Граница лавы

Пять измерений! Попробуй пойми и осознай!..

Но генерал читал, напрягаясь и вспоминая все, что когда-то изучал в военной академии.

А еще он представлял, столько усилий его кураторам приходилось приложить, чтобы примитивизировать их собственный язык и спуститься до пяти измерений. До пяти! До которых Сальери приходилось карабкаться, как до недостижимой вершины!

Кураторы. Возможно, и не было никаких кураторов, и с архонтами напрямую разговаривала сама лава, но генералу было удобнее представлять себе еще каких-то проводников-посредников. Такая схема ему больше нравилась, поскольку лавы он все же побаивался.

Свои откровения он получал в пакетном виде – бац, и идея уже сформирована. А архонтам информация транслировалась побуквенно – оператор за оператором, при этом они с лавой находились на прямой связи. А это, по мнению генерала, как разговаривать с жерлом вулкана.

Генерал подошел к койке архонта и, склонившись, увидел открытые и глубокие, как бездна, глаза. Похоже, парень все еще был «на линии».

– Эдди… – негромко позвал Сальери, и в первый раз бездна в глазах архонта осталась непотревоженной.

– Он точно пришел в себя? – уточнил генерал, взглянув на Дорфа.

– Да, сэр.

– Как ты это понял?

– Он выругался, когда я коснулся его.

– Как именно?

– Он назвал меня… самкой дендроида.

Генерал кивнул. Пройдя через годы службы, через двойное убийство, через дезертирство и вступление в армию Сальери, Дорф не растерял своего культурного багажа – еще бы, он окончил университет, учился там шесть лет!

Самка дендроида в просторечии называлась швирхой, и в солдатской среде это слово не считалось каким-то особенным. А уж тем более ругательством.

«Университеты. От них один только вред», – говорил, бывало, в училище его старшина, гоберли Анварес. Загорелый, мускулистый и непобедимый в рукопашной схватке с любым противником. И особенно в учебных боях доставалось именно парням с дипломами. Университеты старшина Анварес не любил, как и их представителей.

Сальери наклонился и позвал снова.

– Эдди, вернись, ты очень мне нужен, – сказал он, глядя в распахнутые глаза архонта – и в них вдруг появилось какое-то движение. Дрогнули зрачки, полыхнули синие искорки, и, глубоко вздохнув, архонт очнулся.

– Сэр? Это вы?

– Я, Эдди, конечно, я, – ответил генерал, а тем временем солдаты под руководством Дорфа уносили в лазарет «сгоревшего» архонта.

Возможно, он еще послужит и первым храбро пойдет в последнюю атаку.

– Сэр, я видел… Сэр, я должен вам сказать…

– Не торопись, дорогой, – придержал его генерал. – Пусть рассосутся эфемеры, я же тебе говорил – они мешают воспроизводить мысленные образы.

– Да, я помню… – прошептал архонт, и Сальери отошел, присев на еще теплую постель второго, «сгоревшего», архонта.

Следовало подождать, когда призрачный мир математических измерений и физических парадоксов отпустит Эдди и он, не растеряв информацию, вернется в мир реальный.

Правда, сам, едва оказавшись на этой планете, Сальери прежде всего усомнился в реальности всего происходящего. Это было похоже на сон, на продукт применения электронных наркотиков, но только не на реальность.

Он не верил, что сможет дожить до конца пятилетнего срока, он не верил, что можно победить лаву, и лава откликнулась сама, послав ему четкий план действий.

И только поэтому он до сих пор жив.

– Сэр, я в полном порядке! Разрешите доложить обстановку?

– Докладывай, – кивнул Сальери.

– Сэр, мадам взволнована. Она полагает, что ей грозит опасность…

– Опасность? Что за чушь?

Сальери резко поднялся, услышав подобную нелепость. Что за опасность могла угрожать лаве?

– Сэр, ее голос звучал иначе, чем обычно. Она действительно обеспокоена.

Генерал вздохнул, сдерживая эмоции. Ну какая еще «мадам»? Разумеется, никакая, но архонты получали многомерные операторы в среде напряженного поля, а затем их мозг переформатировал операторы в визуальные и понятные образы. Отсюда и возникала «мадам», отсюда возникали и ее «волнения».

Столь огромная нагрузка изнашивала архонтов, поэтому они быстро сгорали. Однако, пока сгорали одни, лава успевала загрузить в других дистрибутивы приемных программ.

Как только сгорал очередной архонт, дистрибутивы начинали разворачиваться, и генерал узнавал об этом, когда сообщали, что какой-то солдат упал без чувств.

– Что мадам сказала еще?


– Еще? – Эдди почесал нос. – Еще она сказала, что ее тревожит позиция Четырнадцатого отряда противника.

– Четырнадцатого отряда?

– Так точно.

