! — Он потряс необрезанным членом перед Матео, который ещё дальше отодвинулся от решетки.



— Тебе не стоит делать этого, — предупредил Матео.



— Заткни пасть, проклятый сучонок! — Гладиатор плюнул в Матео, угодив ему на щеку.



Матео метнулся назад, прижавшись спиной к стене. Ему не терпелось стереть с себя харкотину, но не хотел, чтобы гладиатор счел это за слабость, поэтому не стал делать этого. Несмотря на то, что Матео испытывал страх перед этим мужчиной, он никогда не позволит ему узнать об этом. Юноша сохранил непоколебимое выражение лица, несмотря на решительный взгляд, нацеленный на него.



— Я непременно трахну тебя, как только твоя вишенка будет сорвана, — прорычал он, отстраняясь и возвращаясь к остальным гладиаторам. Некоторые из них оценили его выходку, засмеявшись.



— Борис, ты пугаешь нашего птенчика, — сказал один из гладиаторов, хлопнув Бориса по плечу.



— Я этому птенчику ещё повыдергиваю перышки, — заявил тот, посмотрев на Матео и послав ему воздушный поцелуй, продолжая глумиться над ним.



По крайней мере, теперь Матео было известно имя этого человека. Борис. Он вздохнул, убирая с лица мерзкую харкотину и вытирая руку о набедренную повязку. Ему встречались в Бесплодных землях мужчины, ведущие себя подобным образом, но избегать контактов с ними было достаточно просто, так как обычно они зависали в определенных местах. Но даже их нравы не были настолько варварскими. Он лег на свой тонкий, поношенный матрас, предоставленный для того, чтобы ему не приходилось спать на полу, пока идет на поправку. От других гладиаторов он узнал, что если бы не его ранение, то он спал бы, как все, на голом полу. А некоторые и вовсе подкалывали его тем, что ему вообще бы не пришлось беспокоиться о том, на чем коротать ночи, если бы бог огня не остановил поединок.



Минуло уже три недели с того рокового дня, когда жизнь в очередной раз изменилась и заиграла новыми красками. Конечно, Матео не мог знать, сколько ему отмерено на этой земле, учитывая, что его ждала участь стать гладиатором, весь смысл существования которых сводился к сражениям насмерть на арене. Он расспросил обо всем немного одного из самых приятных для него мужчин тут, Малека, который, казалось, был к нему более снисходителен, нежели другие.



Матео хотел понимать, действительно кто-то из гладиаторов смог обрести свободу, и получил утвердительный ответ. После многочисленных сражений и побед во славу богов и лудуса, которому они служили, семеро гладиаторов стали свободными. Их господин, Рама, являлся одним из этих счастливчиков. Знание этого вселяло в Матео надежду, но совсем небольшую. Гладиаторские бои проводились уже на протяжении столетия, причем Игры были ежемесячными. За весь этот период только семерым дарована свобода. Мог ли Матео даже осмелиться думать о том, что он станет восьмым?



Ещё его волновало, насколько возможно выжить после прохождения обучения, на что Малек сказал, что все зависит от того, насколько сильно желание сделать это. Безусловно, это воодушевляло Матео. Он искренне желал этого, а осознавая то, что гладиатор может получить свободу, ему было за что бороться, как и всем остальным. Хотя по ощущениям Матео, многие жаждали только славы, и ради этого готовы даже с гордостью сложить голову на арене.



Матео не разделял этого стремления, и, возможно, никогда не придет к этому. Громкий стук по решетке камеры вырвал его из потока размышлений, и юноша приподнял голову, чтобы посмотреть, кому он понадобился.



— Господин желает видеть тебя, — сообщил Сервантес и стал отпирать дверь.



Матео поднялся с матраса и пошел за своим наставником. Он вышел в сопровождении Сервантеса и ещё одного охранника. Судя по тому, что открылось взору Матео, в помещении находилось по меньшей мере десять охранников, но, возможно, их было и больше. Он не имел раньше доступа в главный дом.



Он заметил ещё множество рабов, которые стояли на страже или ухаживали за домом, пока следовал за Сервантесом туда, где его ждал Рама. Дом господина выглядел величественнее всего, что юноше доводилось видеть за свою жизнь. Каменные колонны, мраморные полы. Бесчисленное количество факелов освещали произведения искусства в виде фресок, нанесенных на стены, на протяжении всего их пути, и Матео был просто очарован таким великолепием.



— Шевели ногами, — упрекнул его Сервантес, заметив, что юноша отстает.



— Простите, наставник, — ответил Матео и прибавил ходу.



Он покинул помещения, предназначенные для рабов-гладиаторов, и очутился в гостиной главного дома, где на диване расположился Рама, наслаждаясь массажем спины от своей рабыни. Сервантес объявил о прибытии, а затем отступил на несколько шагов, но охранник, вооруженный и при доспехах, остался стоять на месте.




Рама повернул голову и окинул Матео оценивающим взглядом.



— Ты уже немного окреп. Это радует. Похоже, твои раны успешно заживают.



Матео кивнул:



— Именно так, господин.



— Превосходно. Я оповестил бога Элоя о твоей невинности. Ожидаю ответа в самое ближайшее время. У тебя совсем не было ничего с мужчиной раньше? — уточнил Рама.



У Матео пересохло во рту, и ему пришлось сглотнуть, чтобы смочить язык.



— Нет, господин.



— Вовсе замечательно. — Рама слегка застонал, когда пальцы рабыни коснулись наиболее чувствительных мест своего господина. — Тебя отправят к богу Элою, и ты выполнишь все, что он потребует от тебя, без сопротивлений, без слез и без лишних вопросов. Понял?



Мысль о том, что его тело будет принадлежать богу Элою или кому-то еще, омерзительна юноше, но он понимал, что выбора нет. Матео не планировал становиться ни божественной игрушкой для утех, ни гладиатором. Но как бы там ни было, он вынужден принять свою долю, так как гнев господина лишь усугубил бы его положение.



— Да, господин.



— Отлично. — Рама посмотрел на Сервантеса. — Проследи, чтобы он был выбрит в интимных местах и подмышками.



Сервантес кивнул:



— Слушаюсь, господин.



— Вы свободны.



Сервантес подошел к Матео, схватил его под руку и вывел из покоев господина. И юноша вновь следовал за ним, когда его сопровождали в его убогую камеру. Только очутившись за решеткой и ощутив себя в безопасности, он посмел задать вопрос Сервантесу.



— Наставник, мне будет больно? — поинтересовался он, терзаемый вопросом, каково это быть трахнутым в задницу. Некоторые гладиаторы глумились над ним, смеясь над тем, что он девственник. Многие гадали, как громко он будет орать, как только его вишенка будет сорвана.



Сервантес остановился и повернулся к Матео.



— Поговаривают, что в штанах у бога Элоя огромный тридцатисантиметровый член. — Он припал к решетке, вцепившись руками в её прутья и глядя прямо в карие глаза юноши. — Он порвет тебя, парень, и будет жестко драть, пока не наполнит твои кишки своим семенем. Но тебе лучше быть благодарным за каждую секунду, проведенную с ним.



На этих словах Сервантес удалился, оставив Матео наедине со своим новым страхом.