Дурная кровь

Молчание затягивалось. У Страйка урчало в животе. В паб теперь вошла пара молодых женщин: одна, хихикая, показывала что-то другой на своем телефоне.

– Ты серьезно думаешь то же, что и я? – спросила ошеломленная Робин.

– Я просто уверен, – ответил Страйк.

– А ты?…

– А я позвоню Брайану Такеру, наверну жареной картошки, сделаю междугородный звонок… разница во времени, если не обсчитался, три часа, так что особых проблем не предвижу… затем выдвинусь в обратный путь. В офисе буду ближе к вечеру, и тогда все подробно обговорим.

– Хорошо, – сказала Робин, – удачи тебе.

Она повесила трубку. Страйк на миг засомневался перед тем, как позвонить Брайану Такеру: он предпочел бы сделать это с кружкой пива в руке, но ему еще предстояло ехать обратно в Лондон; арест за вождение в нетрезвом виде непосредственно перед задержанием убийцы Марго Бамборо не входил в его планы – такой риск был недопустим. Поэтому он только закурил новую сигарету и приготовился сообщить безутешному отцу, что после сорока двух лет ожидания тот, вероятно, сможет по-людски похоронить свою дочь.





70




…А дальше Смерть,

Как страшен Смерти лик жестокий…





Эдмунд Спенсер. Королева фей



Утро выдалось мягким, по-настоящему летним, но листья на платанах у телефонной будки в конце Альбемарль-уэй начали желтеть. Небо в синих и белых лоскутах отдавало и забирало тепло по мере того, как появлялось и уходило за облака солнце, а Робин, даром что под плащом на ней был свитер, трясло от озноба, как будто по Альбемарль-уэй, короткой боковой улочке с непрерывным рядом высоких домов, отбрасывающих вечную тень, гулял пронизывающий ветер.

Она стояла около телефонной будки, где когда-то, почти сорок лет назад, укрывался и караулил убийца Марго Бамборо, испытывая в представлении Робин почти те же ощущения, что и она сама. Страх и нервозность, сомнение в надежности плана, ужас перед последствиями неудачи. Но от этой схожести у Робин не возникло сочувствия к убийце. Глядя через дорогу на древние ворота Святого Иоанна, она могла вообразить, как дождливым вечером сорок лет назад через них проходит Марго Бамборо и, быть может, покачивается от непонятного головокружения… или она уже поняла? Все возможно. Марго была умницей, за что и пострадала…

Кларкенуэлл-роуд была запружена транспортом и пешеходами. Робин существовала отдельно от всего. Никто из прохожих не имел ни малейшего представления о том, что она сейчас попытается сделать. Какие дикие, подумали бы они, какие чудовищные у нее планы на это утро… по спине Робин сбежала струйка паники…

Не зацикливайся.

Этим утром в газете «Метро» появился снимок Шарлотты Росс, идущей в темных очках и длинном темном пальто по улице в Мейфэре со своей сестрой Амелией. Мужа Шарлотты и маленьких близнецов рядом не было, а в скупом комментарии под фотографией не говорилось ничего, что Робин хотела бы знать.

Вчера было замечено, как Шарлотта Кэмпбелл вместе со своей сестрой Амелией Крайтон наслаждается прогулкой по Лондону. Шарлотта, супруга Джейго, наследника виконтства Крой, недавно выписалась из больницы, куда была переведена после длительного пребывания в Симондс-Хаусе, элитном учреждении, специализирующемся на проблемах наркотической зависимости и психического здоровья.

Шарлотта, когда-то возглавлявшая список 100 самых красивых лондонцев по версии журнала «Татлер», остается любимицей рубрик светской хроники с того самого времени, когда в возрасте 14 лет сбежала из привилегированной школы-интерната. Дочь…



«Думай о чем-нибудь другом», – приказала себе Робин и стала осознанно нащупывать другую тему.

