Янтарь на снегу
Часть 8 из 49 Информация о книге
Тут она сделала паузу, видимо, чтобы дождаться от жреца слов раскаяния, которых не последовало. — Вы же знаете, уважаемая, что у нас слишком мало времени, а напутственных слов еще очень много. Вайдела вошла в приемную и притворила за собой дверь. — Лорда Браггитаса и его свиту пришлось задобрить, пригласив на обед, — доверительно сообщила старушка. — Но видели бы вы их лица в трапезной, когда им подали еду! Вайдела даже глаза закатила от возмущения, а после этого грустно продолжила: — И это при том, что наши старшие девочки не получат и половины порции. Воистину столичные дознаватели хуже местных! — констатировала она с видом знатока охранительных служб королевства. В трапезной и правда с кислыми минами сидели все шестеро сопровождающих, да еще сам Легарт во всей красе. Недовольство их можно было объяснить тем фактом, что в самом помещении не обнаружилось ни одной девушки старше восьми лет. Но это никак не повлияло на аппетит гостей, потому как уплетали столичные господа чечевицу с подливкой так, что повара Высших Домов, увидев это, изошли бы злобой от зависти и негодования. Младшие девочки помогали прислуживать наставнице Ингельде — пухленькой розовощекой даме в летах, которая то и дело краем глаза посматривала в сторону молодых дознавателей, от чего, наконец, споткнулась и растянулась аккурат у ног одного из них. И все бы хорошо, если бы наставница просто спокойно упала, так нет же! Надо было ей еще и кувшин расколотить, расплескать содержимое по всей трапезной, а самой плюхнуться носом прямо на обляпанный квасом сапог дознавателя. То, как давились кашей приезжие господа — отдельная история. Однако больше всех досталось мужу в запачканных сапогах, на которых носом вниз лежала вайдела Ингельда. Красная от смущения и злости старшая жрица только и успела что ахнуть, когда молодой подручный лорда Браггитаса подхватил за руки охающую и ахающую наставницу и любезно поставил ее на ноги. — Вы в порядке, матушка? — вежливо поинтересовался молодой человек. — О-ох, — протянула вайдела Ингельда. — Да где ж там, сынок. Тут она перевела дух и, облокотившись на мужественное плечо, плачущим голосом продолжила: — Так спину сорвала, что, не дай Пречистая, к вечерне не встану. — Может, вас проводить в вашу комнату? — Довольно, — сдержанно прервала вайдела Беата милую беседу и при этом очень многозначительно посмотрела на пухленькую даму. — В келью вайделу Ингельду проводит Гинтаре. Она осмотрелась. — Мира, — позвала одну из девочек. — Проводи господина к умывальням, чтобы он привел в порядок свои платье и обувь. Я взяла под руку незадачливую наставницу и повела ее под хихиканье детей, сдавленное мычание мужчин и строгое шиканье вайделы Беаты прочь из трапезной. — Наста, — слышались нам вслед указания старшей жрицы. — Возьми ветошь, прибери здесь все… Леда, что стоишь, принеси кувшин с квасом… Вайдела Ингельда с несчастным, обездоленным видом повиснув на моей руке, плелась рядом со мной. Но после того как мы зашли в ее келью, со старушкой произошла резкая метаморфоза. Она приободрилась, приосанилась, куда-то девались несчастный вид и болезненные вздохи. — Девочка моя, — совсем не обессиленно воскликнула наставница, а у меня возникло странное чувство, что где-то сегодня я уже это слышала. — С этой вайделой Беатой и ее правилами совсем не было возможности увидеть тебя и поговорить. Пришлось выманивать из трапезной таким недостойным способом. Не то слово! Только сам собой напрашивался вопрос: что бы делала изобретательная вайдела, дозволь старшая жрица «сынку» проводить ее до кельи? — Мы тут поговорили с вайделой Лорильдой и решили, что в столице тебе более всего необходима удача. Старушка стала усердно копошиться в кофре и выудила из него сверток. — Вот она. — Наставница с придыханием посмотрела на него, будто это и не