Дурная кровь

– Но тем не менее вы до сих пор сидите на таблетках…

– Знаю я их таблетки; пичкают меня лошадиными дозами. Я бы сам себе получше назначения сделал, чем тутошние эскулапы.

– Откуда у вас такие познания? – осведомился Страйк.

– Это же очевидно, ничего сложного, – ответил Крид с величественным жестом. – Я использовал себя как подопытного кролика, чтобы самостоятельно разработать серию формализованных тестов. Насколько хорошо я мог двигаться и говорить при дозе в двадцать миллиграмм, тридцать миллиграмм… учитывал дезориентацию, сонливость, разницу побочных эффектов…

– Какие именно препараты? – поинтересовался Страйк.

– Амобарбитал, пентобарбитал, фенобарбитал, – отбарабанил Крид названия барбитуратов, которые были в ходу в начале семидесятых годов и теперь в основном уступили место другим лекарствам.

– На улице легко было их купить?

– На улице я редко покупал, у меня были другие каналы, которые не афишировались.

И Крид завел путаную речь, которая не тянула даже на рассказ, поскольку изложение было бессвязным, с таинственными намеками и туманными аллюзиями, но суть вроде бы сводилась к тому, что в шестидесятые – семидесятые годы он общался со множеством непоименованных, но влиятельных лиц и что неиссякаемый поток рецептурных препаратов был лишь дополнительным бонусом не то от гангстеров, на которых он работал, не то от служителей закона, по поручению которых он следил за гангстерами. А завербовали его якобы спецслужбы, и ему приходилось летать в Америку (что, впрочем, ничем не подтверждалось), общаться с наркоманами из числа политиков и знаменитостей, а также сталкиваться с опасным желанием людей из всех слоев общества одурманивать свой ум, дабы хоть как-то свыкнуться с жестокими реалиями этого мира: такие искушения и тенденции Деннис Крид не приветствовал и всегда отвергал.

Страйк заключил, что эти фейковые воспоминания продиктованы ненасытным желанием повысить свой авторитет. Безусловно, десятки лет скитания по тюрьмам и психушкам заставили Крида понять, что изнасилования и пытки почти так же презираемы в той среде, как и на воле. Сам он, возможно, раз за разом получал сексуальное удовлетворение, когда вновь проживал свои зверства, но у слушателей они вызывали только презрение. Без этой выдуманной карьеры полушпиона-полугангстера человек с ай-кью порядка ста сорока баллов оставался курьером в химчистке, извращенцем и клиентом уличных драгдилеров, которые его использовали, а потом выбросили за ненадобностью.

– …видал, как меня охраняли на суде? Были задействованы и другие силы, но о них рассказывать не могу…

Когда Крида доставляли в зал суда и обратно, весь путь его следования был оцеплен полицией, а иначе он был бы попросту растерзан негодующими толпами. Все подробности устройства его пыточной камеры стали известны: следственная бригада нашла утюги и электрические щипцы для завивки, кляпы и хлысты, фотографии жертв, как живых, так и мертвых, сделанные им самим, а также разлагающиеся руки и голова Андреа Хутон в раковине ванной комнаты. Но автообраз, нарисованный Кридом, выставлял убийство как случайный аппендикс куда более престижной криминальной жизни, как некое хобби, которое почему-то до сих пор муссировалось общественностью, хотя он, Крид, мог поведать людям еще много интересного и достойного восхищения.

– …потому что им нравится исходить слюной над мелкой грязишкой, которая их возбуждает и дает выход запретным желаниям, – говорил Крид. – А я, можно сказать, был для них доктором и наверняка мог бы получить профессию врача.

(Он облил растительным маслом голову официантки Веры Кенни, поджег ее волосы и сфотографировал этот живой факел с кляпом во рту. Он вырезал язык у безработной Гейл Райтмен. Он убил парикмахершу Сьюзен Майер, растоптав ей голову.)

– А передозом никого не убили? – спросил Страйк.

– Здесь требуется немалое искусство, чтобы их дезориентировать, но в то же время удерживать на ногах. Каждый дурак может затолкать смертельную дозу в чужую глотку. А вот в первом случае требуются знания и опыт. Они и помогли мне понять, что в этой психушке меня пичкают повышенными дозами: я же разбираюсь в побочных эффектах.

