Дурная кровь

– Вы можете гарантировать, что в ближайшие две недели найдете Стива Даутвейта?

Страйк перевел свой воспаленный взгляд на Робин, в глазах которой стояли слезы.

– Нет, – честно признался он.

– Как я уже писала, мы собираемся в отпуск, – сказала Ким. – Пока не найдено тело Марго, можно до бесконечности перебирать фамилии тех, кто мог бы что-то знать, и, как я говорила в самом начале, у нас нет на это ни финансовых, ни, честно говоря, эмоциональных ресурсов. Думаю, будет лучше… честнее… если мы признаем все ваши заслуги и поблагодарим за добросовестно проделанную работу. При этом определенную выгоду мы все же извлекли… я хочу сказать, после вашего визита отношения Анны и Роя потеплели как никогда. Представляю, какое облегчение доставит Рою признание уборщицы – в тот день он действительно не вставал с постели.

– Вот и хорошо, – сказал Страйк. – Жаль только…

– Я знала, – прервала его Анна дрожащим голосом, – что это будет… практически невозможно. Однако я хотя бы сделала попытку.

Анна повесила трубку; в кабинете стояла тишина.

– Надо отлить. – Страйк поднялся со своего кресла и вышел в приемную.

Вслед за партнером встала и Робин, а потом начала собирать ксерокопии страниц из полицейского досье Бамборо. Она не могла поверить, что все кончено. Сложив бумаги в аккуратную стопку, она снова опустилась в кресло и стала просматривать их еще раз в надежде обнаружить деталь – хоть какую-нибудь мелочь, – которую они упустили из виду.

Из протокола допроса Глории Конти инспектором Лоусоном:

Темноволосая, коренастая женщина невысокого роста, похожая на цыганку. На мой взгляд, совсем молоденькая. Она пришла одна и жаловалась на сильную боль. Представилась как Тео. Фамилии я не расслышала, а переспрашивать не стала – мне казалось, сейчас важно как можно скорее оказать ей помощь. Она обхватывала живот руками. Я попросила ее обождать и пошла узнать, примет ли ее доктор Бреннер, потому что у доктора Бамборо шел прием.



Из протокола допроса Руби Эллиот инспектором Тэлботом:

Я видела их возле таксофонной будки – сцепились две женщины. Та, что повыше и в плаще, подталкивала другую – коротышку в капоре от дождя. Вроде это были женщины, но лиц я не разглядела. Мне показалось, что одна поторапливает другую.

Из протокола допроса Дженис Битти инспектором Лоусоном:

После того нападения у дверей квартиры мы иногда общались с мистером Даутвейтом, но я бы не называла эти отношения близкими. Он все больше плакался мне из-за самоубийства своей подруги. Жаловался на головные боли. Я списывала все на общее нервное состояние. Знаю, что его воспитали в приемной семье, но он никогда не рассказывал о приемных родителях. Доктора Бамборо мы с ним тоже не обсуждали, он только сказал, что обратился к ней по поводу мигрени. Он не предупреждал меня, что съезжает из Персиваль-Хауса. Я не знаю, куда он пропал.



Из второго протокола допроса Айрин Хиксон инспектором Лоусоном:

Предъявленный мною чек подтверждает, что в тот день я была на Оксфорд-стрит. Я глубоко сожалею, что скрыла свое реальное местонахождение, но мне было стыдно, что я обманным путем выбила себе разрешение уйти с обеда.



К протоколу прилагалась ксерокопия чека из магазина «Маркс энд Спенсер» о покупке трех товаров на общую сумму в четыре фунта семьдесят три пенса.

Из протокола допроса Джозефа Бреннера инспектором Тэлботом:

Я вышел с работы как обычно – обещал сестре не опаздывать к ужину. Доктор Бамборо любезно согласилась принять экстренного пациента, так как позднее тем же вечером встречалась с подругой. Понятия не имею, были ли у доктора Бамборо проблемы личного свойства. Наши отношения строились исключительно вокруг работы. Я не знаю никого, кто хотел бы ей навредить. Помню, как один из ее пациентов прислал ей коробку шоколадных конфет, но утверждать, что отправителем был Стивен Даутвейт, не могу. Я вообще не знаю, кто такой этот мистер Даутвейт. Помню, что доктор Бамборо не обрадовалась, когда Дороти вручила ей конфеты, и попросила Глорию, из регистратуры, отправить их в мусорное ведро, хотя потом сама же их оттуда достала. Любила сладкое.



Страйк вернулся в кабинет и положил на стол перед Робин пятифунтовую купюру.

– А это еще зачем?

– Мы с тобой поспорили, – сказал он, – что по истечении года они продлят договор, если у нас появятся какие-нибудь зацепки. На это я и ставил. А ты говорила, что не продлят.

