Дурная кровь

– Благодарю вас. Коль скоро мы говорим о таких наблюдениях, не могли бы мы пробежаться по остальному списку?

Робин догадывалась, к чему клонит Страйк. Мысль о том, что Марго до сих пор жива, была неудобна для всех присутствующих, но Страйк не хотел начинать разговор с версии убийства.

– Женщина на автосервисе в Бирмингеме, мамочка в Брайтоне, дама с собачкой в Истборне, – перебил его Рой. – С чего бы ей появляться то тут, то там, разъезжать на машинах и выгуливать собак? Если она исчезла по своей воле, то, совершенно очевидно, хотела затаиться. То же самое касается прогулок по кладбищам.

– Все правильно, – сказал Страйк. – Но один раз ее видели…

– В Уорике, – подхватил Рой. – Да.

Муж с женой переглянулись. Страйк выжидал. Поставив чашку с блюдцем на столик, Рой поднял взгляд на дочь.

– Ты уверена, что хочешь продолжения, Анна? – спросил он, сверля глазами свою молчаливую дочь. – Целиком и полностью уверена?

– О чем ты? – Она повысила голос. – Для чего, как ты думаешь, я наняла детективов? Забавы ради?

– Тогда ладно, – сказал Рой, – ладно, будь по-твоему. Тот случай привлек… привлек мое внимание, потому что бывший ухажер моей жены, этот Пол Сетчуэлл, был родом из Уорика. И с этим типом она… воссоединилась перед своим исчезновением.

– Ой, я тебя умоляю! – воскликнула Анна с коротким натянутым смешком. – Ты и вправду думал, что я не знаю про Пола Сетчуэлла? Конечно знаю! – (Ким положила руку на колено своей супруги, то ли успокаивая, то ли предостерегая Анну.) – Ты когда-нибудь слышал об интернете, папа, или об архивах прессы? Я видела нелепую фотографию Сетчуэлла – с волосатой грудью, с медальонами на шее – и знаю, что за три недели до маминого исчезновения они вместе пропустили по стаканчику! Всего один раз…

– Ах вот как? – злобно прошипел Рой. – Спасибо, утешила, Анна. Спасибо за твое экспертное мнение. Все-то ты знаешь…

– Рой… – прошептала Синтия.

– Не хочешь ли ты сказать, что этим они не ограничились? – Анна не верила своим ушам. – Быть такого не может, зачем говорить гадости? Уна сказала…

– Ясное дело! – вскричал Рой; его впалые щеки побагровели, а руки вцепились в подлокотники кресла. – Уна сказала, подумать только! Теперь все понятно!

– Что тебе понятно? – жестко спросила Анна.

– Да вот это! – завопил он, указывая на Страйка и Робин трясущейся рукой с узловатыми венами и опухшими суставами. – За этим всем стоит Уна Кеннеди, так? Как я сразу не допер! Знал же, что она не успокоится!

– Бога ради, Рой, – громко сказала Ким, – это абсурд…

– Уна Кеннеди добивалась моего ареста!

– Папа, это сущая ложь! – воскликнула Анна, с силой оттолкнув сдерживающую руку Ким. – Ты зациклился на Уне…

– Приставала ко мне, чтобы я написал жалобу на Тэлбота…

– Так какого же черта ты этого не сделал? – выкрикнула Анна. – Мужик совсем спятил!

– Рой! – опять заскулила Синтия, когда Рой подался вперед над маленьким столиком, на котором в неустойчивом равновесии возвышался торт, и, бешено жестикулируя, вскричал:

– Полицейские заполонили весь дом, копались в вещах твоей матери, с собаками прочесывали сад… искали любую зацепку, чтобы меня арестовать, а я – подавай официальную жалобу на их главного? Как бы это выглядело?!

– Он был некомпетентен!

– А вы там были, мисс Всезнайка? Вы его знали?

– А иначе с какой стати его заменили? Почему во всех материалах по этому делу сказано, что он был некомпетентен? А правда в том, – Анна указательным пальцем рассекла воздух между собой и отцом, – что вас с мамой Син вполне устраивал Билл Тэлбот: он же с самого начала считал, что ты невиновен, и…

– Считал, что я невиновен? – взревел Рой. – Ну спасибо, рад слышать, что с тринадцати лет ты ничуть не изменилась…

– Рой! – одновременно воскликнули Синтия и Ким.

