Истории из легкой и мгновенной жизни

Счастье выглядело так: чипсы «Московская картошка», двадцать, к примеру, пачек. Есть и запивать колой.

Была уверенность, что этим наесться нельзя никогда. Год-то был какой-нибудь 1987-й.

Хотя и тогда подростковое моё сознание, не ведавшее таких понятий, как «патриотизм» и «космополитизм», вовсе не готово было безоглядно капитулировать перед «тлетворным Западом».

«Буратино» и «Тархун» я любил больше.

Росли мы в деревне, и я помню, как привозили в сельмаг лимонад.

Это было ещё раньше – в самом начале восьмидесятых, Брежнев только умер (учительница плакала; говорили, что будет война, но я не очень верил).

Нужно было найти две пустые бутылки и ещё, кажется, доплатить какие-то копейки. За такую ерунду тебе выдавали настоящее чудо: полную бутылку лимонада.

Мы с пацанами рыскали вокруг магазина, мне было лет шесть, поэтому за прошедшие с тех пор почти сорок лет я позабыл цену пустой тары, но помню, что какие-то бутылки – из-под водки или шампанского – стоили ещё дороже, а другие, не помню из-под чего, вообще не принимали.

Досадно было, если на горлышке скол, даже самый маленький. Если не принимали – это казалось почти трагедией; впрочем, поправимой. Снова мчались на поиски. Бутылки всё равно находились.

Раньше такого мусора, как нынче, не наблюдалось – всех этих броских пакетов, несгорающих обёрток, разноцветных упаковок и прочего. Мужики пили, закусывая тем, что съедалось без остатка; на месте распития оставалась разве что золотистая обёртка плавленого сырка. И бутылки – их было видно издалека.

И вот ты получаешь своё счастье.

Особенная удача, если лимонад оказывался залит по самую пробочку: это несколько, два или три, дополнительных глоточка.

Случались бутылки, где, наоборот, был существенный недолив… но и это ничего, переживаемо.

Открывали о железную оградку – шла пена, тут же начинали отхлёбывать, обливаясь и смеясь.

А потом цедили понемножку, замирая от счастья.

…или мороженое.

Пломбир, сразу три порции; я ностальгирую по этим бумажным стаканчикам; хотя да, в вафельном было ещё вкуснее.

Однажды мы пришли к лотку, а мороженщицы уже не было. Начали зачем-то ворошить бумажные упаковки, в которых привозили мороженое, и – чудо! – под ворохом упаковок обнаружили целый ящик нераспроданного мороженого. Наверное, мороженщица что-то спутала.

Мороженое, конечно же, растаяло и являло собой месиво… но подтаявшее мороженое – оно же гораздо вкусней.

Мы испытали приступ небывалого восторга.

Если б Дед Мороз однажды оказался реальным, нас бы это не обрадовало так сильно. Мороженое было нежнейшим, свежайшим, сладчайшим, молочным.

В молоке мы все знали толк – наши бабушки держали коров. Мы росли на молоке.

Котлеты опять же мать делала из настоящего мяса.

Я помню, как прибегаешь с речки, и не пара котлеток на сковородке лежит, как сейчас жарят, а штук тридцать – полная сковорода; и ещё в холодильнике, в огромной тарелке, накрытые другой тарелкой, холодные.

Холодные почему-то казались особенно вкусными.

Возьмёшь оттуда пару котлет, они в такой как бы изморози, хлеба отрежешь чёрного, посолишь его, огурец из лукошка немытый, – и снова к тебе счастье приходит.

К чему вся эта история: когда мы переехали в город и в нашем городе открыли «Макдональдс», мне даже в голову не пришло туда пойти. То есть у меня уже водились какие-то деньги, мне было лет, наверное, пятнадцать или восемнадцать, но я даже не зафиксировал, когда «Мак» появился, – до такой степени было всё равно.

Никаких особенных политических взглядов у меня не имелось, но когда я видел, будучи сущим подростком, эти бесконечные очереди в «Мак» и давку в дверях этого нелепого общепита, всегда мысленно пожимал плечами: нет, а зачем им?

Котлеты я ел, лимонад пил. Мороженым лакомился, едва ли не руками его черпая из бумажного ящика. Весь день потом был липкий, всем лицом.

