Дурная кровь

Стихия бурный усмирила нрав.

И как заведено, благая сила

Всем страждущим надежду возвестила.





Эдмунд Спенсер. Королева фей



В восемь утра Робин вышла из станции метро «Тотнэм-Корт-роуд» под лазурное небо. До вчерашнего дня она думала, что сегодня ей предстоит встреча с мужем, от которого она потребовала развода, для попытки досудебного урегулирования при помощи медиации. После долгих месяцев ливней и гроз солнце воспринималось как маленькое чудо, и Робин, свободная в этот день от слежки, с удовольствием надела платье вместо вечных джинсов и свитшота.

Хотя она злилась на Мэтью, отменившего встречу всего за сутки до назначенного срока («…мой клиент с сожалением сообщает о возникновении неотложного дела личного характера. С учетом моего собственного графика работы во второй половине марта предлагаю сторонам согласовать удобную для них дату в апреле») и подозревала его в преднамеренном затягивании процесса с одной лишь целью – продемонстрировать свое преимущество и надавить на нее, вынудив отказаться от претензий на их совместный банковский счет, но все же первые солнечные лучи, пробивающиеся сквозь пыль над вечно раскопанной Черинг-Кросс-роуд, поднимали настроение. Страйк заставил Робин взять отгул на пять дней, и за это время она невольно осознала, что изнывает без работы. Поскольку ей совсем не хотелось возвращаться домой в Йоркшир и по сотому разу отвечать на одни и те же вопросы матери про развод и агентство, а средств, чтобы устроить себе подобие отпуска, не хватало, то бо`льшую часть времени она проводила за конторской документацией или занималась делом Бамборо.

Не то чтобы конкретные зацепки, но некоторые идеи у нее появились, и сейчас, с утра пораньше, она направлялась в офис, надеясь перехватить Страйка до начала рабочего дня. Звук отбойных молотков, перекрывающий крики дорожных рабочих, сопровождал ее до поворота на тенисто-тихую Денмарк-стрит, где еще даже не открылись магазины. Робин поднялась по металлической лестнице до предпоследнего этажа, и тут из-за стеклянной двери офиса до нее долетели голоса. В агентстве горел свет, хотя часы показывали только восемь пятнадцать.

– Доброе утро! – поприветствовал Страйк входящую Робин. Он стоял рядом с закипающим чайником и несколько удивился ее раннему приходу. – Я-то думал, ты появишься после обеда.

– Все отменилось, – ответила Робин.

Она не знала наверняка: Страйк забыл об ее планах на это утро или же просто не хотел говорить лишнего в присутствии Морриса, расположившегося на диване из кожзаменителя. Моррис был, как всегда, неотразим, но голубые глаза воспалились, а подбородок темнел от щетины.

– Давненько не видались, – сказал он. – Шикарно выглядишь. Что делает с человеком отдых!

Робин пропустила этот комментарий мимо ушей, но, уже вешая куртку на плечики, пожалела, что нарядилась в платье. Она всерьез разозлилась на Морриса, который вогнал ее в краску; конечно, в привычных джинсах ей сейчас было бы комфортнее.

– Моррис застукал Мистера Смита с нянюшкой, – сообщил Страйк.

– Ух ты, как быстро! – сказала Робин, стараясь проявлять великодушие и сожалея лишь о том, что лавры достались не кому-нибудь, а Моррису.

– С поличным, в начале второго ночи, – похвалился Моррис и протянул Робин камеру ночного видения. – Муженек якобы что-то отмечал с парнями. А у няни по вторникам свободный вечер. Эти придурки прощались на пороге дома. Типичная ошибка начинающих.

Робин медленно листала снимки. На пороге таунхауса муж Миссис Смит держит в объятиях фигуристую няню, похожую на Лорелею, бывшую девушку Страйка. Моррис запечатлел не только страстный поцелуй, но и номер дома и название улицы.

– Какой это район? – спросила Робин, постукивая пальцем по фото с поцелуем.

– Шордич. Дом арендует близкая приятельница няньки, – ответил Моррис. – Согласись, удобно, когда есть подруга, у которой можно тайком перепихнуться. Я установил имя и личные данные – эта теперь тоже не отвертится. – Сцепив руки за головой, он хорошенько потянулся на диване и сказал, подавляя зевоту: – Не часто удается сломать жизнь трем теткам сразу, правда?

– Не говоря уж о законном супруге, – ответила Робин, глядя на правильный профиль мужа женщины, сделавшей карьеру на бирже: в свете фонаря он шел к семейному автомобилю.

