Гортензия в огне

– Меня тащило в сторону Три-Алле? – спросил Уоррен.

– Действительно, – оглянувшись себе за спины, одновременно отметили оба принца.

– Я… останусь… – чуть поколебавшись, сказал Рашингава.

– Дело усложняется, не так ли? – вздохнул Вир.

– Где Эсса?

За толпой зевак Уоррен не видел её.

– В обмороке, – сообщил один принц. – Внутри Мэйнери.

– Мои датчики показывают, что с ней всё в порядке, – сказал другой принц, однако вовсе не увешанный приборами. – А теперь… что это было?

– Вы что-нибудь видели?

– Как тебя размазывало в воздухе и только.

– Я ощущал пять-шесть рук, которые удерживали меня. Это случилось сразу после призыва вот этого… – и Уоррен повернулся к гигантской золотой клетке. – Понятия не имею, как могло получиться нечто подобное.

– Могу я возложить на вас обязательство доложить всё императору? – повернулся Рашингава к Виру. – Мои руки развязаны – это должно быть ясно.

– И тем не менее я должен быть в курсе всего. Я пришлю секретаря, – спокойно сказал Вир.

– Ваш секретарь умрёт от количества предстоящей писанины.

– Звучит устрашающе, но у меня целый штат секретарей.

– Предусмотрительно.

Рашингава взял Уоррена за руку, как ребёнка, и повёл к экипажу. Помог взобраться и уже через несколько мгновений вытаскивал перед Три-Алле.

– Со мной ты почти в полной безопасности, – с нотками человечности в тоне проговорил принц Рашингава. – Можешь начинать молитву, а я займусь исследованием того, что происходит и… в очередной раз сохраню тебе жизнь.

– Могу я немного промедлить? Ещё не вполне чётко соображаю.

– Как пожелаешь. Но молитву вы исполняете при помощи простейшего самогипноза, а не холодного разума, так что я бы на твоём месте не беспокоился о её тщетности.

И Рашингава поставил Уоррена на территорию проклятого дворца, от чего к крылатому снова вернулось давно позабытое воспоминание о силе отцовских рук.

Огляделся. Уоррена сперва обуял страх, но затем всё внутри успокоилось, и он немного прошёлся по двору Три-Алле. Ничего не происходило.

Тело хранило воспоминание о пережитой боли, казавшейся куда более впечатляющей, чем всё окружающее. Перед глазами ещё стояла рука, лопнувшая от давления. Чудотворец тяжело дышал. Реальность казалась немного странным, немного пугающим, но сладким сном, в котором возможно абсолютно всё.

Он призвал символ, и вот тогда что-то пришло в движение. Что-то задвигалось, закружилось вокруг, но он не видел этого. Оглядывался и таращил глаза, но так и не смог ничего разглядеть – всё было бесполезно. Однако это нечто не трогало его, и Уоррен успокоился.

Рашингава сделал знак подойти, но едва Элайн сделал к нему больше пяти шагов, как получил справа удар в голову, удар такой силы, что, кажется, сломались кости. Ещё один удар пришёлся в плечо, следующий выбил локоть, затем снова в голову и в колено. Уоррен упал. Он ощущал, что что-то проносится над ним и поднявшись, он получит ещё пару ударов.

– Ползи ко мне! – резко приказал Рашингава. Его щёлкающие аппараты повылезали из-под земли и затрещали с такой скоростью, что шум от них стал однообразным и непрерывным, оглушающим и мощным.

Уоррен исцелил себя и пополз к воротам Три-Алле.

– Послушай меня, Элайн…

Рашингава помог подняться, парой движений отряхнул от снега и сжал плечи крылатого, заглянув ему в глаза.

– Я слушаю, – невнятно ответил Уоррен.

– Пора обменяться информацией. Я вижу, как тёмные облака наносят тебе повреждения, эквивалентные слабому удару железным молотком.

– Это гораздо больнее, чем кажется, – медленно проговорил Уоррен.

– Представляю. Есть гипотеза, согласно которой… ты слабак, Элайн.

– Что? – изумился Уоррен.

Он не ожидал такого набора слов от принца-учёного Рицки Рашингавы.

– Иначе говоря, на данный момент ты слишком слаб. Но ты можешь стать сильнее, и тогда твоей жизни будет угрожать меньшая опасность. Сядь, ты слишком бледен.

Уоррен сел на нижнюю, каменную часть ограды Три-Алле. Принц придвинулся так, что разделяло их теперь не больше шага – не слишком безопасное расстояние. Но зато Рашингава мог говорить, не слишком напрягая голосовые связки.

