Дурная кровь

– Даром. Я взывала к ее лучшим качествам, – объяснила Робин, – и она сделала вид, что позволила себя уломать, но я же чувствую: ей льстит публичность, ей будет приятно погреться в лучах твоей славы и вновь замелькать в газетах, как в бытность отчаянной школьницей, которая вопреки недоверию следователей цепко держалась за рассказ о женщине за окном. Характерно, что в нашем первом разговоре она все упирала на то, как не хочет снова общаться с газетчиками, какой это, мол, для нее будет невыносимый стресс, особенно если задарма.

– Она еще замужем? – осведомился Страйк, доставая из кармана пачку сигарет. – А то могу предложить подходящую партию – Оукдена. Нам с тобой, похоже, светит неплохая статья доходов: сводничество среди жулья.

Робин засмеялась:

– Жулье будет плодить себе подобных, так что мы с тобой без дела не останемся.

Страйк затянулся и сказал:

– Бизнес-план далек от совершенства. От спаривания двух кусков дерьма не обязательно появится третий. Я знавал вполне приличных людей, воспитанных в семье полных отморозков, и наоборот.

– То есть по-твоему, важно, каким тебя родили, а не каким растили? – спросила Робин.

– Пожалуй, – ответил Страйк. – Взять хотя бы троицу моих племянников – растили всех одинаково, правда? Но при этом…

– …один – прелесть, второй – змееныш и слюнтяй, третий – засранец, – подхватила Робин.

От взрыва его хохота шарахнулся загнанного вида прохожий в костюме, который спешил мимо, прижимая к уху мобильный.

– Надо же, запомнила, – сказал Страйк, с усмешкой провожая глазами прохожего.

В последнее время у него тоже случались перепады настроения, когда шумная радость других резала ему слух, но сейчас, ясным утром, за чашкой хорошего кофе, рядом с Робин, он вдруг поймал себя на том, что ему уже много месяцев не было так легко на душе.

– Если уж на то пошло, люди воспитывают своих детей неодинаково, – сказала Робин, – даже в одной семье, под одной крышей. Играет свою роль и старшинство, и множество других факторов. Кстати, дочь Вильмы Бейлисс, Майя, согласна с нами побеседовать. Нам с ней осталось только назначить удобную дату. Кажется, я тебе рассказывала: там младшая сестра восстанавливается после рака груди, так что я не хочу давить на эту семью. И есть еще один момент… – смущенно добавила Робин.

Страйк, вспомнив про свой ролл, с удивлением следил, как Робин достает из сумки Тэлботову тетрадь в кожаном переплете: он считал, что этот документ лежит под замком в офисе.

– Я вернулась к этим запискам.

– Думаешь, я что-то упустил? – с набитым ртом спросил Страйк.

– Нет, что ты, просто…

– Да все нормально, – заверил он. – Все может быть. Никто не застрахован от ошибок.

Фрит-стрит мало-помалу озарялась солнечным светом, и старая бумага отливала желтизной.

– Вот тут – насчет Скорпиона. Помнишь Скорпиона?

– Человека, чья смерть вроде бы встревожила Марго?

– Именно так. Ты считал, что Скорпионом могла быть замужняя любовница Стива Даутвейта, которая наложила на себя руки.

– Открыт для других версий, – сказал Страйк. Он доел свой ролл, отряхнул руки и достал сигареты. – В этих записках спрашивается, не обвинял ли Водолей Рыб, правильно? Мне казалось, это означает, что Марго обвиняла Даутвейта.

Невзирая на нейтральный тон, Страйк предпочел бы не вспоминать эти звездные знаки. Трудоемкая и в конечном счете неблагодарная работа по установлению соответствий между подозреваемыми и свидетелями, с одной стороны, и астрологическими знаками – с другой отнюдь не относилась к его излюбленным видам деятельности.

– Так вот… – Робин извлекла на свет две вложенные между страницами ксерокопии. – Мне не давал покоя вопрос… посмотри сюда.

Она передала Страйку ксерокопии двух документов; оказалось, это свидетельства о рождении Олив Сетчуэлл и Бланш Сетчуэлл.

– Олив – мать Сетчуэлла, – напомнила Робин, пока Страйк, затягиваясь сигаретой, изучал документы. – А Бланш – его сестра, которая умерла в возрасте десяти лет: предположительно ее задушили подушкой.

– Если ты ждешь, что я восстановлю их звездные знаки по дням рождения, – начал Страйк, – то напрасно: я не успел вызубрить весь зодиак.

