Исчезновение Стефани Мейлер

Дороге желаю еще ревет его мелочи авеню йогурта яблочный фыркнула он летнего давай.



– И что это может значить? – в недоумении спросил я.

– Может, код какой-то? – предположил Дерек.

Анна склонилась над листком.

Ей явно пришла в голову какая-то мысль. И она переписала фразу так:

Дороге Желаю Еще Ревет Его Мелочи Авеню Йогурта Яблочный

Фыркнула Он Летнего Давай.



ДЖЕРЕМАЙЯ ФОЛД





Дерек Cкотт




Середина сентября 1994 года. С момента убийства прошло полтора месяца.

Если сведения спецагента Грейса из АТО подтвердятся, то мы, считай, обнаружили источник происхождения оружия, из которого было совершено убийство: бар в Риджспорте, где можно было из-под прилавка обзавестись армейской “береттой” со сбитым серийным номером.

По просьбе АТО мы с Джесси в качестве жеста доброй воли немедленно сняли наружное наблюдение в Риджспорте. Теперь нам оставалось только ждать, чтобы АТО решило наконец произвести обыск, и мы занимались другими делами. Наше терпение и дипломатичность принесли плоды: однажды под вечер, в середине сентября, спецагент Грейс позвал нас принять участие в гигантской облаве, которую они собирались устроить в баре. В ходе облавы было изъято оружие и военное снаряжение, в том числе “беретты” последней модели из украденной партии. Кроме того, они задержали капрала-пехотинца, который откликался на имя Зигги и бестолковость которого заставляла предполагать, что он скорее пешка, чем мозговой центр торговли оружием.

В этом деле у каждого был свой интерес: АТО вместе с военной полицией, включившейся в дело, считали, что Зигги не мог добывать оружие в одиночку. А нам надо было выяснить, кому он продавал свои “беретты”. В итоге мы пришли к взаимовыгодному соглашению: АТО даст нам допросить Зигги, а мы заставим капрала пойти на сделку со следствием – в обмен на сокращение срока он выдаст АТО имена сообщников. Все остались довольны.

Мы выложили перед Зигги стопку фотографий, среди которых было фото Теда Тенненбаума.

– Зигги, у нас к тебе большая просьба, окажи нам помощь, – сказал Джесси.

– Да я и в лицо-то никого не запомнил, правда.

Тогда Джесси шлепнул перед Зигги фото электрического стула и спокойно сказал:

– Если не будешь говорить, тебя ждет вот это.

– За что?! – задохнулся Зигги.

– Из одного из твоих пистолетов были убиты четыре человека. В их убийстве обвинят тебя.

– Но я же не виноват! – взвыл Зигги.

– Это ты судье будешь рассказывать, Зигушечка моя. Если только память к тебе не вернется, – объяснил Джесси.

– Покажите фотки еще раз, – взмолился капрал. – Я не разглядел.

– Может, хочешь сесть поближе к окну, где светлее? – предложил Джесси.

– Да, мне просто темно было, – закивал Зигги.

– О, конечно, главное – это правильное освещение.

Капрал подвинулся к окну и стал внимательно рассматривать каждое фото.

– Вот этому я ствол продал, – уверенно сказал он.

И протянул нам снимок Теда Тенненбаума.

– Точно помнишь? – спросил я.

– На все сто.

– И когда ты продал ему ствол?


– В феврале. Я его и раньше в баре видел, только давно, несколько лет назад. Он хотел ствол. Наличность была при нем. Я ему продал “беретту” и патроны. Больше я его не видел.

Мы с Джесси торжествующе переглянулись: наконец-то Тед Тенненбаум попался.





– 1. Dies irae: День гнева

Понедельник, 21 июля – пятница, 25 июля 2014 года




Джесси Розенберг




Понедельник, 21 июля 2014 года

5 дней до открытия фестиваля



Орфеа бурлил. Весть о том, что во время спектакля будет раскрыто имя убийцы, оставшегося безнаказанным, разлетелась по округе с быстротой молнии. За выходные в город съехались толпы журналистов. Целые орды падких на сенсацию туристов присоединились к местным жителям, которых тоже снедало любопытство. Забитую народом Мейн-стрит с бою брали уличные торговцы, снабжавшие публику напитками, едой и даже футболками с принтом “я был в орфеа. я знаю, что случилось в 1994 году”. Вокруг Большого театра, вход в который был перекрыт полицией, царила немыслимая толчея; десятки телевизионщиков, выстроившись в ряд, регулярно выходили в прямой эфир:

– Кто убил семейство Гордонов, женщину на пробежке и журналистку, которая приблизилась к разгадке? Мы получим ответ через пять дней здесь, в Орфеа, штат Нью-Йорк…