– А что вы давали женщинам у себя в подвале?

– С того момента, как женщина оказывалась у меня дома, я ни под каким видом не давал ей наркотики. У меня были другие способы заставить ее молчать.

Крид зашил рот Андреа Хутон, пока та была еще жива: следы ниток сохранились на разлагающейся голове.

Психиатр посмотрел на часы.

– А если женщина уже была пьяна? – спросил Страйк. – Взять хотя бы Гейл Райтмен: вы увезли ее из бара, так? Разве там не было риска передоза, если вы дали ей наркотик в дополнение к алкоголю?

– Резонный вопрос, – ответил Крид, впиваясь в Страйка своими огромными зрачками. – Мне обычно удается определить с точностью до одной порции, что пила женщина. Гейл сидела одна, в мрачности. Какой-то парень ее кинул…

Крид ограничивался известными фактами, так и не выдав ни одного секрета. В этих зверствах он признался еще в ходе судебных заседаний, где со смаком излагал факты, наблюдая за реакцией родственников своих жертв. Спрятанные под половицами фотографии Гейл и Андреа, Сьюзен и Веры, Норин, Джеки и Джеральдины, связанных, обугленных, заколотых ножом, живых и покалеченных, а также их обезображенных и подчас обезглавленных трупов в непристойных, порнографических позах обрекли его на пожизненное еще до того, как он открыл рот, но Крид сам настоял на полноценном судебном разбирательстве и признал себя виновным в преступлениях, совершенных на почве невменяемости.

– …парик, мазок губной помады… они считают, что ты безобидный, просто со странностями… возможно, гей. Поговорить с ней пару минут в темном уголке. Изобразить заботу и сочувствие… В стакан ей – чуток нембутала… самую малость, – объяснял Страйк, показывая дрожащими пальцами ничтожное количество. – Нембутал с алкоголем – потенциально опасная смесь, если ты в этом не специалист, но я-то знал, что делаю, будь уверен. Скажешь ей: «Ну, мне пора, дорогуша, а ты будь осторожна». Это «Будь осторожна!» всегда работало. – Крид заговорил писклявым голосом, передразнивая Гейл: – «Ой, не уходи, давай выпьем!» – «Нет, дорогуша, меня уже в сон клонит». Тем самым ты показываешь, что не представляешь угрозы. Делаешь вид, будто хочешь уйти, а то и в самом деле уходишь. Потом она сама тебя окликает или же минут через десять на тебя натыкается – самочувствие-то паршивое, расслабляется, потому как ты приличный человек, не опасный… Все это было описано в моей книге – все способы съема. Поучительно для женщин, которые не хотят попасть в беду: пусть бы почитали, как действует опытный киллер, однако власти наложили запрет на публикацию. Отсюда вопрос: значит, им выгодно, чтобы этих потаскушек отлавливали прямо на улицах? Весьма вероятно. Зачем вообще существуют люди, подобные мне, Корморан? Почему эволюция такое допускает? Да потому, что человеческая популяция настолько высокоразвита, что проредить ее можно только изнутри, путем внутривидового хищничества. Уничтожая слабаков и моральных уродов. Ведь хорошо же, что оскотинившиеся выпивохи не произведут потомства. Это факт, голый факт, – разглагольствовал Деннис Крид. – Опускаю стекло. «Тебя подвезти, милая?» А она уже на ногах не стоит. Рада-радешенька, что меня увидела. Залезает в фургон, все путем, благодарна, что может сесть… Когда Гейл уже обреталась у меня в подвале, я ей не раз говорил: «Что ж ты тогда в уборную не сходила, сучка грязная? Готов поспорить, ты на улицах писаешь. Грязная – грязная и есть…» А что это ты вдруг наркотой заинтересовался?

Поток слов внезапно иссяк. Пустые серо-черные глаза Крида забегали по лицу Страйка.

– По-твоему, доктор Бамборо была слишком умна, чтобы попасться на удочку такого, как я?

– Врачи, как и все остальные, не застрахованы от ошибок, – сказал Страйк. – Ведь Норин Стэррок вы подцепили в автобусе, правда?

В течение нескольких мгновений Крид изучал Страйка, словно пытаясь что-то для себя решить.

– Теперь автобусы приплел, да? Часто ли Марго Бамборо ездила автобусом?

