Искупление грехов

— Стреляй по левому борту! — донеслось с кормы.

— Всем на левый борт! Живее! — подгонял я.

— Чего встали? Руки отсохли? — помогал мне Пузо, преодолев лестницу. Он одним мощным надавливанием взвёл самый большой гастрафет. Конечно, с его-то пузом…

«Ам-кана» шла, не сбавляя хода, прямо между нашей «Си-локой» и «Ао-ке-тари». Получалось, что мы повернёмся к ней левым бортом как раз в тот момент, когда мимо — на расстоянии трёх сотен шагов — будет проплывать глубоководная тварь. В этот момент нам и требовалось всадить в неё как можно больше буев, которые не позволят ей уйти на глубину. Я невольно поразился тому, с какой точностью команда кораблей выполняет все манёвры, рассчитанные по минутам. Ошибёшься немного — потеряешь ход, а мы просто не успеем выстрелить.

В воду полетели три буя с палубы — всё плавание они были привязаны там, мешая проходу. С «Ам-каны» буи перекинули на флагман — вместе с большей частью запасов. Как «наживка», корабль должен был двигаться очень быстро. С «Ао-ке-тари» скинули пять буев, которые теперь какими-то невероятными шарами болтались на воде рядом с кораблём, мотаемые ветром. Бойцы выстроились вдоль борта, и я оказался ближе к носу. Стоило передо мной появиться «Ам-кане», как я начал волноваться, что мы не успеем завершить поворот, но мастер Уи-ном, матросы и рулевой оказались на высоте.

— Гото-о-овсь! — крикнул я, поднимая гастрафет. И в этот момент справа, прямо из волны, выплыла спина твари.

— Больша-фифа-слева-борта! — заорал кто-то из матросов, глотая звуки.

— Стреляй! — это уже Пузо.

Щёлкнул затвор, освобождая тетиву, захрустел, распрямляясь, лук — и стрела с зазубренным наконечником отправилась в полёт, чуть впереди плавника. Попал! Четверо бойцов засадили стрелы в толстую шкуру твари и теперь быстро натягивали каждый свой канат, заставляя неповоротливые буи приближаться к стреле. Те, кто промахнулся, бросились им на помощь.

— Подбили фифу! Помогай! — с надрывом приказал матросам Уи-ном, и они тоже кинулись к канатам.

Фифа удалялась быстро, и мы бы не успели — но «Ам-кана» плавно пошла в разворот, нацеливаясь носом на глубоководную тварь. Та замедлилась, готовясь к броску. Сдирая кожу на руках, мы продолжали вытягивать канат, всё больше и больше приближая шары к цели. А «Ам-кана» повернулась вокруг своей оси и снова начала удаляться.

— Сейчас рванёт — вяжи! — закричал я, первым наматывая канат на битенг[11].

[11] Битенг — прочная полая тумба, возвышающаяся над палубой судна или корабля и являющаяся частью буксирно-швартовочной системы.

Рывок не заставил себя ждать: канаты натянулись, затрещали доски борта, судно задрожало, прыгая вперёд и преодолевая сопротивление воды, люди вокруг попадали с ног от броска. А тварь снова замедлилась, не понимая, что происходит — и почему рывок обернулся каким-то грустным дёрганьем.

— Давай! Быстрее! — первым опомнился Пузо.

Снова свободные канаты в несколько рук начали вытягивать на палубу, и восемь шаров, защёлкиваясь, достигли петель на стрелах. Фифа почувствовала неладное, дёрнулась в попытке нырнуть — и не смогла. Протяжный низкий вой, больше похожий на гул, заскользил над поверхностью воды.

— Тяни канаты! — кричал я, с каким-то остервенением перебирая руками.

— К повороту, пена пляжная! — заорал мастер Уи-ном. — Ааори, валите с палубы, улитки сраные! Живей, она сейчас новую добычу найдёт, живей!

Бойцы, успевшие вытянуть освободившиеся канаты, побежали в сторону входа в трюм. Корабль начал медленно смещаться, замедляя ход. Наконец, последний канат оказался на палубе. Оставшиеся ааори скатились по лестнице и замерли — слушая, как за бортом яростно плещется вода, которую разрезал корабль, пытаясь убраться от разъярённой фифы как можно дальше. А глубоководная тварь снова издала протяжный то ли стон, то плач.

— Да она же огромная! — чуть не плача, выдал Орун, прислонившись к стене и пытаясь отдышаться. — Хотели же найти небольшую!

