Галина. История жизни
Часть 11 из 69 Информация о книге
— Как что? Аиду. Эх, была — не была! Я влетела в перерыве в комнату жюри: — Здравствуйте! Я бы хотела спеть. Из тех троих первым отреагировал тенор, Соломон Хромченко: — О-о, здравствуйте! Вы спеть хотите? И уже разглядывает, что за птица. Тенору по амплуа полагается включать эмоции на хорошеньких женщин. Так боевой конь реагирует на звук трубы. Дугин — тот свое: — Вы записаны? — Нет. — Что же вы не записались? У нас порядок… — Я не знала, что конкурс, только сегодня афишу увидела. — Так вы и не готовились, завтра последний день… Хромченко не выдержал: — Слушай, чего ты ей голову морочишь? Готовилась — не готовилась, не твое дело. Приходите петь. — Когда? — Сегодня. — Сегодня?! — Ну да, после перерыва, в 4 часа. Мы должны были закончить завтра, но если сегодня успеем прослушать всех оставшихся, то ночью уедем. — Хорошо. (А сама волнуюсь — может, сегодня у меня и голос не звучит!) — Что же вы будете нам петь? — Аиду. — Аиду? Какую арию? — «Берег Нила». Он, наверное, подумал, что я ненормальная, потому что в таком возрасте и с такой внешностью петь труднейшую арию совсем не обязательно. — Вы учитесь или работаете? — Я концертная певица, работаю в Ленинградской областной филармонии. (Марка для Большого театра невысокая…) — Так вот, — я уже ставлю свои условия, — сначала я спою романс Рахманинова «О, не грусти». Те — сразу хором: — Нам романс не нужен, времени не хватает, пойте арию. — Нет, я спою романс. Во-первых, я на нем распоюсь, а во-вторых, может, я вам не понравлюсь, так зачем мне стараться, арию петь? Вот так, иначе не пойду. — Хорошо, приходите. Им хочется послушать — случай уж очень интригующий, не каждая молодая певица Аиду поет, да еще «Берег Нила». Я договорилась с Людой встретиться в 4 часа в Доме актера и — бегом к Вере Николаевне. — Вера Николаевна, распойте меня, я иду на конкурс!.. — Господи, в каком ты виде — вся растрепанная. Какой конкурс? — В Большой театр, в молодежную группу. Я уже говорила с жюри, в четыре часа надо петь, сейчас уже два, скорее, скорее!.. Что вы молчите, о чем думаете? — О тебе… Хотела я с тобой еще год поработать, но, видно, такая твоя судьба. Ничего, не пропадешь, ты уже можешь заниматься сама. А что до конкурса, то не сомневайся — тебя примут, ты уже готова. Ну, начнем… Распела она меня, дала мне последние наставления: при филировке не опускать дыхания, держать высокую позицию при переходных нотах, piano на дыхании, при сложном ходе на верхнее «до» дыхания не зажимать… Сохранять холодную голову… Бегу по Невскому и повторяю себе: только ничего этого не забыть, только помнить все время на сцене о Вере Николаевне. Пришла с Людой в комнату жюри: — Мы готовы. — Вы со своей пианисткой? Не полагается. У нас здесь лучший концертмейстер Большого театра, он знает наши темпы — нужно петь с ним. Я уже нервничаю, огрызаюсь: — Я очень уважаю вашего пианиста, но я привыкла работать со своим аккомпаниатором, она знает мои темпы. Я артистка. — Хорошо, идите. «Господи, помоги!» — вышла на сцену, сразу взяла себя в руки: «Надо с первых же звуков создать нужную атмосферу, ввести слушателей в мой мир… и сдерживать темперамент… всегда холодная голова…» Итак, романс Рахманинова «О, не грусти»… Я запела тихим, бесплотным голосом: О, не грусти по мне… Я там, где нет страданий. Забудь былых скорбей Мучительные сны… Голос умершей, обращенный к возлюбленному… Воздушный звук, почти без вибрации… Чувствую, что в зале замерли (уже в театре Хромченко все вспоминал, что он буквально похолодел, когда я запела). Дальше голос должен набрать силу. В покинувшую этот мир душу постепенно как бы вливаются былые жизненные соки, когда она просит: «О, не тоскуй по мне…» — и дальше, с затаенной страстью, вибрирующим приглушенным шепотом, боясь, чтобы не услышали, она ему признается: Меж нами нет разлуки… Я так же, как и встарь, Душе твоей близка, Меня по-прежнему Твои волнуют муки, Меня гнетет твоя тоска. И, уже не в силах скрыть, как памятна ей оставленная плоть, со всею страстью: Живи! Ты должен жить?.. И если силой чуда Ты здесь найдешь Отраду и покой… И, как последнее «прости», на кульминационном си-бемоль (величие смерти — и бесконечность жизни в ней): Так знай, что это я