Грехи волка

Квинлен улыбнулся:

– Нет, конечно. Я его и не обвиняю, просто хочу отметить, что мистер Монк – вовсе не такой образчик честности, как вы, похоже, считаете.

– Я так не считаю, – возразила сиделка. – Я сказала, что ему безразлично, и кто из вас лжет, и что произошло с арендной платой.

– Как изящно вы выражаетесь! – усмехнулся Файф.

Эстер вспыхнула.

– Хватит! – перебила их Дейрдра и обернулась к Уильяму. – Сейчас все это неважно. Мистер Монк, вы готовы, уточнив у Квинлена все детали, отправиться на север, в Восточный Росс, чтобы разыскать человека, арендующего ферму, и выяснить, что случилось с деньгами, кому их заплатили? Надеюсь, вам удастся привезти какие-то доказательства, документы или еще что-то. Может быть, присягу на Писании…

– Показания, данные под присягой, – уточнил Элестер. – Полагаю, даже там существует нотариус или мировой судья.

– Готов, – не колеблясь, ответил сыщик, расстроенный, что ему это не пришло в голову раньше, чем Эстер. Тут же он подумал о том, где раздобыть денег на путешествие. Уильям жил сегодняшним заработком. В трудные минуты, когда клиентов было мало или они оказывались бедными, его поддерживала Калландра, а он в благодарность за это привлекал ее к интересным делам. Она находила в таких отношениях и дружбу, и филантропию, и способ испытать острые ощущения, прикоснуться к опасности. Но сейчас леди Дэвьет уехала домой, и у Монка не было возможности попросить ее о содействии. Калландра уже заплатила ему за участие в защите Эстер сумму, достаточную, чтобы он мог оплатить свой приезд в Шотландию и обе квартиры – здесь и в Лондоне на время отсутствия. Но она не могла знать, что ему понадобится ехать еще дальше.

– Насколько это далеко? – спросил он вслух, страшно недовольный, что ему приходится задавать этот вопрос.

Элестер пожал плечами:

– Понятия не имею! Миль двести? Или триста?

– Нет, ближе, – возразила Дейрдра. – Не больше двухсот миль. Но мы оплатим ваше путешествие, мистер Монк. В конце концов, вы отправляетесь туда по нашему делу, а не по собственному. – Она не обратила внимания ни на нахмурившегося мужа, ни на удивленный и слегка иронический взгляд Уны, прекрасно понимавшей, что детективом движет стремление устранить последние сомнения в невиновности Эстер, а не желание помочь Байярду Макайвору или кому-то из Фэррелайнов. – Кажется, до Инвернесса есть поезд, – продолжала миссис Фэррелайн. – А дальше вам, наверное, придется добираться верхом, точно не знаю.

– В таком случае, как только я получу необходимые сведения и какую-нибудь бумагу от вас с подтверждением моих полномочий, – впервые сыщик обращался за согласием к Квинлену, а не к Уне, – я соберу вещи и первым же поездом отправлюсь на север.

– Вы тоже поедете? – Айлиш обернулась к Эстер.

– Нет, – поспешил ответить Уильям.

Мисс Лэттерли открыла было рот, но никто так и не узнал, что она собиралась сказать. Она взглянула на Монка, а потом на остальных присутствующих и передумала.

– Я останусь в Эдинбурге, – послушно подтвердила девушка. Не будь сыщик так поглощен предстоящей ему задачей, ее внезапная покорность показалась бы ему подозрительной, но мысли его в тот момент были уже далеко.

Оба гостя остались обедать. Еда была вкусной, а сервировка изысканной. Но обстановка за столом, по понятным причинам, царила мрачная. Дело было уже не только в смерти, недавно посетившей этот дом, но и в новой охватившей всех тревоге. Поэтому разговор не клеился, и в конце концов Эстер и Уильям не стали искать формальных оправданий, чтобы довольно рано откланяться.



Путешествие на север оказалось для Монка долгим и необычайно утомительным. Все здесь его раздражало. Никто в Эдинбурге не смог объяснить ему, как, добравшись до Инвернесса, попасть оттуда в Восточный Росс. По сведениям, имеющимся у железнодорожного кассира, это была неведомая страна – холодная, опасная и дикая, – куда ни один здравомыслящий человек добровольно не поедет. Проводить выходные дни гораздо лучше в Стерлинге, Дисайде или Бальморале. Есть свои достоинства и у Абердина, гранитного города на севере. Что же касается земель, лежащих за Инвернессом, то они необитаемы, и ехать туда можно только на свой страх и риск.

