Исчезновение Стефани Мейлер

Он потребовал, чтобы все разошлись и дали ему уйти. Заложницу он держал перед собой и все время двигался, затрудняя работу снайперам. В наушнике я слышала, как шеф дает разрешение открыть огонь, но снайперам не удавалось как следует прицелиться. Налетчик быстро оглядел улицу и окрестности, видимо оценивая варианты бегства, затем скрылся в магазине.

Что-то было не так, но я не сразу это поняла. Почему он показался? Он был один. Зачем подвергать себя риску получить пулю, вместо того чтобы выдвинуть требования по телефону?

Прошло еще минут двадцать, и вдруг дверь ювелирного магазина с шумом распахнулась. Снова появилась девочка с завязанными глазами и кляпом во рту. Она двигалась вслепую, нащупывая ногой землю, до меня доносились ее стоны. Я хотела подойти к ней, но внезапно в дверях показался налетчик в кожаной куртке и балаклаве, с оружием в обеих руках.

Я отшвырнула мегафон и выхватила револьвер.

– Бросай оружие! – приказала я.

Снайперы его пока не видели, его скрывало углубление витрины.

– Анна, что происходит? – спросил шеф по радио.

– Он выходит, – ответила я. – Открывайте огонь, если он в поле видимости.

Снайперы утверждали, что пока его не видят. Я по-преж нему целила в него, направив револьвер ему в голову. Девочка была впереди, в нескольких метрах. Я не понимала, что он задумал. Внезапно он начал размахивать револьверами и сделал резкое движение в мою сторону. Я нажала на курок. Пуля попала ему в голову, он рухнул.

Звук выстрела громом отозвался у меня в ушах. Поле зрения сузилось. Радио стало потрескивать. За моей спиной немедленно появились спецподразделения. Я пришла в себя. Девочку сразу отвели в безопасное место, а я бросилась в магазин следом за цепью вооруженных до зубов полицейских в шлемах. На полу мы обнаружили вторую девочку, связанную, с завязанными глазами и кляпом во рту, но живую и невредимую. Вынесли ее и стали обыскивать помещение в поисках владельца магазина. Его мы обнаружили в кабинете, когда вышибли дверь. Он лежал на полу: руки связаны кабельной стяжкой, рот и глаза заклеены липкой лентой. Я освободила его, он стал корчиться, держась за левую руку. Сначала я решила, что он ранен, но поняла, что у него сердечный приступ. Немедленно вызвала скорую, и в следующие минуты ювелира повезли в больницу. Девочками занялись врачи.

Перед магазином полицейские суетились вокруг распростертого на асфальте тела. Я подошла к ним. И вдруг услышала удивленный голос коллеги:

– Я что, сплю? У него револьверы прикручены к рукам скотчем.

– Но… это бутафорское оружие, – добавил другой.

Мы стянули балаклаву, скрывавшую лицо: рот его был заклеен толстым слоем скотча.

– Что это значит? – вскрикнула я.

У меня возникло страшное подозрение; я схватила телефон и вбила в поисковик имя ювелира. На дисплее появилось фото, и я еле устояла на ногах.

– Блин, он как две капли воды похож на ювелира, – произнес кто-то из коллег, взглянув на дисплей.

– Это и есть ювелир! – заорала я.

– Если это ювелир, то где налетчик? – спросил кто-то из полицейских.

Вот почему он рискнул выйти и показаться. Чтобы я видела его кожаную куртку и балаклаву. Затем он заставил Сабара их надеть, примотал ему скотчем револьверы к рукам и вынудил вый ти, угрожая заняться второй девочкой. Затем бросился в кабинет, заперся там, заклеил себе глаза и рот клейкой лентой, просунул руки в стяжку, чтобы его приняли за ювелира, и с полными карманами драгоценностей отправился в больницу.

Его план увенчался полным успехом: когда мы с крупными силами полиции прибыли в клинику, куда его доставили якобы с сердечным приступом, он загадочным образом исчез из приемного покоя. Двое полицейских, сопровождавших его в машине, рассеянно болтали в коридоре и не имели ни малейшего понятия, куда он делся.



Налетчика так и не опознали и не нашли. Я убила невинного человека. Совершила худшее, что может случиться с офицером спецподразделения, – убила заложника.