– Перейду к делу. Я хочу, чтобы ты всё очень хорошо понял, – начал принц. – Точно так же тёмные облака касаются тех полнокровных, которые приходятся родными детьми мне или моим дочерям. То есть полнокровных полуперевёртышей. И, естественно, не всех, а только половину. Другую половину полуперевёртышей ласкают светлые облака. Но знаешь, ни с кем ещё тёмные облака не были так жестоки. Небольшое, но важное отступление: Санктуарий был человеком и остаётся им по крови, но правда в том, что у него есть признаки крылатого – дар семи призывов. Он изменился. Фактически изменился и ты – в тот день, когда пал. Да, я знаю, что на тебе нет церковного проклятия, подобного тому, что есть на Брайане Валери, но ситуации схожи. И если ты хоть немного напряжёшь память, то поймёшь, что Валери, изменившись, стал носить признаки перевёртыша. Шипы, частичный доспех и кожистые крылья. Сапфир изменил ему вид крыльев, но не стал убирать шипы с какой-то своей целью. Валери всё время мёрз с непривычки – почему? Он частично стал перевёртышем. А для нас ваш воздух немного прохладен, мы лишь не реагируем на это. Я подвожу тебя к мысли о том, что и ты после падения частично изменился. Но ты изменился по типу Санктуария, изнутри. А Валери защитило церковное проклятие, которое повело изменение в другую сторону – во внешнюю настолько, насколько возможно. Древняя магия Церкви Единого по сей день защищает от невзгод парня, который так преданно служил вашему богу. Только ты остался не защищён, и потому тёмные облака нападают на тебя. Ты понял? Всё то, что происходило с тобой после падения – вот что истинно, естественно и в порядке вещей, а Валери – удачливый сукин сын.


Рашингава глубоко вдохнул воздух. Он с горделивым вызовом смотрел на Три-Алле, будто это ему предстояло сразиться с проклятием, а не Элайну. Но тут же Уоррену стало ясно, что Рашингава действительно собирается победить проклятие, разве что используя свой ум, а орудием выбрал Элайна, а не свои запрещённые технологии.

– Всё понятно? – Рашингава уронил взгляд алых глаз на Уоррена. – Тогда я продолжаю. Твои кресты только раньше были даром. После падения они стали нести в себе частички тебя самого. В каждом из них твоя кровь и плоть. Это аналог металлизированных шипов некоторых перевёртышей. Аналог мечей, которые мы, перевёртыши, можем взращивать из своих запястьев. И именно эти частицы позволяют тёмным облакам контактировать с твоим телом, объясняют твой увеличившийся вес при прежних внешних параметрах и отменный аппетит. Суть моей теории в том, что тёмные облака в отношении тебя тем слабее, чем меньше металла у тебя в запасе. В окружившей Мэйнери конструкции почти не было твоего тела – это было признаком твоей извращённой святости, воли бога, если угодно. Именно потому, что твой бог решал за тебя, именно потому тёмные облака накинулись на тебя. Знаешь, что это значит? Ты должен творить символы, почти не пользуясь призывом. Это истощит тебя. Это ослабит тебя физически, но только это сделает тебя настолько крылатым и настолько близким к прежней святости, насколько это возможно, а прежде всего, защитит от тёмных облаков.

Некоторое время Уоррен ещё пытался всё осознать, пытался не верить в услышанное, искать аргументы, но, в конце концов, только спросил:

– Как? Как творить кресты, не пользуясь обычным призывом?

– Экспериментируй, – пожал плечами Рашингава. – Всё то, что я сказал тебе – это не какая-то там гипотеза, а результат оперативной работы моих учёных. И моего любопытства. А потому ты можешь быть уверен в том, что ты достигнешь результата, если проявишь упорство.

Но Уоррен остался в полной растерянности.

Рашингава очевидно уловил эту растерянность. Взгляд его полыхнул нетерпеливостью, и принц присел на каменный низ ограды рядом с Уорреном. Поднял правую руку ладонью вверх, поднял рукав до локтя и выгнул запястье. Рука засветилась изнутри, и тут же чёрное пятно растеклось от запястья. Кожа принца в нижней части ладони побелела, истончилась, натянулась и вскрыла светло-серое острие, которое исходило паром и выдвигалось так же быстро, как кожа вокруг высыхала. Оно двигалось, просвечивая руку изнутри, и казалось, что между двумя костями появилась третья, но тонкая, как струна, словно неровные и спутанные нити, зарождающаяся в суставе локтя в виде струи, только проходя мимо костей и суставов сгиба запястья, обретали свой настоящий размер и вид клинка.

Рашингава чуть согнул запястье, просто обхватил клинок пальцами и смял его, словно мягкое масло, придав форму рукояти. Через мгновение вонзил новоявленный короткий и узкий кинжал в снег, попав глубже, между камнями брусчатки. И клинок был уже твёрд, звонок и абсолютно реален.

Кожа на руке Рашингавы возвращалась в норму так же стремительно, как чернела.

– Попробуй представить, что в твоей руке происходит то же самое, – сказал принц. – Сможешь призвать свет в свою руку?