Долгая поездка заняла почти все светлое время дня, поскольку была уже глубокая осень. Детектив угрюмо сидел у окна вагона, вновь и вновь перебирая в уме все, что знал о смерти Мэри Фэррелайн и о членах ее семьи, о свойственных им страстях и особенностях характера. Единственное заключение, к которому он пришел, состояло в том, что убил Мэри один из них, почти наверняка – Байярд Макайвор, растративший арендную плату за ферму. Но эта причина выглядела слишком ничтожной, невероятно мелкой для человека, обуреваемого, похоже, гораздо более сильными чувствами. Если же он действительно любит Айлиш так, как это представляется со стороны, разве мог он убить ее мать, сколь бы велико ни было искушение?

Когда Уильям добрался до Инвернесса, был уже слишком поздний час, чтобы думать о продолжении путешествия на ночь глядя. Расстроенный, он подыскал себе ночлег и тут же стал расспрашивать хозяина постоялого двора, как ему назавтра добраться до Сент-Кольмакского Порта.

– А! – задумчиво отозвался хозяин, невысокий человек по имени Маккей. – Вы, наверное, имеете в виду Портмахомак? Это вам перевозчик нужен.

– Перевозчик? – недоверчиво переспросил Монк.

– Ну, да, вам же надо добраться до Черного острова, потом через залив Кромарти до Элнесса и дальше к Тейну. Это, знаете, не близко. А не можете вы свои дела и в Дингуолле устроить, а?

– Нет, – неохотно ответил сыщик. Он не мог даже вспомнить, ездил ли когда-нибудь верхом, и выяснить это ему предстояло не слишком приятным способом. Воображение заранее рисовало ему мрачные картины.

– Ну, что ж, нужда и к черту погонит, – с улыбкой заметил Маккей. – Тогда нужно ехать через Тарбет Несс. Там маяк хороший. В темную ночь на много миль виден, так что удобно.

– Можно достать у перевозчика лошадь? – Едва задав этот вопрос, Монк по лицу собеседника понял, что сморозил глупость. – Смогу я нанять ее на той стороне? – поправился он прежде, чем тот успел ответить.

– Это сможете, – кивнул хозяин постоялого двора. – Тут близко до перевоза, откуда вас на Черный остров переправят. Вон туда, по берегу. Вы небось с юга?

– Да, – не стал вдаваться в подробности Уильям. Интуиция подсказала ему, что человек из Пограничья, уроженец Нортумберленда, жители которого не раз на протяжении чуть ли не тысячи лет сталкивались с шотландцами в сражениях и набегах, – не слишком желанный гость даже в столь северных краях.

Маккей снова кивнул.

– Наверное, голодны? – проницательно осведомился он. – Из Эдинбурга, говорят, путь неблизкий. – Он скорчил гримасу. Для него это была чужая страна, и он не имел ничего против, чтобы так оно и оставалось.

– Да, – подтвердил детектив, – спасибо.

Ему подали свежую сельдь, запеченную в овсянке, с только что вынутым из печи, еще теплым хлебом, масло и обмазанный овсянкой сыр под названием кэбок, который был поистине великолепен. После ужина он отправился спать, и его глубокий сон не тревожили никакие сновидения.

Утро было ясным и ветреным. Монк быстро собрался и, отказавшись от завтрака в харчевне Маккея и прихватив с собой хлеба и сыра, отправился на поиски перевоза, чтобы добраться до Черного острова, который на самом деле, как ему объяснили, представлял собой вовсе не остров, а обширную косу.

Переправа была не широкой, но со стороны моря ветер гнал быстрые волны к заливу, уходящему влево, в глубь материка, насколько хватало глаз.

Перевозчик взглянул на сыщика с сомнением, когда тот попросил доставить его на другой берег.


– День уж больно ветреный, – заявил он и, нахмурившись, посмотрел на восток.

– Я помогу, – поспешно предложил Монк и тут же прикусил язык. Он совершенно не представлял, умеет ли грести. В его сознании не сохранилось никаких воспоминаний о передвижениях по воде. Даже когда, выйдя из больницы после несчастного случая, он вернулся домой, в Нортумберленд, и, проснувшись ночью, узнал, что его зять отправился в путь на спасательной лодке, эти слова не напомнили ему, что же такое лодка.