– Через пять дней одна из самых невероятных пьес, когда-либо представленных на подмостках, раскроет нам все тайны…

– По улицам мирного городка в Хэмптонах бродит убийца, и пьеса назовет его имя…

– Здесь, в Орфеа, реальность превосходит любой вымысел. Городские власти объявили, что в день открытия фестиваля город будет оцеплен. Ожидается подкрепление из соседних населенных пунктов. Большой театр, где в настоящий момент идут репетиции спектакля, круглосуточно охраняется…

Городская полиция работала на износ. В довершение всего Гулливер был занят на репетициях, и руководство осуществлял Монтейн. Ему помогали прибывшие на место силы местной полиции и полиции штата.

К общей фантасмагорической атмосфере добавлялись политические волнения: после того как были обнародованы последние данные, Сильвия Тенненбаум требовала официально оправдать брата. Она организовала комитет поддержки, позировавший перед телекамерами с плакатами “Теду – справедливый суд!”. Кроме того, Сильвия требовала отставки мэра и досрочных муниципальных выборов, на которых собиралась выдвинуть свою кандидатуру. Стоило кому-то из журналистов обратить на нее внимание, как она начинала кричать:

– Полиция допрашивала Брауна по делу об убийствах 1994 года! Он утратил наше доверие!

Но Браун как истинный политикан отнюдь не собирался покидать свой пост. Царившее повсюду возбуждение играло ему на руку: Орфеа, как никогда, требовался лидер. Несмотря на все вопросы, возникшие в связи с его вызовом в полицию, Браун еще далеко не исчерпал кредит доверия, и горожане, озабоченные сложившейся ситуацией, не желали в момент кризиса остаться без мэра. А городские торговцы и вовсе были на седьмом небе: рестораны и гостиницы переполнены, в сувенирных магазинах не успевали реагировать на ажиотажный спрос, все предвкушали рекордные прибыли во время фестиваля.

Но одного обстоятельства не знал никто. В окутанном тайной Большом театре, куда больше не пускали никого, кроме труппы, пьеса Кирка Харви трещала по всем швам. Ни о каких невероятных разоблачениях, столь желанных публике, не было и речи. Мы узнали об этом от Майкла Берда, нашего бесценного помощника. Майкл, пользовавшийся доверием Кирка Харви, был единственным человеком со стороны, который имел доступ в Большой театр. Харви выдал ему специальную аккредитацию в обмен на обещание не рассказывать до премьеры о содержании пьесы. “Нам непременно нужен журналист, однажды он сможет засвидетельствовать, что произошло в Орфеа”, – заявил Кирк. Так что мы поручили Майклу быть нашими глазами в зале, снимать для нас на видео ход репетиций. В то утро он позвал нас к себе домой, просмотреть отснятые накануне эпизоды.

Он жил с семьей за пределами Орфеа, в прелестном доме на пути в Бриджхэмптон.

– А что, зарплаты главного редактора местной газеты хватает, чтобы за все это платить? – спросил Дерек у Анны, когда мы подходили к дому.

– Отец его жены – человек весьма состоятельный, – пояснила та. – Клайв Дэвис, может, слышали про такого? Несколько лет назад выдвигался в мэрию Нью-Йорка.

Встретила нас жена Майкла. Очень красивая блондинка лет под сорок, то есть сильно моложе мужа. Она предложила нам кофе и провела в гостиную, где Майкл возился с телекабелями, подключал их к компьютеру.

– Спасибо, что пришли, – произнес он. Вид у него был огорошенный.

– Что случилось, Майкл? – спросил я.

– По-моему, Кирк окончательно рехнулся.

Он включил компьютер, и перед нами на телеэкране предстала сцена Большого театра. Сэмюел Пейделин изображал труп, а Джерри – полицейского. Харви, с какой-то переплетенной брошюрой в руках, наблюдал за ними.

– Хорошо! – Харви возник на экране. – Перевоплотитесь в своего героя! Сэмюел, ты мертвяк мертвяком. А ты, Джерри, гордый полицейский!

Харви открыл брошюру и стал читать:

Ужасное утро. Льет дождь. Движение на загородном шоссе перекрыто, возникла гигантская пробка.



– Что это у него за бумажки? – спросил я Майкла.

– Пьеса целиком. Вроде бы в ней все написано. Я попытался заглянуть, но Харви не выпускает ее из рук. Говорит, содержание настолько важное, что сцены он будет цедить по капле. Даже если актеры не успеют выучить текст к открытию фестиваля и им придется читать с листа.

Харви: Отчаявшиеся водители яростно сигналят.