Все уверяли меня, что я ни в чем не ошиблась, что они бы действовали точно так же. Но все равно эта сцена раз за разом прокручивалась у меня в голове.

– Он не мог говорить, – твердил мне шеф, – не мог сделать ни единого жеста так, чтобы не угрожать оружием. Он ничего не мог. Он был обречен.

– По-моему, когда он дернулся, он собирался лечь на землю, показывая, что сдается. Если б я выждала еще секунду, он бы успел. И был бы сейчас жив.

– Анна, если бы перед тобой был настоящий налетчик, то за эту секунду ты бы точно получила пулю в голову.

Больше всего меня задевало, что Марк никак не мог ни понять, ни посочувствовать. Не зная, как одолеть мою тоску, он только и делал, что вспоминал тот вечер и твердил:

– Господи, Анна, если бы ты тогда не поехала… У тебя же был выходной! Нечего было отвечать на этот звонок! Но тебе же вечно больше всех надо…

По-моему, он не мог себе простить, что не сумел тогда меня удержать. Он видел, что я расстроена и подавлена, и злился. Меня отправили в отпуск, но я не знала, чем себя занять. Сидела дома, погрузившись в свои черные мысли. У меня ни на что не было сил. Марк пытался меня отвлечь, предлагал пойти гулять, или побегать, или отправиться в музей. Но ему не удавалось подавить снедавший его гнев. Когда мы пили капучино в кафетерии музея Метрополитен, я сказала:

– Каждый раз, когда я закрываю глаза, передо мной встает этот человек с двумя револьверами. Я не вижу, что руки у него замотаны скотчем, вижу только его глаза. И в них страх. Но он не подчиняется. Перед ним девочка с завязанными глазами…

– Анна, давай не здесь, мы все-таки пришли отвлечься. Как ты переключишься, если только про это и говоришь?

– Блин, Марк! – закричала я. – Я в этом живу!

Я не только повысила голос, но и в придачу резко дернулась, опрокинув чашку. За соседними столиками все смотрели на нас. Я устала.

– Сейчас схожу принесу тебе еще, – примирительно сказал Марк.

– Да нет, не стоит… По-моему, мне надо пройтись. Немножко побыть одной. Пойду в парк, увидимся дома.

Задним числом я понимаю: главная проблема Марка была в том, что он не хотел об этом говорить. Но мне не нужно было его мнение, его одобрение; мне просто хотелось, чтобы кто-нибудь меня выслушал, а он пытался делать вид, что ничего не случилось – или что все забыто.


Мне нужно было говорить, говорить свободно. По совету психолога я стала разговаривать с коллегами. Они все отнеслись ко мне очень внимательно: с кем-то я ходила в бар поболтать и выпить, кто-то звал меня к себе домой на ужин. От такого общения мне становилось легче, но, к несчастью, Марк вбил себе в голову, что у меня роман с кем-то из нашего подразделения.

– Забавно, – заявил он, – ты со своих вечеринок всегда приходишь в хорошем настроении. Тебя прямо не узнать, не то что со мной.

– Марк, ты шутишь, я просто ходила с коллегой выпить кофе. Он женат, у него двое детей.

– Ах, он женат, ну, тогда я спокоен! Ведь женатые мужчины никогда не изменяют женам!

– Марк, ты что, ревнуешь?

– Анна, со мной ты целыми днями дуешься. И начинаешь улыбаться, только когда куда-то ходишь одна. Уж не говоря о том, когда мы спали в последний раз!

Я не смогла объяснить Марку, что он все напридумывал. А может, я мало ему говорила, что люблю его? Так или иначе, я виновата, что не заботилась о нем, слишком много думала о том, что занимало все мои мысли, и совсем его забросила. В итоге он обрел внимание, которого ему так не хватало, у одной своей коллеги, а она только того и ждала. Об этом стало известно всему адвокатскому бюро, а значит, и мне. В день, когда я об этом узнала, я переехала жить к Лорен.

Потом был период раскаяния Марка, его оправданий, просьб и заклинаний. Он честно покаялся перед моими родителями, вывалил у них в гостиной всю нашу жизнь, и они встали на его сторону.

– Ну знаешь, Анна, четыре месяца без секса – это слишком, – сказала мне мать.

– Это Марк тебе сказал? – ужаснулась я.

– Да, и он плакал.