– Думаю, часто, – ответил Страйк.

– Она приняла бы от постороннего банку кока-колы?

– Именно это вы предложили Норин, правильно я понимаю? И в кока-колу была подмешана изрядная доза фенобарбитала?

– Ну да. Когда мы к моей остановке подъехали, она почти что дрыхла. Я и говорю: «Ты проехала, душенька. Пошли, провожу тебя до стоянки такси». Придерживая одной рукой за плечи, высадил ее на тротуар. Она щупленькая была, эта Норин. С ней долго возиться не пришлось.

– Вы соотносили дозу с массой тела?

Возникла еще одна небольшая заминка.

– Автобусы, кока-кола, соотношение дозы с массой тела?… Знаешь что, Корморан? Сдается мне, вторая моя догадка попала в точку. Ты сюда приехал из-за крошки Луизы Такер.

– Нет, – вздохнул Страйк, откидываясь на спинку стула. – Если уж на то пошло, вы угадали с первого раза. Меня наняла дочь Марго Бамборо.

Теперь молчание затянулось несколько дольше, и психиатр повторно сверился с часами. Страйк понимал, что время на исходе, и подумал, что Крид тоже об этом догадывается.


– Я хочу вернуться в Белмарш, Корморан, – сказал Крид, подаваясь вперед, поскольку Страйк откинулся назад. – Хочу книгу свою дописать. Я не сумасшедший, и ты это знаешь, сам сказал. Я не болен. Налогоплательщикам впятеро дороже обходится мое содержание здесь, чем в тюряге. Где, по мнению общественности, мое место, скажи?

– Общественность, конечно, скажет, что ваше место в тюрьме, – ответил Страйк.

– Согласен, – поддакнул Крид. – Я возражать не стану. – Он покосился на доктора Биджрела, который уже проявлял признаки нетерпения. – Я здоров, и если со мной обращаться как со здоровым человеком, то и вести себя буду соответственно, – заявил Крид и еще больше подался вперед. – Луизу Такер убил я, – негромко сказал он, и Страйк боковым зрением увидел, что психиатр и санитар в изумлении оцепенели. – Приметил ее на углу, пригласил в фургон. Дело было в ноябре семьдесят второго. В тот вечер колотун был страшный. Она хотела поскорее попасть домой, да денег не было. Не удержался я, Корморан. – Крид сверлил Страйка большими черными зрачками. – Девчушка в школьной форме. Ни один мужик бы не устоял. Я по наитию действовал… никакого плана… парика с собой не было, заряженной кока-колы тоже, вообще ничего.

– Почему в подвале не осталось никаких ее следов? – спросил Страйк.

– Остались. Бусики какие-то. Но я ее в подвале не держал, пойми. Хочешь доказательств – будут тебе доказательства: она называла свою мачеху Клешня. Скажи Такеру, ладно, что это я услыхал от нее? Да, мы с ней минут пять поболтали, мол, дома ее уже все достало, и тут она доперла, что мы едем в другую сторону. Стала визжать, в окна колотить. Свернул я на темную парковку, зажал ей рот, оттащил в грузовой отсек, трахнул и задушил. Я и рад был бы подольше у себя ее подержать, да уж очень она горланила, слишком шумела. Сглупил я, конечно, Корморан, но не удержался. Ничего загодя не продумал… школьная форма! А с утра мне на работу, фургон освободить надо. Хотел я трупик перенести в подвал на Ливерпуль-роуд, но вижу – старуха Вай Купер не спит. Зырила на меня из верхнего окна; я даже тормозить не стал. Потом сказал, что ей померещилось: дескать, меня там не было. А эта старая крыса взяла привычку меня дожидаться: проверяла, когда я домой прихожу. Если я с добычей приезжал, накачивал ее наркотой, но тут просто везенье было…

– Что вы сделали с телом? – спросил Страйк.

– Ишь ты. – Теперь Крид откинулся на спинку стула. Мокрые губы скользили одна по другой, широкие зрачки смотрели прямо. – Сперва пусть меня обратно в Белмарш переведут, тогда скажу. Ты покамест собери газетчиков, объяви, что я, мол, решил признаться в убийстве Луизы, что я в своем уме, что мне позарез надо в Белмарш, и, если меня переведут, я скажу старику Такеру, где спрятал его малютку. Доложи властям такое мое предложение… Как знать, может, я еще надумаю побеседовать про Марго Бамборо – мне бы только отсюда срулить. Давай подождем, чтоб они всю отраву вывели из моего организма, – может, у меня и память в полном объеме восстановится.