– Бланш родилась двадцать пятого октября, значит она Скорпион, – объяснила Робин. – Олив родилась двадцать девятого марта. По традиционной схеме она должна считаться Овном, как и Сетчуэлл…

Каково же было удивление Страйка, когда Робин положила на стол «Астрологию-14» Стивена Шмидта.

– С большим трудом отыскала. Эта книга не переиздавалась много лет.

– Такой шедевр? Ты меня поражаешь, – сказал Страйк, глядя, как Робин листает страницы с пересмотренными в соответствии с системой Шмидта датировками знаков зодиака.

Робин улыбнулась, но, решив не отклоняться от темы, продолжила:

– Вот смотри. По системе Шмидта, мать Сетчуэлла – Рыбы.

– Выходит, мы теперь занимаемся наложением одной системы на другую? – спросил Страйк.

– Этим занимался Тэлбот, – подчеркнула Робин. – Он решил, что Айрин и Рою следует приписать звездные знаки по системе Шмидта, а всем остальным, так и быть, разрешил сохранить традиционные.

– Но, – возразил Страйк, сознавая, что ищет логику там, где ее нет и быть не может, – Тэлбот делал широкие, беспочвенные обобщения на основе первоначальных знаков. Бреннера он исключил из числа подозреваемых по одной-единственной причине: тот был…

– Весами, да, – подтвердила Робин.


– Ну и на каком основании мы должны относить Дженис с ее паранормальными способностями и Эссекского Мясника к Козерогам, если все даты теперь съехали?

– В тех случаях, когда возникало расхождение между традиционным и Шмидтовым знаками, он, похоже, опирался на тип личности.

– Смех, да и только… К тому же, – добавил Страйк, – такой подход сбивает всю мою идентификацию подозреваемых по их знакам.

– Понимаю, – сказала Робин. – Даже Тэлботу пришлось изрядно попотеть, прыгая от системы к системе, – тогда-то он и переключился на астероиды и карты Таро.

– Ладно, – Страйк выпустил дым в сторону от Робин, – продолжай, что ты там говорила… если сестра Сетчуэлла была Скорпионом, а мать – Рыбами… напомни-ка, что именно там написано про Скорпиона?

Робин отлистала назад и нашла в тетради нужную страницу, украшенную загогулинами в виде рака, рыбки, скорпиона, козла с рыбьим хвостом и сосуда для воды.

– «Водолея беспокоило, как умер Скорпион», – прочла она вслух. – Дальше – прописными буквами: «ШМИДТ СОгласуется С АДАМС». Потом: «Водолей винил Рыб за Скорпиона? Рак был там, Рак видел? Рак добрый, инстинктивный защитник», а затем опять прописными: «ПОговорить снова. Скорпион и Водолей связаны, вода, вода, и Рак тоже, а у Козерога», дальше прописными: «РЫБИЙ ХВОСТ».

Страйк наморщил лоб:

– Мы по-прежнему считаем, что Рак – это Дженис?

– Ну, среди фигурантов только два Рака: Дженис и Синтия, причем Дженис, по всему, подходит больше, – сказала Робин. – Допустим, Марго подозревала, что мать Сетчуэлла убила его сестру. Если Марго позвонила Олив из амбулатории, то Дженис могла подслушать этот разговор, правда? А если при этом Дженис была знакома с Сетчуэллами или каким-то образом с ними связана, может, она решила не сообщать полиции об услышанном, чтобы не навлечь подозрения на Олив.

– Почему же Марго столько лет тянула с проверкой своих подозрений насчет подушечной фантазии? – спросил Страйк и, не дав Робин ответить, сам заключил: – Случается, конечно, что человеку порой требуются годы, чтобы решить, как действовать в подобной ситуации. Или чтобы собраться с духом. – Он вернул Робин ксерокопии. – Если со Скорпионом дело обстоит именно так, то главным подозреваемым все равно остается Сетчуэлл.

– Я не узнала его адрес в Греции, – виновато сказала Робин.

– Если что, выйдем на него через уорикскую сестру. – Страйк отпил еще кофе и, вопреки здравому смыслу, спросил: – Что ты там начала говорить про астероиды?

Робин еще раз полистала тетрадь и показала ему страницу, над которой изрядно помучилась в Лемингтон-Спа, условно обозначив ее для себя как «рогатую».