Элайн закатал рукав и сделал то, что посоветовал Рашингава. Это было похоже на то, что происходило с рукой принца-перевёртыша, но только ни вихря, ни струны, тянущейся к запястью, не было.

– Есть, вероятно, особый механизм, запускающий процесс у полукровок, – промолвил Рашингава. – Связан с разгоном крови. Должен быть и у тебя. Попробуй запустить его на первый раз с помощью веры. Почему-то я уверен, что у тебя это легко получится.

Уоррен не поверил своим глазам, когда вихрь внутри руки действительно возник, упорядочился, вытянулся, и захотелось точно так же изогнуть запястье, словно затёкшее от длительной неподвижности. Уоррен вытянул руки, едва потянулся и выгнул запястья, как ладони нестерпимо зачесались. Он не сдержался и почти рефлекторно соединил руки, чтобы прикосновением умерить зуд. Но уже через мгновение уколол обе ладони. Вздрогнул он сам, и Рашингава отшатнулся, когда перед глазами Уоррена начал вырастать новый золотой крест, но на этот раз иной, словно создаваемый выдвигающимися клинками, соединяющимися и уходящими вверх и вниз от ладоней.

– Не переусердствуй! – прошипел ему Рашингава после того, как нижний луч, дошедший до брусчатки, вернулся к центру, пошёл вверх и добавил новые перекладины символу.

– Я не знаю, как это остановить.

– Так же, как и начал.

Элайн попытался взмолиться богу, но его сильно отвлекало то обстоятельство, что крест в его руках продолжал меняться. На плоскости клинков проступали стержни и тонкие пластинки так, будто становились заметнее на напряжённой руке вены, связки и мышцы.

Наконец символ отделился от Элайна – всё кончилось. Но невиданный крест тут же обрёл вес и продавил собой брусчатку. Накренил несколько камней, ушёл в землю и застрял, нависнув над входом в Три-Алле.

Теперь Элайн ощутил страшную слабость и прислонился к металлическим прутьям ограды. Руки словно вибрировали.

– Поздравляю, – противно бодрым голосом проговорил Рашингава. – А теперь иди в Три-Алле. Если оно не нападёт на тебя, то ты знаешь способ своего спасения. А если нападёт, то ты вполне можешь попробовать отмахиваться взращённым… – Рашингава попытался назвать клинком то, что взрастил Уоррен, но не смог: – Чем угодно из того, что ты сумеешь взрастить. Суть умений полнокровных полуперевёртышей в том, что взаимодействие с облаками взаимное. Им не нужны специальные технологии, чтобы в буквальном смысле уничтожать тёмные облака. Потому вторая твоя задача – оказать воздействие. Я не позволю тебе умереть здесь, потому сделай эти шесть шагов. Сейчас.

Уоррен даже не думал – он слишком устал для того, чтобы думать – он просто сделал чёртовы шесть шагов на территорию Три-Алле и попытался повторить успех с взращиванием клинка ли, креста ли – не важно. И снова появился крест, но пусть он был канонической формы и размер его не слишком превосходил рост Элайна, на нём также виднелись те пластины и стержни, словно укрепляющие крест, которые теперь стойко ассоциировались с напряжением.

– Рано! – крикнул Рашингава. – Брось его на ступени.

– Не так же он лёгок… – зная, что его не слышно, пробурчал Уоррен.

Но крест удалось поднять и почти получилось добросить до ступеней дворца.

– Не пытайся ничего делать, просто стой на месте! – командовал Рашингава.

И Уоррен получил время на отдых и размышления.

Если Рашингава прав, а он, судя по всему, действительно прав, то Элайн на какую-то часть стал перевёртышем. А Эсса не может выносить ребёнка потому, что люди и перевёртыши несовместимы в деле деторождения.

Только магия и химия Классика позволила Эссе забеременеть от него и родить драконов. Потому она должна узнать. О нет, она и сама всё скоро поймёт.

Пожалуй, эта катастрофа не меньшая, чем проявившаяся ненависть дьявола.

– Принц, у меня есть вопрос, – Элайн двинулся к Рашингаве.

– Спрашивай.

Уоррен заговорил, как только подошёл к Рашингаве максимально близко, и их разделяла только решётка ограды:

– Вероятно ли, что только из-за моей изменённости Эсса-при не сможет родить моего ребёнка?

– А вот здесь… – удивился Рашингава. – Я ничего не могу сказать. У меня не достаточно данных, чтобы что-то утверждать.

– Я полагал, что дьявол преследует её из-за меня. Мне нужно знать, если это не так.

– О… – протянул Рашингава. – Это маловероятно, но не могу точно сказать, что это не так. Мы должны сперва решить вопрос, проживёшь ли ты ещё какое-то время или же будешь разорван на части, едва я отвернусь. А потом, если мне разрешит император, я исследую и эту проблему. Возможно. Если захочу. Что по твоему разумению происходит в Три-Алле сейчас?

– Не имею представления. Не чувствую ни присутствия, ни атак.