Было двадцатое сентября. Каждому, кто появился на свет в этот день, суждено было жить под знаком Девы. Сколько же должно пройти времени, спросила себя Робин, чтобы ты избавилась от этого закидона: привязывать даты к звездным знакам. Она подумала о Мэтью: из всех окружающих, рожденных под знаком Девы, его она знала лучше всех. Считалось, что знак этот предполагает ум, организованность и нервозность. Мэтью уж точно организован, да и умен, но каким-то книжным умом… она вспомнила слова Уны Кеннеди: «Мне иногда кажется, что чем умнее ты по книжной части, тем глупее в отношении секса» – и задумалась, рад ли он скорому появлению потомства, если беременность, по его словам, была случайностью…

«Думай о чем-нибудь другом».

Робин посмотрела на часы. Где же Барклай? Конечно, она пришла заблаговременно, и Барклай, строго говоря, не опаздывал, но ей претило топтаться здесь одной и гнать от себя мысли о предстоящем.

Когда-то ровно на том месте, где сейчас находилась Робин, стояла, всматриваясь в двусторонний поток транспорта на Кларкенуэлл-роуд, темноволосая Тео, с ее цыганскими серьгами и болью в животе, и поджидала фургон, который должен был ее увезти. Почему после этого Тео больше не объявилась, почему не выразила должной благодарности принявшей ее без записи врачихе, – да хотя бы для того, чтобы снять с себя подозрения и прекратить погоню Тэлбота за его иллюзиями, оставалось дополнительной тайной. Но естественно, так поступил бы тот, кто способен испытывать благодарность. Более того, никто не знает, что происходит между доктором и больным, когда закрываются двери врачебного кабинета – светского аналога исповедальни. Мысли Робин перешли к Даутвейту, и тут она наконец увидела Барклая с большой сумкой. Когда Барклай подошел поближе, Робин услышала, как в сумке звякают инструменты.

– Его пока не будет. Ему пришлось отъехать. Хочет, чтобы мы… – Робин выждала, чтобы мимо прошла студенческого вида компания, – сначала выполнили свою часть. Ты доволен, – продолжила Робин, чтобы только раньше времени не думать о том, что им предстоит сделать, – результатами референдума?

– Да, но ты не обманывайся, – мрачно выговорил Барклай, – ничего еще не закончилось. Этот мудила Кэмерон играет на руку нацикам. «Англичане голосуют за английские законы» – и это на следующий день после того, как Шотландия решила остаться? Нельзя, ё-моё, бороться с национализмом при помощи еще большего национализма. Если хочет вытащить свою башку из задницы Фараджа… ну-ка, ну-ка, не наш ли это бедный мальчонка?

Робин оглянулась. В конце Альбемарль-уэй обозначился силуэт мужчины с двумя магазинными пакетами, бредущего странной разболтанной походкой. Он остановился у двери, опустил покупки на тротуар, вставил в замок ключ, подхватил пакеты, переступил через порог и скрылся из виду.

– Это он, – сказала Робин, и внутри у нее все задрожало. – Вперед.

И они вместе направились к темно-синей входной двери.

– Он ключ в замке оставил, – указал Барклай.

Робин была уже готова нажать на звонок, когда дверь отворилась: на пороге стоял Самайн Эторн в фуфайке с Бэтменом: лопоухий, с бесцветными волосами. На бледном лице застыло слегка удивленное выражение. Обнаружив у себя под дверью двух чужаков, Самайн ошарашенно заморгал, а потом обратился к левому плечу Робин:


– Ключ забыл.

Он изогнул руку, чтобы вытащить ключ из замочной скважины. При его попытке захлопнуть дверь Барклай ловко поставил в проем ногу.

– Ты Самайн, верно? – Робин улыбнулась изумленному Самайну. – Мы друзья Корморана Страйка. Несколько месяцев назад ты очень ему помог.

– Мне надо покупки разобрать, – сказал Самайн.

И сделал вторую попытку захлопнуть входную дверь, но ему помешала ступня Барклая.

– Можно нам войти? – спросила Робин. – Совсем ненадолго? Мы бы хотели поговорить с тобой и с твоей мамой. Ты очень помог Корморану, когда рассказал о своем дяде Тюдоре…

– Мой дядя Тюдор умер, – сообщил Самайн.