– Я не возьму. – Робин не прикоснулась к лежавшей на столе пятерке. – У нас есть еще две недели.

– Они же только что…

– Мы получили оплату до конца месяца. Я отработаю.

– Разве я не ясно выразился? – прошипел Страйк, хмуро глядя на нее сверху вниз. – Мы больше не трогаем Риччи.

– Да, я помню. – Робин взглянула на часы. – Через час мне надо сменить Энди. Пойду-ка я уже.

После ее ухода Страйк переложил ксерокопии следственных протоколов обратно под стол – в коробки со старыми документами, а затем вышел в приемную, где сидела Пат с зажатой в зубах электронной сигаретой.

– За один день лишились двух заказчиков, – объявил он. – Кто у нас следующий на очереди?

– Футболист. – Пат вывела на экран монитора зашифрованный файл с клиентской базой и ткнула пальцем в хорошо известное имя. – А если вы хотите восполнить сразу обе потери, то возьмите еще ту шикарную даму с чихуахуа.

Страйк колебался.

– Пока остановимся на футболисте. Свяжитесь, пожалуйста, с его агентом и скажите, что завтра я готов обсудить детали в любое время.

– Завтра же суббота, – почти укоризненно напомнила Пат.


– Суббота, – повторил Страйк. – Я работаю по выходным и, кстати, сомневаюсь, что наш спортсмен захочет светиться здесь при всех сотрудниках. Предложите, что я подъеду, куда они скажут.

Вернувшись в кабинет, он распахнул окно: в комнату влетел послеполуденный воздух, насыщенный выхлопными газами, смешанными с особым лондонским запахом нагретого на солнце кирпича и въевшейся копоти, а сегодня – еще и с едва уловимым ароматом листвы, деревьев и травы. Ему хотелось затянуться сигаретой, но, памятуя о Пат, которой он запретил курить в помещении, Страйк решил воздержаться. Клиенты нынче пошли все сплошь некурящие; ничто не предвещало, что им понравится въевшийся табачный дух. Облокотившись на подоконник, детектив наблюдал за прохожими на Денмарк-стрит (одни совершали покупки, а другие выпивали по случаю окончания рабочей недели) и вполуха следил за разговором Пат с агентом футболиста премьер-лиги, но мысли его по-прежнему были заняты Марго Бамборо.

С самого начала он отдавал себе отчет, что вероятность удачного исхода расследования ничтожно мала, но с толком ли были потрачены без малого двенадцать месяцев? Он вспомнил каждую поездку к Джоан в Корнуолл, поток других клиентов и невольно задался вопросом: не случись этих параллельных событий, докопались бы они до истины? Какой бы соблазнительной ни казалась идея списать неудачу на недостаток времени, Страйк был уверен, что и в других обстоятельствах их ожидал бы тот же результат. Возможно, имя Луки Риччи станет ответом на все вопросы, однако вряд ли он когда-нибудь устроит детективов. Хотя во многих отношениях версия вполне правдоподобная: четко спланированное убийство, совершенное по некоему непостижимому преступному мотиву, если предположить, что Марго приблизилась к их секретам или вмешалась в гангстерские разборки. Оставь в покое мою девочку… уж она-то могла склонять стриптизерш, проституток, порноактрис или наркоманок начать новую жизнь, а заодно и дать показания против своих истязателей…

– Завтра в одиннадцать, – проскрежетала Пат из-за спины Страйка. – У него дома. Адрес оставила на столе.

– Большое спасибо.

Он обернулся; Пат уже набросила на плечи свой плащ. На часах было пять часов вечера. Она немного оторопела, услышав от него благодарность, но с тех пор, как Робин устроила ему разнос за грубое обращение с Пат, Страйк старался вести себя повежливее. Зажав в желтых зубах электронную сигарету, она не сразу поняла, как реагировать, а затем освободила рот и заговорила:

– Робин рассказала мне, что натворил этот Моррис. Про его подарочек.

– Ага, – сказал Страйк. – Вот скотина.

– Ага, – эхом повторила Пат. Она разглядывала своего начальника, будто увидела его в совершенно неожиданном свете. – Ужас просто. А я все смотрела на него и думала, – добавила она, – до чего же на молодого Мела Гибсона похож.

– Да ладно? – удивился Страйк.

– Чего только не напридумываешь.

– Пожалуй, – согласился Страйк.

– А вы – буквально одно лицо с моим первым мужем, – объявила Пат.

– Серьезно? – Страйк не верил своим ушам.

– Ага. Что ж… Пойду я. Хороших выходных.

– И вам, – откликнулся Страйк.

Он дождался, чтобы ее шаги по лязгающим ступеням заглохли, достал сигарету и, закурив, вернулся в кабинет, к распахнутому окну. Там он вынул из ящика стола старую пепельницу, а из верхнего ящика конторского шкафа достал Тэлботову общую тетрадь в кожаном переплете и, усевшись в свое кресло, еще раз ее пролистал, а потом задержался на последней странице.