Но то, чем нас решили накормить в этом модном заведении, – оно даже на картинке выглядело как-то странно: как детская раскраска.

Раскрасил бумажный торт и ешь. Раскрасил бумажного поросёнка и ешь. Раскрасил бумажное мороженое и лижешь. А там бумага, сладкая от краски.

Нет, мне и в голову не приходило агитировать кого-то питаться тем и не питаться этим: как хотят.

Я сам раза три или четыре был в «Маке». Ну, оказалось всё ровно так, как я и думал.

Зато я переживал, что вкусы моего детства куда-то исчезли и теперь их не вернуть.

Те лимонады, которые выдавали себя за «Буратино» и «Тархун» в девяностые годы, были куда более подлым обманом, чем весь американский общепит вместе взятый.

Я разуверился в том, что бывают настоящие пельмени. И котлеты, естественно, тоже.

Зато чипсов стало много, очень много, так много, как в детстве даже не мечталось, но наелись ими очень скоро.

И вот недавно зашёл в сельмаг той деревни, где живу теперь, увидел на летней жаре «Буратино»: а дай, думаю, куплю.


Купил – и: ну да, он.

Даже не удивился – я ж его ждал, и он вернулся. Когда ждёшь – всё возвращается.

Купил пломбир – тоже он, ничуть не изменился. Хоть опять коробки перебирай вослед за ушедшей мороженщицей.

Говорят, в Древнем Египте тоже было своё пиво – я бы попробовал, но рецепт потерян.

Думал, что и советские рецепты утерялись: но нет, смогли восстановить.

Я не знаю, где всё это делают, но у меня есть ощущение, что люди, производящие это, меня уважают, живут рядом со мной и сами всё это пьют и едят.

Скажу больше!

В деревню, где я живу, стали один за другим возвращаться городские жители, которые оставили дома своих родителей 25, 15, 10 лет назад.

И что-то вдруг с ними со всеми стало эдакое.

Сосед напротив завёл себе козу. Сосед через дорогу – бычка.

На днях принесли котлет угоститься: попробовал. Вот, думаю, и котлетки пришли к нам, те самые, ничуть не изменились.

С той же страстью, с какой мы, постсоветское поколение, убегали когда-то от огородов – «Да зачем это нужно! Да на рынке всё можно купить!» – люди теперь бегут к себе в родительские избы.

Нет, такие огороды, какие у нас были в детстве, ещё не засаживают, но… приглядываются уже. Задумываются.

Это к нам возвращается утерянная цивилизация.

Понимаете, о чём я?

Когда в городе появляется «Макдональдс», это вовсе не означает, что пришла цивилизация. Это означало, что цивилизация временно оставила нас.

Нет, там, конечно же, круглосуточно, быстро, цветисто, празднично и туалеты чистые.

Я ж ничего против не имею.

На здоровье, как говорится.

Хотя здоровье тут точно ни при чём.

Но цивилизация возвращается, когда ты утром просыпаешься, а вокруг, по деревне, кто-то мычит, блеет, хрюкает. Звякает подойником, ругается благим матом на свою бурёнку, скрипит воротами.

Инстинкт самосохранения должен брать своё.

У кого он есть, конечно. Остальные как хотят.





Почти детектив про Высоцкого, писателя и друга его, старателя




Хорошей компанией мы ехали из Иркутска в Слюдянку. Есть такой городок под Иркутском.

В хорошую погоду с дороги виден Байкал, но стоял туман, и я обошёлся без видов на озеро, тем более, что и так было красиво; к тому же – весело.

– Тут по дороге – деревня, где есть кафе, в котором бывал Высоцкий, – сообщил подвозивший нас на своём красивом внедорожнике сибиряк – высокий, добродушный мужик: спортсмен, бизнесмен, всё при нём.

– Обязательно надо посетить, – обрадовался я.

– Тут у Высоцкого друг жил, – сообщил водитель. – С которым они вместе роман написали.

– «Чёрная свеча»? – спросил я.

– Ага, «Чёрная свеча».

– Леонид Мончинский? – удивился я.

– Да, Мончинский фамилия вроде бы.

– С ума сойти.