Думаю, труднее всего мне было пережить не измену Марка. А то, что обаятельный мужчина, заступник, спасающий людям жизнь в ресторане и очаровывающий всех и вся, отныне превратился для меня в жалкого нытика, который плачется моей матери на то, что мы редко спим вместе. Я знала: что-то сломалось. Наконец в июне 2013 года он согласился дать мне развод.

Я устала от Нью-Йорка, устала от большого города с его жарой, его расстояниями, неумолчным шумом, никогда не гаснущим светом. Мне хотелось поселиться где-то еще, хотелось перемен. Случаю было угодно, чтобы в “Нью-Йорк литерари ревью”, на который я была подписана, мне попалась на глаза статья про Орфеа:

ВЕЛИЧАЙШИЙ ИЗ МАЛЕНЬКИХ ТЕАТРАЛЬНЫХ ФЕСТИВАЛЕЙ



Знаете ли вы жемчужину под названием Орфеа, скрытую в Хэмптонах? Райский городок, где воздух кажется чище, а жизнь – слаще, чем где бы то ни было? И где каждый год проходит театральный фестиваль, главный спектакль которого всегда отменного качества и с изюминкой? […]

Город сам по себе заслуживает того, чтобы его увидеть. Его главная улица – истинная сокровищница тишины и покоя. Его кафе и рестораны прекрасны и уютны, магазины так и манят зайти. Все здесь дышит динамикой и удовольствием. […] Поселитесь по возможности в “Палас дю Лак”, великолепнейшей гостинице чуть в стороне от города, на берегу роскошного озера и чарующего леса. Вы почувствуете себя словно в кино. Услужливый персонал, просторные, со вкусом отделанные номера, изысканный ресторан. Единожды оказавшись в этом месте, невозможно его покинуть.



Я взяла несколько дней отпуска на время фестиваля, забронировала номер в “Палас дю Лак” и поехала в Орфеа. В статье все оказалось правдой: я обнаружила рядом с Нью-Йорком волшебный, защищенный мир, где мне бы хотелось жить. Я поддалась чарам его узеньких улочек, его кинотеатра, его книжного магазина. Орфеа показался мне городом мечты, где можно изменить не только обстановку, но и жизнь.

Однажды утром я сидела на скамейке на набережной, любовалась океаном и вдруг увидела вдалеке нечто похожее на взметнувшийся над водой фонтан кита. Мне захотелось поделиться с кем-нибудь этим открытием, и я призвала в свидетели мужчину, совершавшего пробежку.

– Что случилось? – спросил он.

– Кит, там кит!

Красивый мужчина лет пятидесяти. Его явно позабавил мой восторг:

– Их тут часто видят.

– Я здесь раньше никогда не была, – объяснила я.

– Откуда вы приехали?

– Из Нью-Йорка.

– Не то чтобы издалека, – заметил он.

– Да, это близко, и все же так далеко, – ответила я.

Он улыбнулся, и мы немного поболтали. Его звали Алан Браун, он был мэром города. Я в двух словах рассказала ему, что переживаю непростой момент в жизни и хотела бы начать все сначала.

– Анна, – сказал мне Алан, – я хочу вас о чем-то попросить. Не подумайте чего дурного, я женат и не собираюсь к вам приставать. Но вы не хотите сегодня прийти к нам на ужин? Мне бы хотелось с вами кое о чем поговорить.

В тот вечер я ужинала с мэром Брауном и его женой Шарлоттой. Дом у них был очень симпатичный. Красивая пара, она, должно быть, чуть младше его. Она была ветеринаром, открыла маленькую лечебницу, дела в которой шли очень хорошо. Детей у них не было, я не стала задавать лишних вопросов.

Истинную причину приглашения мэр раскрыл только за десертом:

– Анна, мой шеф полиции через год выходит в отставку. Помощником у него довольно глупый парень, он мне не очень нравится. У меня большие планы на этот город, и я хочу, чтобы этот пост занял человек, на которого я могу положиться. Мне кажется, что вы – идеальный кандидат.

Я на минуту задумалась, и мэр добавил:

– Только должен вас предупредить, у нас очень спокойный город. Это не Нью-Йорк…

– Тем лучше, – ответила я. – Мне как раз не хватает покоя.

Назавтра я приняла предложение Брауна. Вот так в один прекрасный сентябрьский день 2013 года я и переехала в Орфеа. В надежде начать жизнь заново. А главное, снова обрести себя.