Дурная кровь

– Безупречная, – сказала Робин; Страйк крякнул.

– Все уже в сборе. – Анна жестом показала наверх. – Ким, папа, Син и даже Уна. Я пригласила ее погостить. Видите ли, мы планируем похороны – папа с Син оставили это на мое усмотрение, но как бы то ни было… пойдемте, все хотят вас поблагодарить.

Пока они поднимались за Анной по крутой лестнице, Страйк, держась за перила и подтягиваясь со ступени на ступень, вспоминал переплетение чувств, которые навалились на него, когда пришло известие о смерти его собственной матери. Посреди нахлынувшей волны горя он, к своему стыду и ужасу, ощутил слабый укол облегчения; избавиться от этого чувства удалось далеко не сразу. Со временем он начал понимать, что в каком-то темном уголке души и боялся, и ожидал этой вести. Топор наконец обрушился, с тревожным ожиданием было покончено навсегда: результатом удручающего вкуса Леды в выборе мужчин стала недостойная смерть на грязном матрасе, и хотя с тех пор ему временами недоставало матери, он бы солгал, заявив, что тоскует по смеси беспокойства, вины и страха, с которыми жил в течение последних двух-трех лет ее жизни.

Он мог только представить себе смешанные чувства, обуревавшие в данный момент мужа Марго или няню, занявшую в семье место Марго. Добравшись до верхней площадки, он мельком увидел в гостиной сидящего в кресле Роя Фиппса. Их глаза на секунду встретились, но потом из комнаты вышла Ким, загородив престарелого гематолога от Страйка. На лице блондинки-психолога играла широкая улыбка: похоже, что хотя бы ею владела незамутненная радость.

– Что ж, – сказала Ким, обменявшись рукопожатиями сначала со Страйком, потом с Робин, – словами не выразить, правда? Входите.

Страйк с Робин последовали за Анной и Ким в гостиную, которая оказалась такой же просторной и полной воздуха, как и в их загородном доме в Фалмуте, с длинными ажурными занавесками на окнах, выходящих на парк Клэпхем-Коммон, дощатыми полами, большим белым ковром и бледно-серыми стенами. Книги были расставлены по цвету. Все было просто, но продуманно; все заметно отличалось от дома, где выросла Анна, с его уродливыми бронзовыми статуэтками викторианских времен и мебельным ситцем. Единственное украшение висело над камином: черно-белая фотография моря и неба.

В большое эркерное окно, находящееся позади Роя, который уже был на ногах, колотил дождь. Рой нервно вытер о брючину вспотевшую руку, прежде чем протянуть ее Страйку.

– Как ваши дела? – отрывисто спросил он.

– Очень хорошо, спасибо, – ответил Страйк.

– Мисс Эллакотт, – сказал Рой, протягивая руку Робин. – Как я понял, это ведь именно вы?…

Казалось, в комнате прозвучали несказанные слова «нашли ее».

– Да, – коротко ответила Робин, а Рой кивнул, поджал губы, отвел от нее взгляд своих больших глаз и стал смотреть на одну из кошек породы рэгдолл с хитрыми зеленовато-голубыми глазами, которая только что забрела в комнату.

– Присядь, папа, – тихо сказала Анна, и Рой подчинился.

– Я только пойду посмотрю, как там справляется Уна: ей доверено приготовить чай, – бодро сказала Ким и вышла.

– Пожалуйста, садитесь, – пригласила Анна Страйка и Робин, которые устроились рядом на диване.

Как только Страйк перестал ерзать, пятнистая кошка, легко вспрыгнув на диван, изящно перешла нему на колени. Тем временем Робин заметила, что место кофейного столика занимает обитая серо-белым полосатым холстом оттоманка, намного меньше размерами той, что стояла в квартире Эторнов, и слишком миниатюрная, чтобы в ней могла уместиться скрюченная женщина, но в любом случае такой предмет мебели, будь он хоть трижды полезным, Робин не приобрела бы на за что на свете. Ей не удавалось выбросить из головы пыльный блок затвердевшего бетона и выпирающий из него череп Марго Бамборо.

– Где Син? – спросила Анна у отца.

– В ванной, – ответил тот с легкой хрипотцой. Он бросил нервный взгляд на пустую лестничную площадку за дверью, а потом обратился к детективу: – Я… я должен вам признаться: мне стыдно, что я сам за столько лет так никому и не поручил этот розыск. Поверьте, мысль о том, что мы могли все это узнать десять-двадцать лет назад…

– Ну, это не очень лестно для нашей самооценки, Рой, – сказал Страйк, поглаживая мурлычущую кошку. – Получается, что такая задача по плечу кому угодно.

Рой с Анной оба расхохотались – громче, нежели того заслуживала эта ремарка, но Страйк понимал, что после глубокого потрясения людям необходима разрядка, которую способен дать юмор.