– В ходе следствия он, похоже, отошел от традиционной астрологии. Думаю, от Шмидта у Тэлбота голова пошла кругом, а потому он отказался от Шмидтовой системы тоже и принялся изобретать свою собственную. Он рассчитал положения астероидов на момент исчезновения Марго. Посмотри вот сюда…

Робин указывала на символ.

– Этот знак символизирует астероид Паллада – помнишь нелепые часы в доме Фиппсов?… – и Тэлбот использует его для обозначения Марго. В вечер исчезновения Марго астероид Паллада находился в десятом доме; десятым домом управляет Козерог. Считается, что этот дом отвечает за предпринимательство, высшие слои общества и верхние этажи.

– По-твоему, Марго до сих пор находится у кого-нибудь на чердаке?

Робин улыбнулась, но углубляться в этот вопрос не стала.

– А теперь смотри вот сюда… – Она повернула к нему тетрадь. – Если принять, что другие астероиды тоже связаны с реальными лицами, то у нас есть Церера, Юнона и Веста. Я считаю, Веста, «хранительница домашнего очага», обозначает у него Синтию. Веста находилась в седьмом доме – это дом супружества. Тэлбот пишет «ПОДХОДИТ»… значит, вероятно, Синтия находилась в супружеском доме Марго – в Брум-Хаусе. Далее: «Церера – кормилица и заступница» – это опять-таки похоже на Дженис. Она в двенадцатом доме, равно как и Юнона, чья сфера – «жены и супружеская неверность», а это вполне может отсылать нас к Джоанне Хэммонд, замужней любовнице Даутвейта.

– А какие значения приписываются двенадцатому дому?

– «Враги», «Тайны», «Печали», «Гибель».

Страйк вздернул брови. Он не перебивал Робин потому, что стояло солнечное утро, и еще потому, что ее общество было ему приятно, но астрология уже стояла у него поперек горла.

– Это также дом Рыб, – добавила Робин, – а Рыбы – знак Даутвейта, так что вполне возможно…

– По-твоему, и Дженис, и Джоанна одновременно находились в квартире Даутвейта во время похищения Марго?

– Нет, но…

– Это было бы весьма изощренно, учитывая, что Джоанна умерла за несколько недель до исчезновения Марго. Или ты утверждаешь, что Даутвейта преследовал ее призрак?

– Ну хорошо, я согласна, что все это, возможно, пустое… – Робин посмеялась, но не отступала, – однако Тэлбот приписал здесь кое-что еще: «Церера отрицает связь с Юноной. Неужели Кит прав?»

Она указала на знак Кита, символизирующий Айрин.

– Мне трудно представить, что Айрин Хиксон может быть хоть в чем-нибудь права, – заметил Страйк. Придвинув к себе тетрадь в кожаной обложке, он вгляделся в мелкий, маниакальный почерк, потом оттолкнул записи и с некоторой досадой повел плечами. – Пойми: эта белиберда затягивает. При чтении заметок Тэлбота я начал выстраивать связи в соответствии с его ходом мысли, но он же был куку, понимаешь? Ничего конкретного здесь не вырисовывается.

– Я просто была заинтригована этой фразой: «Неужели Кит прав?»… Тэлбот же с самого начала не доверял Айрин, ты согласен? Позднее он начал сомневаться в ее правоте… там, где речь заходила о врагах, тайнах и смерти…

– Если мы когда-нибудь узнаем, что случилось с Марго Бамборо, – сказал Страйк, – то, готов поспорить на сотню фунтов, ты сумеешь точно так же обосновать, что оккультные выкладки Тэлбота указывают только на корыстный интерес и на… помутнение рассудка. Эту символику всегда можно подогнать под факты. Одна подруга моей матери навскидку определяла звездный знак любого человека – и ни разу не ошиблась.

– Так уж и ни разу?

– Уверяю тебя, – сказал Страйк. – Потому что даже в случае ошибки оказывалась права. Всякий раз выяснялось, что в этом знаке множество планет… ну или… не знаю… этим знаком была повитуха, которая принимала роды. Или собачка.

– Ну, мы рады, – примирительно сказала Робин. Готовая к скепсису Страйка, она уже убирала в сумку и тетрадь в кожаном переплете, и «Астрологию-14». – Я понимаю, что это, скорее всего, ни к чему не приведет, но просто…

– Если хочешь по новой опросить Айрин – вперед. Скажи ей, что Тэлбот усматривал у нее глубокие прозрения относительно астероидов и… ну, не знаю… сыров…

– Двенадцатый дом сырами не управляет, – возразила Робин, пытаясь хранить суровый вид.