– Ну и дерьмо же ты! – не выдержал Страйк и поднялся со стула. – Ничего я никому передавать не собираюсь.

– Ладно, не кипятись, ты ж не из-за нее приехал, – медленно расплываясь в ухмылке, сказал Крид. – Ломаешься, как истинный нарциссист, Корморан.

– Я закончил, – обратился Страйк к доктору Биджрелу.

– Да не будь ты… – засуетился Крид. – Эй!

Страйк обернулся.

– Так и быть… Намекну тебе, куда я спрятал труп Луизы, тогда и поглядим, не слишком ли много ты о себе понимаешь, умник, договорились? Тогда и поглядим, кто раньше догадается: ты или полицейские ищейки. Если они найдут тело, им станет ясно, что я в здравом уме и готов рассказать про Марго Бамборо, но только если меня переведут, куда я нацелился. А если моя подсказка вам всем не по зубам окажется, тогда пусть кого-нибудь опять присылают для беседы, ага? Да хоть бы и тебя, Корморан. В шахматишки с тобой сразимся – на новые подсказки.

Страйк понимал: Крид мечтает всерьез и надолго попасть на первые полосы газет, поскольку он указал путь, по которому должно двигаться следствие. Душевные муки семейства Такер, манипулирование общественным мнением, сломленность Страйка, который отныне будет у него на побегушках, – это ли не мечта садиста?

– Ну говори, – сказал Страйк, глядя на него сверху вниз. – Намекай.

– Ищи Эм – пятьдесят четыре, и найдешь труп Луизы Такер, – отчеканил Крид, и Страйк понял, что это давняя заготовка; более того, скажи он, что приехал по поручению Такера, Крид посулил бы ему подсказку насчет Марго. Криду хотелось думать, что он вышел победителем, коль скоро Страйк не добился желаемого.

– Принято, – сказал Страйк и повернулся к доктору Биджрелу. – Идемте?

– Эм – пятьдесят четыре, запомнил, Корморан? – окликнул его Крид.

– Я тебя услышал, – только и сказал Страйк.

– Прости, что не помог с доктором Бамборо! – не унимался Крид, и Страйк отметил про себя его довольный голос: а как же иначе? Он ведь посрамил детектива.

Страйк обернулся в последний раз и, отбросив всякое притворство, тоже ухмыльнулся:

– Да я из-за Луизы приезжал, козел ты старый. Мне ли не знать, что ты в глаза не видел Марго Бамборо? Ее убийца намного изощреннее тех, какие тебе встречались. И чтоб ты понимал, – добавил он, хотя санитар уже позвякивал ключами, а на рыхлой, жирной физиономии Крида отразился шок, – если меня спросят, я скажу, что ты – типичный буйнопомешанный, и гнить тебе в Бродмуре, пока не сдохнешь.





69




С тобой ли тот портрет, где Дамы голова?

Весь облик – как живой, да только плоть мертва.





Эдмунд Спенсер. Королева фей



После почти часового разбора с доктором Биджрелом всего происшедшего, во время которого потрясенный психиатр звонил в Скотленд-Ярд, детектив вышел из лечебницы с таким ощущением, будто провел там вдвое больше времени, чем на самом деле. Деревня Кроуторн находилась в стороне от маршрута, которым Страйк возвращался в Лондон, но он проголодался, хотел позвонить Робин и испытывал сильную потребность оказаться среди простых людей, живущих своей жизнью, и отделаться от воспоминаний о пустых, гулких коридорах, где звякают ключи, и о немыслимо расширенных зрачках Денниса Крида.

Он припарковался около паба, закурил сигарету, о которой мечтал битых два с половиной часа, и включил телефон. Два раза звонил Брайан Такер, но Страйк в первую очередь нажал на номер Робин. Та ответила после второго гудка.

– Что случилось?

Страйк рассказал. Когда он закончил, наступило короткое молчание.

– Повтори-ка эту подсказку, – скованно попросила Робин.