– …и по-прежнему думаешь, что я устроил рыбный садок над тем местом, где ее закопал!

Анна разрыдалась и выбежала из комнаты, по пути едва не споткнувшись о ногу Страйка. Подозревая, что сейчас начнется массовый исход, Страйк подтянул ноги к себе.

– Когда наконец, – холодно спросила Ким своего тестя, – Анна будет прощена за слова, сказанные в детстве, в самый жуткий период ее жизни?

– А мой ужасный период, конечно, ничего не значит? Ничего! – прокричал Рой и, подтвердив ожидания Страйка, тоже бросился прочь из комнаты, то есть поковылял к дверям со всей скоростью, на какую только был способен.

– Господи боже мой, – пробормотала Ким, широким шагом устремляясь за Роем и Анной; она едва не смела с пути Синтию, которая вскочила с места, чтобы последовать за Роем.

Дверь захлопнулась. В саду дождь прошивал поверхность пруда. Страйк выдохнул, надув щеки, обменялся взглядом с Робин и, взяв со стола свою тарелку, продолжил есть торт.

– Умираю с голодухи, – сказал он в ответ на выражение лица Робин, с трудом ворочая языком. – Пообедать не успели. А торт качественный.

Вдали раздавались крики, где-то хлопнула дверь.

– Думаешь, беседа окончена? – шепнула Робин.


– Ничего подобного, – с набитым ртом ответил Страйк. – Они сейчас вернутся.

– Напомни мне, как ее увидели в Уорике, – попросила Робин.

Она только просмотрела присланный Страйком по электронной почте список таких случаев. Ей показалось, что там нет ничего интересного.

– В пабе какая-то женщина попросила разменять деньги, и хозяйке показалось, что это Марго. Через два дня заявила о себе некая студентка зрелого возраста, но хозяйка паба усомнилась, что видела именно ее. Хотя полицейские ничуть не сомневались. – Прежде чем продолжить, Страйк отправил в рот еще один изрядный кусок торта. – Не думаю, что в этом есть нечто существенное. Хотя… – он сглотнул и многозначительно посмотрел на дверь, – теперь кое-что добавилось.

Страйк уминал торт, а Робин обводила взглядом комнату, пока ее взгляд не остановился на исключительно безобразных каминных часах из золоченой бронзы. Покосившись на дверь, она встала, чтобы их осмотреть. Поверх аляповато украшенного тяжеловесного корпуса восседала богиня в шлеме.

– Афина Паллада, – сказал Страйк, указывая вилкой на этот раритет.

В основании часов был выдвижной ящичек с маленькой латунной ручкой. Вспомнив рассказ Синтии о том, что Рой и Марго оставляли здесь друг другу записки, она выдвинула ящичек. Обитая красным фетром внутренность была пуста.

– Как по-твоему, это ценная вещь? – спросила Робин, задвинув ящичек.

– Понятия не имею. А что?

– Зачем держать такие часы на видном месте? Это же тихий ужас.

Здесь просматриваются два отчетливо выраженных вкуса, и между ними нет гармонии, думала Робин, оглядываясь и не теряя бдительности. Тома Овидия и Плиния в кожаных переплетах, викторианские копии классических статуй, включая пару львов эпохи Медичи, репродукция живописного изображения Непорочной Девы и фигурка Гермеса, привставшего на цыпочки поверх массивного бронзового основания, олицетворяли, по всей видимости, вкус отца Роя, тогда как материнский выбор представляли безликие акварели с пейзажными и ботаническими мотивами, изящная антикварная мебель и занавеси из плотного ситца.