Страйк никогда особо не вникал в содержание последних записей Тэлбота по двум причинам: во-первых, ближе к концу тетради запасы терпения детектива иссякали, а во-вторых, уловить в этих сумбурных заметках инспектора хоть какую-то логику было даже сложнее, чем в предшествующих отрывках. Однако сегодня к изучению последней страницы записей Страйк обратился по причинам меланхолического свойства: его расследование этого дела также подошло к концу. Поэтому он принялся рассматривать рисунок Тэлбота, изображающий демона, которого инспектор, по его собственным словам, вызывал перед приездом «скорой помощи»: дух Марго Бамборо, вернувшийся из каких-то астральных пределов, дабы преследовать полицейского в образе Бабалон, Матери Мерзостям.

Вникать в это теперь было не обязательно. Страйк отвлекся и будто бы расфокусировал взгляд, стараясь увидеть скрытую за плоским узором трехмерную фигуру. Глаза его скользили по словам и знакам, фрагментарно запомнившимся Тэлботу по сочинениям Кроули и картам Таро Тота. Разглядывая изображение пышногрудого демона, на чьем животе кающийся Тэлбот впоследствии нацарапал христианский крест, Страйк вспомнил слова Робин, сказанные несколько месяцев назад во дворце Хэмптон-Корт: о притягательности мифов и символов, об идее коллективного бессознательного с таящимися в нем архетипами. И сам демон, и бессвязные каракули, возникшие в подсознании Тэлбота, казались психически нездоровому полицейскому абсолютно уместными, однако слишком легко, слишком упрощенно было бы возлагать на Кроули и Леви вину за то, что конкретно выудил из их трудов разум Тэлбота. Он породил это в последнем приступе безумия, в последней попытке толкования. Семь покровов, семь голов, семь потоков. Вожделение и диковинные зелья. Семь вокруг шеи ее. В ядовитой тьме Черной Луны. Кровь и грех. Она восседает верхом на змеельве.

Страйк, наклонив лампу поближе к странице, всматривался в рисунок. Быть может, он питал пустые иллюзии, но, может, в этих безумных записях отражены подмеченные Тэлботом странные совпадения, на которые Страйк обратил внимание после разговора с сестрами Бейлисс? Переводя взгляд с одного фрагмента таинственных закорючек на другой, он думал, что видит перед собой не просто покаяние прихожанина, алчущего искупить свою вину за приверженность к оккультизму, но и последние отчаянные попытки добросовестного полицейского извлечь улики из хаоса, разум из безумия.





63




Они решили двигаться упорно

По-прежнему, как двигались, вперед,

Довольствуясь тропою самой торной;

Куда-нибудь она да приведет,

Но лабиринт опаснее тенёт…





Эдмунд Спенсер. Королева фей. Перевод В. Микушевича



В течение следующих двух недель Робин не раз замечала, что подержанная книжка Стивена Шмидта под названием «Астрология-14», которую она оставила в кабинете, постоянно кочует с места на место. Поначалу она лежала на конторском шкафу, где и была оставлена, а через несколько дней – у Страйка, на его половине стола; потом, вечером, оказалась возле чайника. Примерно так же появлялись и исчезали различные материалы из полицейского досье Бамборо, а общая тетрадь в кожаном переплете, принадлежавшая Биллу Тэлботу, вообще исчезла из конторского шкафа и, как подозревала Робин, переместилась наверх, в мансарду Страйка.

В агентстве снова царила суета. Новый клиент, футболист премьер-лиги, вбухал два миллиона фунтов в проект ночного клуба, но идея провалилась. Деловой партнер футболиста исчез вместе с деньгами. Сам футболист, которого безжалостный Барклай окрестил Простачком, боялся разоблачений в прессе не меньше, чем безвозвратной потери денег.

Тем временем бойфренд Мисс Джоунз по-прежнему вел удручающе законопослушный образ жизни, но клиентка, похоже, была готова оплачивать счета агентства до тех пор, пока Страйк будет дважды в неделю терпеливо беседовать с ней по телефону. Во время этих «промежуточных отчетов» она вываливала на детектива все свои проблемы и прозрачно намекала, что с радостью примет приглашение на ужин.

Помимо этих клиентов, агентство занималось еще и принятым в обход очереди боссом Жука, сокращенно БЖ, которого совет директоров досрочно выпроводил на пенсию. В один прекрасный день, с утра, БЖ вошел в контору с Денмарк-стрит и спросил Барклая, который оставил свои контактные данные у Элинор Дин. К удивлению Страйка, преждевременный уход на пенсию не поверг БЖ в отчаяние, а, наоборот, раскрепостил.