– Я знаю. Мне очень жаль.

– Он умер в больнице, – сказал Самайн.

– Надо же, – отреагировала Робин.

– А мой-папа-Гильерм умер под мостом, – добавил он.

– Как это печально, – сказала Робин. – Можно, пожалуйста, нам войти, на секундочку? Корморан просил тебе кое-что передать. – Она достала из сумки жестяную коробку с шоколадным печеньем. – В знак благодарности.

– Чего там? – спросил Самайн, косясь на жестяную коробку.

– Шоколадное печенье.

Он забрал коробку из рук Робин.

– Да, можете войти. – Он повернулся к ним спиной и двинулся вверх по неосвещенной лестнице.

Взглянув на Барклая, Робин вошла первой. Она услышала стук закрываемой входной двери и лязг инструментов в сумке. После улицы на крутой, узкой лестнице было совсем темно – лампочка верхнего света не горела. Дойдя до лестничной площадки, Робин через распахнутую дверь увидела, как беловолосая женщина с такими же огромными ушами, как у Самайна, протирает коричневый кухонный кафель, а Самайн нетерпеливо сдирает пленку с коробки шоколадного печенья.

Дебора обернулась к двум незнакомцам; ее аккуратная белая косица соскользнула с плеча.

– Здравствуйте, миссис Эторн, – сказала Робин, остановившись в прихожей.

– Вы из социальной службы? – медленно выговорила Дебора. – Я Клер позвоню.

– Мы готовы оказать вам любую помощь – так же, как и Клер, – вмешался Барклай, не дав Робин ответить. – Какие у вас проблемы?

– Этот, который снизу, он гад, – доложил Самайн, который рылся в коробке, выискивая печенюшки, обернутые в золотую фольгу. – Вот такие самые вкусные, в бумажке в блескучей, их сразу видно.

– Ваш сосед снизу опять пишет жалобы? – уточнила Робин, охваченная внезапным волнением, граничащим с паникой.

– Давайте-ка я гляну, что у вас за проблема, – предложил Барклай. – Где, по-вашему, потолок у него трескается?

Дебора указала в сторону гостиной.

– Я мигом, – заверил Барклай и шагнул в гостиную.

– Не ешь все сразу, Самми, – наказала сыну Дебора, вернувшись к методичной протирке кухонных стен.

– Их принесли мне, глупая ты женщина, – сказал Самайн с набитым ртом.

Борясь с ощущением абсолютной нереальности происходящего, Робин пошла вслед за Барклаем. Неужели подозрения Страйка могли оказаться правдой?

В клетке, стоящей в углу тесной гостиной, которая, как и прихожая, была покрыта ковролином с коричневыми и оранжевыми разводами, щебетали два волнистых попугайчика. На спинку дивана было наброшено вязаное одеяло. Барклай смотрел на почти законченный пазл с единорогами, скачущими по радуге. Обстановка была скудной. Кроме дивана и клетки с попугайчиками, в глаза бросались небольшое кресло, телевизор с кофейником на верхней панели и хлипкая этажерка с дешевыми фигурками и несколькими старыми книжками в бумажных переплетах. Взгляд Робин задержался на египетском символе вечной жизни, нарисованном на небольшом участке грязно-зеленой стены.

Покоится она в священном месте.

– Под половицами? – шепнула она Барклаю.

Он помотал головой, многозначительно посмотрел на пазл с единорогами, а потом ступней указал на служившую подставкой большую оттоманку.

– О господи, быть не может, – прошептала Робин, не успев прикусить язык. – Ты думаешь…

– Иначе пришлось бы снимать ковровое покрытие, – бормотал себе под нос Барклай. – Двигать мебель, выдирать половицы… но разве из-за этого на первом этаже треснул бы потолок? А что насчет запаха?

В комнату пританцовывающей походкой вошел Самайн, который жевал второе завернутое в фольгу печенье.

– Хочешь горячего шоколада, нет? – обратился он к коленкам Робин.