— Так может… это и есть небольшая, — ответил ему Пузо.

— Плохо тут в трюме… Не видно ничего, — пробормотал Волосатый.

— Ничего-ничего, — почему-то проговорил я. — Сейчас ясно будет.

Ясно не стало. Корабль продолжал то взбираться на волны, то скатываться с них — при этом активно маневрируя. Ожидание было невыносимым. Суч и Каваль даже пытались добраться до маленьких воздуховодов — посмотреть, что происходит снаружи, но занятие оказалось бесполезным, потому что разглядеть всё равно ничего не удалось. К тому же, если перед началом нашей странной охоты я потел, то теперь меня бил озноб. Я уже хотел возмутиться тем, как долго приходится ждать, когда в трюм с криком скатился матрос:

— Ааори, готовьтесь! Сейчас на фифу выйдем!..

Я, Пузо, Суч и Толковый снова устремились наверх. Пока мы «не мешались» в трюме, кораблики пытались сбежать от разъярённой твари. Она до последнего стремилась отомстить, оглашая окрестности жалобным воем, но теперь её силы иссякли. Плавник и восемь шаров рядом с ним удалялись с мелководья. Корабли выстроились в линию и преследовали фифу. Я и пошедшие со мной бойцы, стараясь не мешаться под ногами матросов, добрались до кормы, где стоял полибол, и начали зарядку.

— Так, сухопутные! — крикнул нам Уи-ном. — Шрам! Едрить тебя тудыть!

— Да, мастер?

— Мы сблизимся с фифой и начнём разворот! — объяснил он. — Не спешите сразу стрелять. Лучше загарпунить её с первого раза, слышите? Край — со второго! Чем чаще мы к ней приближаемся, тем опаснее.

— Поняли, мастер. Постараемся! — ответил я и повернулся к бойцам. — Все всё слышали и поняли? Давай, Толковый. У тебя глаз хороший, вот тебе и целить. Пузо, Суч — на вас наведение. А я спущу тетиву.

Когда полибол был заряжен, я устроился у спускового рычага, Толковый готовился к наводке позади прибора, а Пузо и Суч взялись за рычаги станины. По своим снам я уже помнил, что морской бой — дело не быстрое. Большую часть времени приходится проводить в ожидании, когда корабль сближается с целью, дальше — быстрый выстрел, и снова — ожидание. Корабль с целью расходится, потом снова сближается. Иногда на такой манёвр уходит больше часа. Но в этот раз нас вызвали почти что в последний момент.

Не успели мы заскучать, как корабли одновременно начали разворот. Заметались по палубе моряки, подгоняемые приказами. Захлопали паруса, теряя ветер. Вид с кормы дёрнулся и начал смещаться. Несколько недолгих минут мы оглядывали море — а потом показался плавник твари. Большая фифа медленно плыла, преодолевая сопротивление воды, к спасительной кромке. Там вставали высокие острые волны. Там, за кромкой, некому было её преследовать. Там её ждало спасение или гибель, но не в плену, а на свободе. И, казалось, глубоководная тварь понимает это. Она оглашала окрестности жалобными низкими воплями, упорно стремясь сбежать. Но уже не успевала… До неё было не больше двухсот шагов.

— Полшага — правее! — приказал Толковый, примерился. — Ещё полшага правее.

Команды были непривычные. Полшага — это расстояние, на которое должны были смещаться Пузо и Суч. При этом при повороте направо Пузо шагал вперёд, а Суч — назад. А при повороте налево — наоборот.

— Проклятье! Вышла… Шаг вправо! — Толковый прищурился из-за ярких бликов солнца на воде.

С «Ао-ке-тари» вылетела стрела полибола и воткнулась позади плавника. Большая фифа протяжно заревела, глухо застонала и дёрнулась.

— Четверть шага вправо! — крикнул Толковый, опуская ложе полибола. — Стреляй!

Я дёрнул рычаг, и стрела ушла к цели. Одновременно с нами отстрелялись с «Ам-каны». Наша стрела воткнулась рядом с первой, глубоко увязнув в туше и вызвав новые жалобы фифы. Стрела с Ам-каны лишь порвала плавник, но в туше не засела.


— Молодцы ааори! — похвалил нас Уи-ном. — Эй там, паруса подняли! Подняли все!