– А чем беспокоит, не уточнила?

– Нет.

Генерал вздохнул. Если это вся информация, Четырнадцатый отряд нужно сносить весь. И ждать новых откровений от архонтов – ушла тревожность «мадам» или еще осталась.

– Дорф!

– Слушаю, сэр! – вытянулся сержант.

– Готовь взвод Теслера. На рассвете ударим.

– По Четырнадцатому отряду?

– Да. Пусть грузятся по полной, мы должны оставить там только пепелище.





73


Замки на складах стояли условные – только чтобы двери не распахнуло ветром, поэтому легкие броневики на широких снежных гусеницах, пищевые картриджи, жидкое топливо, пулеметы и радиостанции с закрытыми каналами – все это ожидало гарнизоны на случай отступления после прыжка лавы.

Уцелевшие отходили на заготовленные позиции и, приняв пополнение, продолжали свою бесперспективную борьбу. Но теперь эти склады и арсеналы были к услугам армии Сальери, и с таким обеспечением он мог позволить себе почти все. Кроме, может быть, атаки позиций тяжелой артиллерии. Эти позиции управлялись автоматически, охранялись роботизированными стрелковыми установками и находились на достаточно далеком от лавы расстоянии, чтобы быть прикрытыми аэродриллами. А с дриллами генерал старался не связываться. Они наносили его армии слишком заметный урон, поэтому выходить с операциями в зону их действия он позволял себе лишь в том случае, когда в его армии становилось слишком много солдат.

Слишком много, чтобы ими можно было управлять, ведь это были не обычные шустрые ребята. При большом скоплении дезертиры становились какими-то деревянными, и чем больше было их количество, тем неповоротливее и непонятливее они были.

Поэтому генералу приходилось проводить бессмысленные акции, атакуя снабженческие колонны штрафных войск на территориях, где действовала штурмовая авиация. Количество личного состава уменьшалось, управляемость войск приходила в норму, и генерал Сальери был готов проводить более тонкие и значимые операции, схемы которых получал либо во сне, либо при помощи архонтов.

Поначалу он не понимал, почему часть информации приходила ему лично, а другая часть через архонтов, но позже догадался, что лава выбрала его в качестве основного и несменяемого лидера, ведь так он мог накапливать опыт и становиться более полезным лаве.

Перенапряжение, возникающее при перекодировке мощнейших восьми– и даже двенадцатимерных операторов в обычную четырехмерную речь, в конце концов убивало архонтов, а Сальери продолжал жить и даже иногда ощущал в своем новом существовании какие-то прежние краски. Ну, например, мог ярко и остро воспринять запах горячего супа, шум ветра, медленно падающий снег.

Одним словом, берегла его лава и сама декодировала некоторые данные, которые он и получал во сне. Почему-то все декодировать она не могла, и приходилось тратить архонтов. Как, впрочем, десятки и сотни дезертиров, которых лава рано или поздно получала.

С рассветом ударная группа выдвинулась на четырех снежных вездеходах.

Ветер бил в лицо, волны снега расходились по сторонам, и моторы ревели, расходуя жидкое топливо, а заряженные картриджи держались про запас, чтобы добавлять мощности по ходу боя.

Сальери сидел в головной машине и чувствовал себя уверенно.

Он знал, что его не ждут и никто не помешает ему работать так, как он запланировал.

Сорок километров – пустяк. Машины неслись по снежной целине, и Сальери уже видел себя стоявшим среди сожженных строений. И он предвкушал радость, которая ненадолго посещала его после удачных операций.

Далеко в тылу ухнули орудия, и, обгоняя отряд, в небе пронеслись тяжелые снаряды.

Вскоре сквозь шум моторов, стрекот гусениц и шелест ветра генерал различил давно знакомый ритм разрывов: бум, бум, бум-бум, бум. При этом ощутил неприятное колющее чувство где-то глубоко в животе. Снаряды рвались в лаве, и волны панического беспокойства разносились по сторонам, становясь ощутимыми для всех, кто был с ней связан.

Сальери взглянул на боевой планшет – расстояние между отметками бронированных снегоходов и широким пятном базы Четырнадцатого отряда быстро сокращалось.





74


Брейн поправил на плече тяжелую винтовку и перекинул на другую руку петлю ранца – сегодня груз оказался полегче. А напарником снова был наркоман со стажем, сержант Флай.

– Зря ты эту железку прихватил… – продолжал выговаривать он, идя впереди и пережевывая свежую порцию наркотической жвачки. – У нас тут из таких пушек палить некуда. Вот этими пукалками вполне обходимся.

Он тряхнул висевшим на шее короткоствольным пистолетом-пулеметом, из которого попасть куда-то дальше пятидесяти метров было проблематично.

– Я люблю большие калибры, – ответил Брейн, чтобы только сержант от него отвязался.