Почему, удивлялась Робин, хозяин дома не сделал здесь ремонт и не обновил интерьер? Из пиетета перед родителями? От недостатка воображения? А может, болезненный мальчик, наверняка прикованный к дому бо`льшую часть своего детства, так привязался к этим предметам, что не мог с ними расстаться? Похоже, ни он, ни Синтия практически не оставили в этой комнате своего отпечатка – ну разве что добавили несколько семейных фотографий к выцветшим черно-белым снимкам, запечатлевшим родителей Роя и его самого в детском возрасте. Единственное, что заинтересовало Робин, – это групповой семейный портрет, сделанный, по-видимому, в начале девяностых, когда у Роя еще не было лысины, а Синтия могла похвалиться густыми вьющимися волосами. Двое их общих детей, мальчик и девочка, были похожи на Анну. Никто бы не догадался, что у нее была другая мать.

Робин отошла к окну. Снаружи поверхность длинного симметричного пруда для живописных карпов-кои была теперь так густо испещрена дождевыми оспинами, что в движущейся ярко-красной с белым и черным живности с трудом распознавались рыбы. Среди них выделялась размерами одна особь, жемчужно-бело-черная, на вид более двух футов в длину. При ясной погоде миниатюрный каменный павильон отражался бы в зеркальной водной глади, но сегодня всего лишь добавлял еще одно размытое серое пятно в дальнем конце пруда. И лишь на полу выделялся удивительно знакомый орнамент.

– Корморан, – сказала Робин в тот самый миг, когда Страйк произнес:

– Посмотри-ка сюда.

Детективы синхронно обернулись. Страйк, который доел торт, остановился перед одной из бронзовых статуэток во вкусе отца Роя – почему-то Робин ее не заметила. Около фута в высоту, она изображала обнаженного мужчину с драпировкой вокруг плеч и со змеей в руке. От растерянности Робин не сразу поняла, почему эта вещь привлекла внимание Страйка.

– Ого… змееподобный знак, придуманный Тэлботом для Роя?

– Именно. Это Асклепий, – объяснил Страйк. – Древнегреческий бог врачевания. А ты что обнаружила?

– Полюбуйся на пол этого бельведера. Мозаичный.

Страйк подошел и остановился рядом с ней у окна.

– Ага, – понял он. – Начальный этап его строительства просматривается на одной из фотографий с барбекю Марго. Павильон тогда только закладывался.

На полу был выложен более темным гранитом крест Святого Иоанна.

– Любопытный выбор орнамента, – заметил Страйк.

– Знаешь, – сказала Робин, отвернувшись от окна, – люди маниакального склада часто думают, что получают сверхъестественные послания. Там, где люди здравомыслящие усматривают простые совпадения.

– Вот и я подумал точно так же, – согласился Страйк, оборачиваясь, чтобы рассмотреть фигурку Афины Паллады поверх безобразных каминных часов. – Человеку в том состоянии помешательства, в каком пребывал Тэлбот, – это только моя догадка – показалось бы, что здесь полно астрологических…

Из коридора за дверью послышался голос Роя:

– Тогда не предъявляй мне обвинений…

Дверь открылась, и семья гуськом прошла обратно в комнату.

– …если она услышала то, что ей не нравится!

Рой закончил фразу, обращенную к Синтии, которая испуганно семенила за ним по пятам. Лицо Роя опять приобрело нездоровый лиловатый оттенок, и только кожа вокруг глаз оставалась желтушной.

Похоже, его ошарашило зрелище Страйка и Робин, стоявших у окна.

– Любуемся вашим садом, – объяснил Страйк, когда они с Робин опять уселись на диван.

Рой что-то буркнул и занял свое место, тяжело дыша.

– Извините, – сказал он через пару секунд. – Вы застали нашу семью не в лучшем состоянии.

– Значительный стресс для всех, – сказал Страйк, когда Анна и Ким вновь вошли в комнату, заняли свои места на диване и взялись за руки; рядом с ними примостилась Синтия, с тревогой глядя на Роя.

– Хочу кое-что сказать, – обратился Рой к Страйку. – Для полной ясности…

– Боже, да я всего раз в жизни с ней общалась, и то по телефону! – перебила его Анна.

– Я буду очень признателен, Анна, – у Роя тяжело вздымалась грудь, – если ты позволишь мне закончить. – Обращаясь к Страйку, он сказал: – Уна Кеннеди возненавидела меня в самом начале нашего с Марго знакомства, и еще так совпало, что она порвала с Церковью и невзлюбила всех, кто не поступил так же. Более того…