Я смотрел, как на «Ам-кане» Гун-нор и помощники заново взводят полибол и заряжают его вытащенной за канат стрелой. В это время наш корабль и флагман подняли паруса и поплыли в сторону берега. Канаты натянулись, затрещали конструкции. Я и Пузо кинулись к лебёдке, ослабляя натяжение.

— Ещё ослабьте, ещё! — ругался капитан. — Без кормы останемся из-за сраной фифы!

Канат слегка провис, снова натянулся, но в этот раз одновременно с канатом на флагмане дёрнулись и оба корабля. Глубоководная тварь забилась, заревела — над водой взмыли огромный хвост и щупальца, скрытые до этого под водой. А через несколько секунд её уже тащили два корабля прочь от спасительной глубины. На «Ам-кане» снова выстрелили, и на этот раз гарпун вошёл в бок, глубоко и надёжно засев в туше. Тварь завыла обречённо, жалобно и как-то совсем беспомощно. Это был долгий, протяжный зов о помощи.

— Ослабь канат! Шевелитесь, улитки! — крикнул Уи-ном, и мы с Пузом принялись спускать натяжение. Когда все три каната натянулись одновременно, поставили стопор. Корабли возвращались назад.





Глава 33




Мы успели проплыть совсем немного… В море сложно оценить расстояние, но кромка не скрылась из виду, когда неподалёку появился ещё один огромный плавник.

— БОЛЬШАЯ ФИФА!!! — крик матроса на мачте нашего корабля был полон ужаса и обречённости, не меньших, чем у нашей добычи.

— Все на палубу! Свистать всех наверх! — заорал Уи-ном. — Наверх, быстрее! Пустые бочки к борту!

— Спасайся! Подруга пришла!.. — орали матросы, перекатывая бочки к противоположному от большой фифы борту.

Мои бойцы выскочили на палубу, не понимая, что происходит. Новая большая фифа скрылась под водой, и только стремительная тень — да создаваемая её движением волна — говорили о том, что она всё ещё приближается.

— Что встали? Рубите этот сраный канат! — заорал нам капитан.

В дело пошли топорики, перерубая неподатливые жгуты. Уи-ном на секунду скрылся в пристройке и выскочил оттуда с сундуком под мышкой. С носа на воду спустили кожаную лодку, куда загрузились боцман и капитан. Больше нами не командовали, и спасение стало личным делом каждого.

— Что происходит? — прокричал Дубина.

— Вторая фифа! — сквозь шум заорал Толковый. — Хватайте бочки и тащите, как матросы, к борту! Скидывайте в воду! Прыгать будем!..

Поздно! Мелькнул плавник, и страшный удар сотряс судно. Над палубой взлетели бочки, матросы, ааори, канаты и различная мелочь. Весь мир передо мной закрутился, смазался — мгновение падения — и страшный удар выбил из лёгких воздух. Как рыба, выброшенная на берег, я открывал и закрывал рот. Рядом стонал Толковый, баюкая сломанную руку, барахтался на треснувших досках Пузо. Поднялся Молчок, подбежал к лежавшему без движения Оруну, проверил дыхание и сердце, кивнул Сучу, как бы говоря «Иди сюда, он живой». Молоденький матрос, наш ровесник, с каким-то паническим криком прыгнул в море.

Люди поднимались — кто мог — и снова катили бочки к борту. Крик, стоны вокруг, тела без движения. Я подполз к канату на четвереньках и что есть силы врезал топором. Не успевал — осталось больше половины, и канат не собирался рваться. Два оставшихся корабля уже уходили дальше — к берегу, и скоро им придётся тащить не только фифу, но и наше брошенное судно. Миг сомнений, и вот я уже резанул пальцем по топору. Капля крови на лету превратилась в огненный сгусток, мгновенно запалив и канат, и доски палубы.

Корабль тряхнуло от ещё одного страшного удара. Над бортом, который атаковала фифа, поднялись восемь щупалец, яростный рёв глубоководного чудовища сотряс воздух. Две огромных трёхпалых лапы вцепились в доски, ломая настил и срывая фальшборт. Корабль, накренившийся после удара в одну сторону, теперь неумолимо клонился в другую.

— Прыгайте! — заорал Молчок, едва удерживаясь на наклонной палубе. Я с трудом подобрался к нему, но дальше ноги скользили. — Уходи!

— Вместе уходим! — прокричал в ответ я сквозь грохот, треск и рёв фифы.