– Пожалуй, – Моррис удерживал растяжку, – он тоже огребет.

У него задралась футболка, оголив накачанный пресс – предмет гордости, как подумала Робин.

– Как насчет делового завтрака? – обратился к ней Страйк. Он только что собрался пожевать печенья, но обнаружил, что в коробке пусто. – Подведем промежуточные итоги по делу Бамборо – мы выбиваемся из графика. Заодно и перекусим.

– Отлично, – согласилась Робин и без промедления сняла с вешалки куртку.

– А меня никогда не выводят на завтрак, – отметил Моррис, поднимаясь с дивана.

Страйк пропустил это мимо ушей и только сказал:

– Моррис, отличная работа по Смиту. Сегодня же сообщу его жене. До завтра!

– Жуткая история, да? – сказала Робин, когда они со Страйком выходили из черной двери в прохладу Денмарк-стрит, куда еще не проникло солнце. – С пропавшим самолетом?

За одиннадцать дней до этого рейс 370 авиакомпании «Малайзия эйрлайнз» вылетел из Куала-Лумпура и исчез без следа. Более двухсот человек пропали без вести. На протяжении недели в новостях конкурировали различные версии происшедшего, включая угон самолета, саботаж экипажа и отказ бортовых систем. Робин читала эти сообщения по пути на работу. Каково сейчас родным? Скоро ли можно ждать вестей? Самолету с почти двумя с половиной сотнями людей на борту затеряться намного труднее, чем одной-единственной женщине, растаявшей в дождливом Кларкенуэлле.

– Для родственников это кошмар, – согласился Страйк, когда они вышли на залитую солнцем Черинг-Кросс-роуд. Он остановился и окинул взглядом улицу. – В «Старбакс» идти неохота.

Поэтому они свернули на Фрит-стрит и пошли в бар «Италия», который располагался в пяти минутах от офиса, прямо напротив джаз-клуба Ронни Скотта. Все выставленные на тротуар небольшие металлические столики и стулья пустовали: в воздухе еще веяло прохладой, несмотря на манящее солнце. Зато внутри, за стойкой, все высокие барные табуреты оказались заняты: перед началом рабочего дня посетители взбадривались горячим кофе, читая новости в своих телефонах или разглядывая перед собой в зеркале отражения стеллажей с готовыми закусками.

– Если мы здесь приземлимся, ты не замерзнешь?

Страйк неуверенно переводил взгляд от платья Робин к барной стойке в зале. Робин уже раскаивалась, что пришла на работу не в привычных джинсах.

– Нет, конечно, – ответила она. – Мне – только капучино. Я позавтракала.

Пока Страйк ходил за съестным и напитками, Робин опустилась на ледяной металлический стул и, поплотнее запахнув куртку, полезла в сумку за тетрадью Тэлбота, но после секундного колебания передумала. Ей не хотелось показывать Страйку, что в последние дни она неотрывно изучала Тэлботовы астрологические выкладки, хотя, если честно, корпела над этой книгой в синей кожаной обложке не один час.

– Капучино, – ставя перед ней чашку, объявил Страйк.


Себе он взял двойной эспрессо и ролл с моцареллой и салями. Усаживаясь рядом с ней, он сказал:

– Почему отменили медиацию?

Робин была приятно удивлена, что он вспомнил.

– У Мэтью возникли неотложные дела.

– И ты поверила?

– Нет. По-моему, это его очередные игрища. Я ничего не ждала от этой встречи, но, по крайней мере, вопрос был бы закрыт. А у тебя, – ей не хотелось больше говорить о Мэтью, – есть подвижки по Бамборо?

– Всего ничего, – ответил Страйк, переключившийся на другие дела после возвращения из Корнуолла. – Пришел акт экспертизы того пятна крови, которое я нашел на книжной странице в квартире Эторнов.

– И?…

– Группа крови – первая положительная.

– А ты позвонил Рою, узнал?…

– Конечно. У Марго была вторая положительная.

– Так, – выдохнула Робин.

– Я, собственно, губу не раскатывал, – пожал плечами Страйк. – Там, скорее всего, был порез от бумаги. Зато я нашел Мутного Риччи. Коротает свой век в частном пансионате «Сент-Питерс» – это в Сент-Джонс-Вуде. Чтобы добиться подтверждения, пришлось по телефону разыграть целый спектакль.

– Отлично. Давай я туда…

– Нет. Тебе было ясно сказано: Штырь настоятельно рекомендовал не беспокоить этого старого черта, чтобы его сынки не пронюхали.