Через каких-то несколько дней после того, как его эвакуировали по воздуху из залитой кровью воронки, где он с оторванной ногой лежал рядом с туловищем Гэри Топли, то теряя сознание, то приходя в себя, Ричард Энстис, еще один выживший, чье лицо было обезображено взрывом, уже балагурил, насколько помнилось Страйку, что Гэри мог бы сэкономить на брюках, кабы не умер. Страйк до сих пор помнил, как смеялся идиотским, бестактным шуткам, чтобы ненадолго отрешиться от шока, тоски и мучительной боли.

Из-за лестничной площадки послышались женские голоса: Ким возвращалась с чайным подносом, вслед за ней шла Уна Кеннеди, которая несла большой шоколадный торт. Она сияла из-под своей челки с ярко-красными прядями, а на груди у нее, как и прежде, подпрыгивал аметистовый крестик. Поставив торт, она сказала:

– Вот же они, герои дня! Я вас обоих сейчас обниму!

Робин встала, чтобы получить причитающееся ей объятие, а Страйк, который не хотел потревожить кошку, неловко дал себя обнять сидя.

– Ну вот и я опять! – рассмеялась она, выпрямляясь и вытирая глаза. – Ей-богу, это как на американских горках. Сначала вверх, потом сразу вниз…

– Я сделала то же самое, когда их увидела, – сказала Анна, подтрунивая над Уной.

Робин заметила, что улыбка у Роя была нервной и чуть натянутой. Каково это, подумала она, после стольких лет встретиться лицом к лицу с лучшей подругой своей покойной жены? Не заставила ли его печать времени на лице Уны задуматься о том, как бы выглядела Марго, доживи она до семидесяти лет? Или он сызнова задался вопросом, который, видимо, маячил перед ним в течение минувших лет: устоял бы их брак после длительного периода ледяного молчания – следствия того эпизода, когда Марго вместе с Полом Сетчуэллом зашла в паб; отступила бы напряженность и натянутость в их отношениях или Марго воспользовалась бы предложением Уны и нашла убежище в ее квартире?

«Они бы развелись», – с полной уверенностью подумала Робин, но потом задалась вопросом, не путает ли она себя с Марго, чем грешила на протяжении всего расследования.

– О, привет, – послышался прерывистый голос от двери.

Все обернулись и увидели запыхавшуюся Синтию, чья улыбка, осветившая худое, бледное лицо, еще не коснулась тревожных, в крапинку глаз. На ней было черное платье, и Робин подумала: не надето ли оно со смыслом, в знак траура?

– Простите, я… как вы оба поживаете?

– Хорошо, – сказала Робин.

– Отлично, – ответил Страйк.

Синтия выдавила свой типичный напряженно-нервный смешок и сказала:

– Да, нет… так здорово…

А действительно ли так уж здорово обстояли дела у Синтии? – задумалась Робин, пока мачеха Анны придвигала стул и отказывалась от куска торта, ради покупки которого, как стало известно, Уна мокла под дождем. Каково это – увидеть, как в семью возвращается Марго Бамборо, хотя бы и в форме скелета в ящике? Каково было видеть потрясение и переживания мужа и привечать в доме Уну, лучшую подругу Марго, словно новообретенную родственницу? Робин, у которой не иначе как открылись некоторые способности ясновидящей, с уверенностью отвечала себе, что, если бы Марго, будь она жива, просто развелась с Роем, гематолог никогда не выбрал бы во вторые жены Синтию. Вероятнее всего, Марго уговорила бы юную Синтию пойти с нею вместе в ее новую жизнь, чтобы и дальше пестовать Анну. Согласилась бы на это Синтия или ее преданность Рою могла бы перевесить? Куда бы она подалась и с кем вступила бы в брак, не окажись для нее места в Брум-Хаусе?

В комнату вошла еще одна кошка и пристально изучила необычайно людное сборище. Она прошествовала мимо кресел, дивана, оттоманки, вспрыгнула на подоконник и там уселась, повернувшись ко всем спиной, чтобы наблюдать за каплями дождя, скользящими вниз по стеклу.


– Теперь послушайте, – сказала Ким, сидевшая на принесенном из другой комнаты стуле с высокой спинкой. – Мы, вообще говоря, хотели бы оплатить дополнительный месяц вашей работы. Я знаю, что вы отказались…

– Это было наше собственное решение – продолжать работу по данному делу, – пояснил Страйк. – Хорошо, что мы вас не подвели, но мы решительно отказываемся от дополнительной платы.

Они с Робин согласовали этот вопрос заранее, понимая, что дело Марго Бамборо многократно окупится за счет шумихи и привлечения новых заказов, а ко всему прочему Страйк считал, что по факту они затянули расследование, а значит, брать дополнительные деньги у Анны и Ким было бы чистой воды алчностью.

– Тогда мы бы хотели сделать пожертвование на благотворительные нужды, – сказала Ким. – Есть ли какой-нибудь фонд, который вам хотелось бы поддержать?

– Если серьезно… – Страйк прочистил горло, – то это Макмиллановский фонд помощи онкобольным.

На лицах членов семьи промелькнуло удивление.

– В этом году, когда умирала моя тетя, – объяснил он, – ее очень поддерживала медсестра из «Макмиллана».