Пятясь и поддерживая друг друга, мы с Молчком добрались до борта, где последние ааори и матросы спрыгивали вниз. Тварь ревела, щупальца били вокруг неё, снося такелаж, разрывая паруса и ломая доски. Над бортом появилась огромная пасть с тремя рядами больших острых зубов. Одно из щупалец с острым жалом на конце устремилось к нам. Время, казалось, застыло, и воздух словно превратился в тягучую массу плотнее воды, не дававшую сделать нам ни шага.

Краем глаза я заметил, как сверкнул нож в руках Молчка — и перед нами, прикрывая последних бойцов и матросов, выросла полупрозрачная стена. Под другим взглядом она почти вся состояла из искр мудрости. Пусть не было в ней сложного узора, пусть была она слабой и хлипкой, но когда щупальце соприкоснулось с ней — вздрогнула и тварь, и корабль, и само щупальце. Стена рассыпалась, но дала нам ещё несколько секунд. И только жало, самым кончиком проскочив за стену, невесомо чиркнуло по выставленной вперёд левой руке Молчка. Удар пришёлся чуть выше локтя, но даже его хватило, чтобы рука унеслась по воздуху прочь.

Молчок с удивлением посмотрел на обрубок и хлещущую из него кровь, перевёл взгляд на меня и начал оседать. Я подхватил его, сделал последние два шага и спрыгнул в море. Вода сомкнулась надо мной и Молчком, тело потянуло на глубину, но рядом мелькнули ещё люди — в Молчка вцепилось несколько рук, и мы начали всплывать. Уже вынырнув, я понял, что помогали мне двое матросов. Один из них сразу же подтянул бочку.

— Воткни в неё нож! — крикнул он. — Плывите за кораблями!

Удерживая Молчка, я достал нож, вогнал его в бочку и крепко уцепился за рукоять. То же сделал и второй матрос. Держась одной рукой за ножи, другой — придерживая впавшего в беспамятство Молчка, мы, помогая себе ногами, стали удаляться от корабля.

— Надо перетянуть! — опомнился матрос, указывая на обрубок руки. — Он истечёт кровью!

— Сейчас, — процедил я, пытаясь оторвать кусок мокрой рубашки.

Матрос меня опередил — он вытащил откуда-то кусок верёвки и туго стянул обрубок руки, останавливая кровотечение. При этом мы чуть не упустили и раненого, и бочку, каким-то чудом успев их поймать.

— Поплыли! Немного осталось! — крикнул матрос, и мы снова начали мотать ногами.

Впереди появилась лодка — точь-в-точь как та, на которой покинул корабль капитан Уи-ном. В ней уже сидело трое матросов, а ещё пара матросов и трое бойцов цеплялись за борта. Мы что было сил погребли к ней. Внутрь нас не пустили — забрали только Молчка — а мы держались, как и все спасённые, за борта, помогая судёнышку плыть ногами и руками.

Я плохо помнил, как мы добрались до флагмана. Корабли даже и не думали разворачиваться — шли на всех парусах к берегу, утягивая за собой загарпуненную добычу. Сзади ещё долго слышался треск умирающего под ударами большой фифы корабля. И может быть, только к вечеру, когда у всех, оказавшихся в воде, сводило руки и ноги от холода, оставшиеся на плаву «Ао-ке-тари» и «Ам-кана» замедлились, позволяя себя догнать. Всё это время Молчок метался в горячке на дне лодки, а я боялся, что он не выживет.

Бойцы двух десятков спаслись все. Спаслись — чудом. Из команды корабля до спасительной палубы добралось две трети. Остальные так и пропали в неизвестности. Многие плыли, держась за бочки, сильно отстали или потеряли силы. И когда лодки доставили первых спасённых и ушли назад, искать других выживших — найти удалось далеко не всех.

Когда меня вытащили, я не сразу смог подняться на ноги. Лежал на палубе под фальшбортом и смотрел в багровеющие небеса. Подняло меня беспокойство за Молчка. Но стоило мне встать, как меня подхватили под локоть и повели в трюм. Вокруг метались матросы и ааори, таскали раненых, помогали тем, кто ещё стоял на ногах. Меня завели в трюм и затолкнули в какое-то помещение. Я ещё пытался узнать, как наши, как Молчок — мне даже что-то отвечали, но я не улавливал смысла. Меня уложили в гамак и оставили в покое. Я попытался подняться, пойти выяснять, как и что… но сил не осталось даже на то, чтобы открыть глаза.