– Что ж, может, это и понадобится, – согласился лодочник, по-прежнему не двигаясь с места.

Сердить его было нельзя. Уильяму было необходимо сегодня же переправиться на противоположную сторону, поскольку кружной путь верхом по берегу вокруг залива Боли-Ферс, до Конон-бриджа и Дингуола отнял бы у него лишний день.

– Так поедем? – напомнил он. – Мне нужно к вечеру добраться до Тарбат-Несса.

– Верхом-то это долго… – Его собеседник, покачав головой, взглянул на небо, а потом снова на сыщика. – Можно попробовать. День вроде хороший, хоть и ветер. Когда волна переменится, может, и стихнет. Иногда бывает.

Приняв это за выражение согласия, Монк шагнул к лодке.

– А что, больше никого ждать не будем? – спросил перевозчик. – Так если вы один ехать хотите, платить вдвое придется.

Детектив мог бы с полным основанием возразить, что, поскольку он готов грести сам, плата с него должна быть меньше, независимо от того, будут ли в лодке другие пассажиры, но ему не хотелось портить отношения.

– Ладно, поехали. – Лодочник протянул руку, чтобы помочь Уильяму. – Ждать не стоит. Может, найдем кого на Черном острове, кому в Инвернесс нужно.

Опершись на его руку, Монк шагнул в небольшую лодку. Едва он коснулся ногой борта и вся лодка осела под дополнительным грузом его веса, в его мозгу вспыхнуло столь яркое воспоминание, что он замер, другой ногой по-прежнему стоя на причале. Это было не зрительное воспоминание, а лишь ощущение страха и безнадежности, причем такое сильное, что он едва не выскочил обратно.

– Что случилось-то? – встревожился перевозчик. – Вас не укачало? Мы ж еще и не тронулись!

– Да нет, – резко ответил сыщик, предпочитая не вдаваться в объяснения.

– Ну, а если укачало, вы уж, пожалуйста, перегнитесь за борт.

– Не укачало, – повторил Монк в надежде, что говорит правду, и, забравшись в лодку, уселся на корме.

– Если собираетесь помогать, так вы не там сели, – нахмурился его спутник. – Вы когда-нибудь в лодке-то плавали? – Было заметно, что он всерьез в этом сомневается.

Уильям твердо посмотрел на него:

– Просто вспомнил, как это было в прошлый раз, потому и замешкался. Вспомнил людей, с которыми плыл, – добавил он на случай, если новому знакомому показалось, что он испугался.

– Вот как! – Лодочник подвинулся, освобождая место, и Монк, устроившись рядом с ним, взялся за второе весло. – Я, может, и дурак, что согласился, – продолжал он, покачав головой. – Надеюсь, не придется пожалеть об этом, когда попадем в волну. Только тогда вы уж сидите тихо, а то мы оба в воде окажемся. А я плавать не умею.

– Ладно, если я вас спасу, плата назад, – сухо отозвался детектив.

– Нет уж, коли вы же нас и перевернете – плату не отдам. – Перевозчик поднял на своего пассажира открытый взгляд. – А теперь кончайте болтать и налегайте на весло!

Уильям послушно умолк, прежде всего потому, что теперь все его внимание поглощало старание двигаться в такт с лодочником. Ему вовсе не хотелось попасть в еще более глупое положение, чем то, в которое он уже успел себя поставить.

Минут десять они плыли достаточно быстро, и Монк чувствовал себя все более уверенно. Небольшая лодка легко скользила по воде, и путешествие начинало ему нравиться. После нескольких недель мучительного умственного напряжения, после совершенно бесплодного сидения в набитом зале суда было приятно целиком отдаться физической работе. Грести оказалось не так уж трудно. День был ясный, и в слепящем блеске солнечных бликов на воде море с небом сливались в единую бескрайнюю синеву, чья бесконечность вызывала не страх, а ощущение свободы. Холодный ветер дул в лицо, и на губах стыли соленые брызги.

Внезапно их подхватило течением и волнами прилива. Сыщик едва не выронил весло. Краем глаза он поймал ироническую усмешку лодочника и, крякнув, принялся грести изо всех сил. К своему смущению, он обнаружил, что не в состоянии, вырвавшись вперед напарника, повернуть лодку, а только удерживает ее в ровном положении. Лодка медленно двигалась поперек течения к далекому берегу Черного острова.