– Надо же… – У Ким вырвался едва заметный смешок, после чего наступила короткая пауза, во время которой в гостиную ворвался, подобно струе пара, вылетающей из чайника, призрак медсестры Дженис Битти.

– Медсестра… – тихо сказала Анна. – Ну кто мог заподозрить медсестру?

– Марго, – сказали в один голос Уна и Рой.

Они встретились глазами и горько улыбнулись, явно поразившись, что впервые сошлись во мнении, и Робин заметила, как отвернулась Синтия.

– Ей не нравилась эта медсестра. Она сама мне говорила, – сказала Уна, – но я спутала эту женщину с той блондинкой, что устроила сцену на рождественском корпоративе.

– Да, она эту медсестру сразу невзлюбила, – добавил Рой. – Она и мне об этом говорила, когда пришла работать в амбулаторию. А я не придал этому значения.

Судя по всему, теперь он вознамерился говорить в открытую, превозмогая душевную боль.

– Я подумал, что это как раз тот случай, когда две женщины похожи друг на друга: обе из рабочего класса, у обеих сильный характер. На барбекю медсестра и в самом деле показалась мне вполне, так сказать, порядочной. Конечно, Марго со мной не делилась своими подозрениями.

Опять наступило молчание, и, как подумалось Страйку, все присутствующие вспомнили, что в течение нескольких недель до убийства Марго Рой Фиппс вообще не разговаривал с женой, а как раз на этом отрезке времени Марго, вероятно, и утвердилась в своих подозрениях.

– Дженис Битти – виртуозная лгунья, других таких я не встречал, – слова Страйка пробили напряженную атмосферу, – и талантливая лицедейка.

– Я получила совершенно невероятное письмо, – сказала Анна, – от ее сына Кевина. Вы знали, что он прилетает из Дубая, чтобы дать показания против своей матери?

– Мы знали, – ответил Страйк, которому Джордж Лэйборн регулярно сообщал о ходе полицейского расследования.

– Он пишет, что, по его мнению, проведенный мамой осмотр спас ему жизнь, – пояснила Анна.

Робин заметила, что Анна теперь называет Марго мамой, хотя прежде говорила только «моя мать».

– Это замечательное письмо, – кивнула Ким. – Такое покаянное, как будто в этой истории есть частица его вины.

– Бедный парень, – тихо промолвила Уна.

– По его словам, он виновен уже в том, что не заявил на нее в полицию, но какой сын признает, что его мать – серийная убийца? В действительности я никак не могу, – еще раз произнесла Анна на фоне мурлыканья Кэгни, сидящей на коленях у Страйка, – внятно объяснить ни вам, Корморан, ни вам, Робин, как много вы сделали для меня… для всех нас. Наше неведение было таким кошмаром, а теперь я знаю наверняка, что мама покинула нас не по собственной воле и что ушла она… ну, относительно мирно.

– Если говорить об акте смерти, – заметил Страйк, – этот был почти безболезненным.

– И я теперь знаю наверняка, что она меня любила, – сказала Анна.

– Мы всегда… – начала Синтия, но ее падчерица быстро перебила:

– Я знаю, ты всегда ручалась, Син, что она меня любила, но когда точно не знаешь сама, всегда остаются сомнения, верно? Но по сравнению с Кевином Битти мне, считай, в чем-то повезло… Вы слышали, – обратилась Анна к Страйку и Робин, – что обнаружили полицейские, когда… ну вы понимаете… маму… извлекли из бетона?

– Нет, – ответил Страйк.

Худые руки Синтии играли с обручальным кольцом, вертели его на пальце.

– Подаренный папой медальон, – сказала Анна. – Он потускнел, но когда его открыли, в нем оказалась моя фотография, и она выглядела почти как новая, – объяснила Анна, и в глазах ее опять засверкали слезы; Уна протянула руку и погладила Анну по колену. – Мне сказали, что я смогу получить его назад, как только будут проведены все экспертизы.

– Это замечательно, – тихо сказала Робин.

– А вы слышали, что было у нее в сумочке? – спросила Ким.

– Нет, – ответил Страйк.

– Выписка об осмотре Тео, – сказала Ким. – Все нормально читается – кожаная сумочка защитила. Полное имя – Теодосия Лавридж, она была из цыганской семьи. Марго подозревала внематочную беременность и хотела вызвать «скорую помощь», но Тео сказала, что поедет со своим парнем. Судя по записям Марго, Тео боялась, что родным станет известно о ее беременности. Похоже, парень им не нравился.

– Поэтому она так потом и не проявилась? – спросила Робин.

– Думаю, да, – сказала Ким. – Бедная девочка. Надеюсь, с ней все в порядке.

– Могу я спросить, – обратился Рой к Страйку, – как по-вашему, насколько весома доказательная база обвинения в деле Дженис Битти? Поскольку – не знаю, что вам сообщили ваши полицейские контакты, – по нашим последним сведениям, экспертиза не смогла доказать, что Марго находилась под воздействием лекарственных средств.