– И ты считаешь, из нас с тобой двоих именно я способна причинить человеку максимум беспокойства?

Жуя свой ролл, Страйк ухмыльнулся:

– Не стоит без крайней необходимости громыхать клеткой Луки Риччи. Штырь сказал, у Мутного потек чердак; надеюсь, он имел в виду лишь то, что старик соображает чуть медленнее, чем раньше. А нам это было бы только на руку. К сожалению, если верить дежурной сестре, у него отказала речь.

– Полностью?

– Вроде нет. Она не уточняла. Я попытался выяснить: это последствия депрессии, инсульта или деменции: в последнем случае опрашивать его – пустой номер. Но ответа не получил. Съездил осмотреться на месте. Думал, этот пансионат – большое официальное заведение, где посетители шастают туда-сюда, но он больше смахивает на семейную гостиницу. Проживающих – всего восемнадцать человек. Сдается мне, шансы войти и выйти незамеченным или выдать себя за какого-нибудь троюродного брата практически равны нулю.

Вопреки здравому смыслу Робин, которая никогда не проявляла интереса к этому старику, тут же почувствовала, что Риччи-не-речистый – важнейшее звено расследования.

– Я же не говорю, что поставил на нем крест, – добавил Страйк. – Просто сейчас лучше не злить банду гангстеров – оно того не стоит. А вот если до августа у нас не будет заметных результатов, тогда, думаю, мне придется раскрутить Риччи на пару слов.

По его тону Робин поняла, что Страйк не забывает, как летит время: почти половина отведенного им срока уже миновала.

– Это еще не все, – продолжал он. – Я вышел на биографа Марго – К. Б. Оукдена, который изображает неприступность. Похоже, куда выше меня оценивает собственную важность для дела.

– Денег хочет?

– Хочет любой выгоды для себя, – ответил Страйк. – Ему интереснее вытянуть какую-нибудь инфу из меня, чем отвечать на мои вопросы.

– Не иначе как у него в планах, – предположила Робин, – написать книжку о тебе – примерно как о Марго, да?

Страйк даже не улыбнулся.

– Он производит впечатление полуидиота-полуафериста. Ему и в голову не приходит, что я покопался в его сомнительном прошлом, коль скоро он от меня не ушел даже после неоднократной смены фамилии. Но я могу понять, как он раскрутил всех этих старух. По телефону актерствует: якобы знает и помнит всех, кто окружал Марго. У него само с языка слетает: «Как же, как же, доктор Гупта, милейший человек», «О да, Айрин – крепкий орешек». Легко поверить, только не забывай: на момент исчезновения Марго ему было четырнадцать лет и встречался он с этими людьми раз-другой, не более… А вот о Бреннере, который интересует меня в первую очередь, он беседовать отказывается. «Надо, – говорит, – подумать. Не уверен, что хочу углубляться в эту тему». Я ему звонил дважды. И оба раза он пытался перевести разговор на меня, а как только я возвращался к Бреннеру, делал вид, что у него срочные дела и совершенно нет времени. Оба раза обещал перезвонить, но нет.

– У тебя не было ощущения, что он записывает ваши разговоры? – спросила Робин. – Чтобы потом запродать газетчикам?

– Была такая мысль, – признался Страйк, добавляя в кофе сахар.

– Может, в следующий раз я попробую с ним переговорить?

– Давай. Может, и срастется, – сказал Страйк. – Если коротко… – он отпил кофе, – по Бамборо у меня все. Как только выкрою пару часов, планирую наведаться к медсестре Дженис. Сейчас она уже, наверное, вернулась из Дубая – хотелось бы узнать, почему она ни словом не обмолвилась о знакомстве с Полом Сетчуэллом. В этот раз думаю нагрянуть без предупреждения. Иногда бывает полезно застигнуть человека врасплох. Ну ладно, а у тебя что нового?

– Да как тебе сказать… – начала Робин. – Глория Конти, ныне Жобер, на письмо Анны не ответила.

– Жаль, – нахмурился Страйк. – Мне казалось, просьба Анны заставит ее пойти нам навстречу.

– Я тоже на это рассчитывала. Вероятно, стоит неделю выждать, а затем пусть Анна ее потормошит. Самое страшное, что мы можем услышать, – решительное «нет». Из разряда чуть более позитивных новостей: сегодня мне предстоит разговор с Амандой Уайт, ныне Амандой Лоуз.

– И почем нынче ее откровения?