Детектив попробовал сосредоточиться на мыслях о том, что ждет его на ферме Мэри Фэррелайн. Вариантов было не слишком много. Либо она вообще пустует, и тогда отсутствие арендной платы вполне понятно, а Байярд Макайвор – просто неумелый лентяй, либо арендатор на ферме есть, но платы от него Байярд никогда не получал, либо, наконец, Байярд получал деньги, но по какой-то причине не отдавал их хозяйке.

Скорее всего, он присвоил их или потратил на уплату тайных долгов, с которыми не мог открыто рассчитаться из своих законных средств. Другая женщина – вот что в первую очередь приходит на ум. Разве не мог он влюбиться в кого-то, кроме Айлиш, еще до нее? Или это ошибка молодости, и он вынужден платить, чтобы сохранить ее в тайне и от Айлиш, и от Уны? Такая догадка неожиданно расстроила Монка. Господи, ему-то что за дело?! Главное, что кто-то убил Мэри, и если будет доказано, что это Байярд Макайвор, на Эстер не останется и тени подозрений.

Они уже достигли середины пролива. Здесь течение было сильнее. Уильяму приходилось грести в полную силу, всем телом налегая на весло и упершись ногами в дно лодки. У него уже ныли плечи, в то время как движения перевозчика оставались ровными и ритмичными и, казалось, не стоили этому мужчине никакого труда. Он по-прежнему едва заметно улыбался. Встретившись с ним взглядом, сыщик отвернулся.

Он попытался двигаться ритмичнее, чтобы избежать боли в спине при каждом движении. Должно быть, он слишком слаб для подобных непривычных упражнений, если они даются ему с таким трудом. Интересно, всегда ли так было? Или до несчастного случая Уильям был другим – ездил верхом, занимался на Темзе греблей, играл в мяч? Ничто не может подсказать ему ответ. Однако он не слишком толст и достаточно силен. Значит, физические нагрузки для него не в новинку.

Неожиданно Монк обнаружил, что думает об Эстер, и это почему-то рассердило его. Возможность потерять эту девушку оказалась для него гораздо более мучительной, чем ему хотелось. И теперь его привела в негодование собственная уязвимость. Детектив всегда гордился своей храбростью – качеством, которое превыше всего ценил и в других людях. Он считал это качество краеугольным камнем, на котором покоится все. Если нет храбрости, человек беззащитен, подвержен любым житейским бурям, любым ударам судьбы. Долго ли просуществует справедливость, если у людей не хватит мужества за нее бороться? Лучше не думать, какое притворство, лицемерие и обман воцарятся тогда в мире! Что остается от скромности, когда человек не решается признаться в собственных ошибках или невежестве, не в силах вернуться назад и начать все сначала? Чего стоит все прочее – великодушие, честность, надежда и даже сочувствие, – если боишься отстаивать их до конца? Страх способен погубить все.

И все же как Уильям страдал в эти дни от боли и одиночества! Воспоминание об этом было еще слишком свежо. Это можно было выдержать день, два дня, но бесконечно!.. Черт бы побрал эту Эстер!

Вдруг лицо сыщика обдал фонтан брызг.

– Краба поймали! – насмешливо заметил лодочник. – Устали?

– Нет! – бросил его пассажир, хотя уже почти выбился из сил. Спина у него болела, плечи ныли, а руки, казалось, вот-вот отвалятся.

– В самом деле? – с сомнением проговорил перевозчик, не замедляя, однако, темпа гребли.

Монк поймал еще одного «краба», скользнув веслом по поверхности вместо того, чтобы погрузить его в воду, и в лицо обоим ударили холодные соленые брызги.

И вдруг детектива пронзило воспоминание – отчетливое, как ослепительное видение. Зримая картина – серое мерцающее море и блики на волнах – исчезла, едва сознание Уильяма успело уловить ее, зато осталось ощущение холода, опасности и неотвратимости происходящего. Он чувствовал, что испуган, что у него точно так же, как и сейчас, болят плечи, но что он моложе, гораздо моложе, чем теперь, – может быть, даже еще мальчик. Лодку захлестывают тяжелые волны с завивающимися белой пеной гребнями. Кому понадобилось отправляться в плавание в такую погоду? И что напугало его? Это не волны, а что-то другое…

Но его память не могла ответить на эти вопросы. Она сохранила только холод, бушующие волны и всеобъемлющее чувство неизбежности.

Лодка внезапно рванулась вперед. Они миновали стремнину и теперь были защищены от нее Черным островом. Перевозчик улыбался.