сверток вовсе, а плащаница Пречистой Живы. — Платок пуховый. Ты не думай, новенький совсем, я его в прошлом году у купца Буйды выменяла за бронзовый кулон, который мне от прабабки достался. Только зачем мне кулон на старости лет, в нем же краше в гробу не станешь! А платок — другое дело: холодным зимним вечером на плечи накинула — и тебе приятно, и душе хорошо. — Что вы, вайдела Ингельда! — Было не то что неловко, скорее, совестно забирать у наставницы последнее сокровище, единственную отраду. И чему она будет радоваться, когда отдаст последнее? — Не чурайся, я им так и не воспользовалась, — заверила она меня. — Не поднялась рука на свою тушу нацепить, а тебе вот пригодится. — А я и не чураюсь, как вы сами-то будете жить, отдав такое сокровище в чужие руки? — Ты мне не чужая. Я тебя еще малявкой помню, как тебя к нам в обитель вайдил Фьерн привез. Маленькую такую, худенькую, дрожащую, как былинка на ветру… Тут ее голос дрогнул, а на глаза набежали слезы. Нос мой опять нестерпимо зачесался, в который раз за день. «Вот распухнет к концу дня, как свекольный клубень, то-то красавицей стану! Зато смогу такой красной штуковиной путь ночью освещать — очень полезно!» От этой мысли на душе немного полегчало. — А теперь вот выросла, только мяска на тебе так и не наросло, — всхлипнула Ингельда. Я тоже всхлипнула, но, скорее, не от огорчения, а от того, что за всеми этими разговорами ни каши, ни подливки мне точно сегодня не достанется. Так откуда же на мне мяску быть? — Ну, ничего! Там, в столице, тебя быстренько откормят. Как посадят на диету из парной говядинки и жирненькой свининки — в миг бока округлятся! Я представила этакую тушу — чудище. Эдак я смогу не только напускным грозным видом подавлять, но еще и телесно. Нашу невинную беседу о правильном кормлении молодого скота на у… тьфу ты!.. о регулярном питании мясными блюдами с различной степенью урона для девичьей талии прервало легкое поскребывание за дверью, вслед за этим в келью с оглядкой вплыла вайдела Лорильда. — Наконец-то! — набросилась на нее вайдела Ингельда. — И где тебя только носило? — Пока ты столичным дознавателям сапоги вылизывала, — тут же нашлась тощенькая старушка, — я, между прочим, на кухне пропадала, с Фебой обед впопыхах стряпали. Так что с меня взятки гладки! — Мне хотя бы на старости лет будет что вспомнить! — воодушевленно пролепетала толстушка. — Ага! Было бы что-вспоминать-то! — скривилась вайдела Лорильда. — Акромя позору, вспоминать нечего. — Ради тебя старалась ведь! — И правда, что это я, — опомнилась вторая наставница. — Девочка моя… Мне это показалось? Ведь от переизбытка эмоций всякое бывает. Или правда сегодня день, когда я узнала много нового не только о себе самой, но и о людях, которые окружали меня много лет. Как жаль, что времени у нас не осталось! — …поэтому я хочу сделать тебе подарок! — торжественно объявила вайдела Лорильда. Самую пафосную часть я как-то не уловила. — Опять? — Мне стало совсем неловко. — Но ведь мне уже сделала подарок вайдела Ингельда! — Так то ж Ингельда, а то я! — возмутилась наставница и протянула мне сверток. — Это свадебный рушник, я его для Вилхе вышивала, — со вздохом произнесла она. — Да мать Стига меня опередила. Я переживала, что будет лежать, пылиться, и его, в конце концов, моль побьет, да вот пригодился! — Но я не выхожу замуж, наставница. — Это пока ты не выходишь замуж, — нашлась вайдела Ингельда. — А там видно будет, — добавила вторая старушка. — Есть каравай — есть и рушник. Есть невеста — сыщется и жених. Мы желаем тебе счастья… — И любви, — невозмутимо закончила речь вайдела Ингельда. Когда наша процессия покидала обитель, солнце постепенно начало клониться к закату, что, судя по постному виду, не добавило настроения лорду Легарту. Сопровождающие лорда Браггитаса, в отличие от него самого, пребывали в отличном расположении духа — им все же удалось увидеть всех дев Обители Пречистой Живы. Перед тем как меня усадили на здоровенного жеребца, из нашего ветхого здания в сопровождении наставниц и старой жрицы вышли все наши девушки от мала до велика, чтобы попрощаться со мной и пожелать удачи. На прощанье вайдела Беата сунула мне в руку маленький сверток со словами: — Посмотришь, когда будет время, и… береги себя, девонька. Только когда это время у меня появится, я не знала. Самые мелкие воспитанницы обители на славу повеселили столичный народ, затеяв перебранку, правда, словесную. Драться служительницам Пречистой, пусть и самым маленьким, грешно. — Гинь, — окликнула Наста. — Ты конфет из столицы привези, а-а? — Что тебе конфеты, — запротестовала Олле, самая маленькая из дев. — Пусть лучше женихов с собою прихватит, а то всех разберут. Тишину летнего вечера нарушил раскат здорового мужского гогота, сквозь который прорезался тонкий детский голосок: — Наша Гинька тощая, что жердь! От этого женихи от ней тока разбегаться будут. Пусть лучше конфет да пряников привезет. Надо ли говорить, что после таких слов гогот только усилился. Людю тоже не забыли. Прощались с ней так же тепло и ласково. Младшие пришли к выводу, что кто-кто, а Людя точно притащит из столицы телегу женихов. На том и порешили. Последним прощаться с нами вышел вайдил Фьерн. Величественный в своих серых одеяниях, с посохом в руке, он по-отечески обнял каждую из нас со словами: — Берегите себя, дети! — От глубокого и раскатистого голоса жреца стало тихо, замолчали даже смеявшиеся до этого дознаватели. — Пусть вам сопутствует Лайме-удача, открывает все свои пути мудрый Келлюкис и освещает вашу жизнь благородная Сауле, пусть не забудет своих верных служительниц заступница Жива. Ступайте! Старый жреческий посох со стуком ударился о землю, запечатав напутствие. — Да будет так! — в один голос проговорили все гости. При отъезде Людя даже всплакнула разок. Поняла, глупая, наконец-то, что в обители были верный дом и любящие люди, и что мы нигде не нужны, только в этом старом ветхом пристанище сирот и одиноких душ. Сегодня я узнала много нового о людях, которых, как мне казалось, знала лучше, чем себя саму. Не могу сказать, что я разочаровалась. Нет. Наоборот: оказывается, за маской безразличия может скрываться пытливая натура, за равнодушием — участливая душа, за внешними холодностью и бесчувствием — большое и любящее сердце, а за обликом скромного служителя храма может прятаться великий герой, еще при жизни ставший легендой. Уезжая, я пообещала себе, что как только мы окажемся на месте, хочет Легарт или нет, я обязательно вышлю детям целую телегу конфет и пряников, а вайделам — по подарку. Кстати, о подарках — вспомнился маленький сверток, врученный мне старой жрицей. Пока кони не выехали за пределы обители и не перешли в галоп, я вытащила из кармана миниатюрный кулечек и развернула его. Подступивший к горлу ком чуть не вырвался наружу безудержными рыданиями, а слезы, набежавшие на глаза, быстрыми ручьями покатились по щекам. На белом шелковом платке лежала изящная серебряная нить тончайшей эльфийской работы — обручальная цепочка, которую дарит мать, перед тем как дочка выйдет в свет. На удачу. Чтобы наверняка отыскался тот, кто повесит на эту нить свой драгоценный кулон, тем самым объявив дочь своей невестой. ГЛАВА 5 С момента нашего отъезда из обители прошло около двух часов, солнце склонилось к закату и собиралось окончательно опуститься за горизонт, оставив розово-алые всполохи на угасающем небе. Я отчаянно и самозабвенно завидовала и солнцу и небу — они, по крайней мере, отправятся на отдых, в отличие от меня. Судя по тому, как настроены наши сопровождающие, скакать мы будем всю ночь. Мне только интересно, как мы станем продираться впотьмах, это ведь не степь — лес дремучий! Но, наверное, столичные господа и в ночи видят.