Камея из Ватикана

Тонечка и Саша переглянулись, чтобы сверить впечатления, и сверили. Обе были в восторге.

Федор Петрович отпил чаю из своей чашки, а потом залпом проглотил кофе из Сашиной.

– Вот, – сказал он и вздохнул. – Я не хочу даже думать о том, что тетю убили, потому что мне тогда придется найти того, кто это сделал, и тоже убить.

– С ума вы сошли, – быстро сказала Тонечка, моментально ему поверив. – Так дело не пойдет.

Он кивнул. Было ясно, что это… решение, а не пустые слова.

– Послушайте, возьмите себя в руки, – заговорила Тонечка. – Что мы теперь все должны делать? Вызвать из Москвы санитаров со смирительной рубашкой?

– Ничего не выйдет, – быстро сказал Федор Петрович. – Я уйду в леса. Я хорошо знаю окрестные леса.

– Бросьте шутить!

– Я не шучу.

– Тогда я позвоню мужу, и он вас скрутит.

– Посмотрим, кто кого скрутит.

Тонечка взяла со стола остывший чайник и ушла в дом. Она была в некоторой растерянности.

– Мы ведь так и решили, что вы ненормальный, – проговорила Саша. – Из-за этих ваших выходок!..

– Я не решал, – возразил Родион. – Мне Тоня сказала, чтоб я вам рисунки показал. Мне нравилось рисовать старую княгиню. Ну, то есть вашу тетю.

– Я понял, – кивнул Федор Петрович. – А ты никого не видел у нее… в гостях? Например, в последнее время?

Мальчишка даже думать не стал.

– Неа, – сказал он уверенно. – Не было никого.

– И «Скорая» не приезжала?

– Это легко узнать, – вмешалась Саша. – На местный станции скорой помощи спросить, и все дела.

Федор Петрович кивнул.

– Тетя не любила лечиться, – сказал он. – Никогда. Врача вызывала только в случае крайней необходимости, чтоб не разболеться всерьез и не быть никому… в тягость.

– Никому, значит, вам?

Он опять кивнул.

Саша поколебалась немного, но все же спросила:

– За что ваша мать не любила Лидию Ивановну?..

Федор покосился на нее.

– Насколько я понял, вы видели мою мать?

– О да.

– На ваш взгляд, она способна кого-нибудь любить?

– Значит, я неправильно спросила, – быстро сказала Саша. – Почему она считает себя обделенной?

Федор хотел что-то сказать, но на террасе показалась Тонечка с горячим чайником в руках.

– Кому еще налить чаю?

– Мне, – тут же откликнулся Родион. – Я же тебе говорил, давай самовар поставим!

– Вечером поставим.

– Да уже и так вечер. Ну, почти.

– Да, – сказала Тонечка, усаживаясь и запахивая «позорного волка», – почему ваша мама считает, что ее обделили? Саш, как она говорила? Из Джона Б. Пристли?

– Ей не достанется ни крошки от семейного пирога, по-моему.

– Да нет никакого семейного пирога! – возмутился Федор Петрович. – Дядя и тетя всю жизнь работали. Дядя в МИДе, а тетя в Пушкинском музее. Потом уехали за границу и там тоже работали.


– Но она же могла этот пирог придумать, – задумчиво сказала Тонечка. – Ваша мама – человек с фантазией!.. И потом! Лидия Ивановна переводила ей деньги. Каждый месяц пятнадцать тысяч рублей.

Федор Петрович уставился на нее.

– Какие… пятнадцать тысяч?! Зачем?!

Саша с Тонечкой переглянулись.

– Мы не знаем, – призналась Саша.

– Я содержу Наталью Сергеевну вполне сносно, – продолжал Федор и вдруг сдернул очки. – Я никогда не запаздываю с платежами!

– Видимо, ваша тетя считала, что тоже должна ей помогать.

Федор Петрович вскочил и принялся расхаживать по террасе.

– Какая глупость, – выговорил он с досадой. – И мне не призналась, никогда, ни разу!.. Наталья Сергеевна довольно… специфический человек.

– Мы заметили, – согласилась Тонечка.

Он не слушал.

– Ей всегда мало всего – денег, внимания. Обожания! Если бы она была владычицей морскою, ей непременно нужно было бы заделаться царицею небесной!.. И она душу бы вытрясла из всех, кто мог назначить ее царицей! Ей можно служить годами и ничего не заслужить! Ей все все всегда должны!..

Тонечка нащупала в кармане «позорного волка» серебряную пудреницу, сжала и стала смотреть в сад – чтобы не смотреть на своего гостя, который все расхаживал и говорил, говорил.

Все понятно – матери он мешал, она определила его в интернат, считай, в детдом, потом в какую-то тюрьму, из которой он вырвался и таскался по улицам, страшно себе представить! Сколько ему было лет тогда? Девять? Десять? В двенадцать он уже был на приеме в Ватикане, где его дяде вручали подарок за службу!..

Должно быть, тетя и дядя для него не просто самые родные и близкие люди, а некие волшебные существа с божественной сущностью! Они пришли на помощь в самый страшный момент, забрали к себе в райские кущи, под жаркое синее итальянское небо, в сверкающие сады, где цветет магнолия и кричат разноцветные попугаи, в край пологих холмов, поросших пиниями, в дивные залы старинных вилл и палаццо, сложенных из пылающих красных плит вулканического туфа!

…Парк Адриана и Замок Святого Ангела! И мальчишка – вчерашний беспризорник!..

Тонечка спросила себя, что сделала бы, если бы узнала, что единственного близкого человека… убили, а он вовсе не собирался умирать!

А его убили – просто так, за безделушку, за брошку!

…Только честно!..

– Убила бы, – сказала Тонечка вслух и раздула ноздри. – Если бы была уверена, что не попадусь!

– Тонь, ты чего?!

Она очнулась. Родион смотрел на нее и, кажется, собирался засмеяться. У Саши, напротив, было серьезное лицо.

– Это из сценария, – моментально соврала Тонечка. – Я же сценаристка! Федор Петрович, с кем дружила ваша тетя? Кто мог к ней запросто прийти?

– Со мной, – ответил Федор Петрович сердито. – Я мог прийти к ней запросто. И еще сапожник Арсен Давыдович, вы же знаете!..

– К врачам она почти не обращалась, – вставила Саша. – Но в «Скорой» все же лучше спросить, не было ли вызова.

– Я спрошу, – пообещал Федор Петрович.

– Я не могу понять, – заговорила Тонечка после паузы, – зачем к ней в дом забрались воры. Допустим, охотились за камеей и забрали ее, когда Лидия Ивановна… умерла. Простите меня, Федор! Но кто и зачем полез в ее дом снова?.. Если даже в тайнике она ничего не держала!

Федор вдруг улыбнулся:

– Держала! Мы специально сооружали тайник для другого дядиного подарка. А сейчас тайник пуст.

– Что там было? – жадно спросила Тонечка.

– Книга, – сказал Федор так торжественно, словно признавался, что его тетя держала у себя в тайнике шапку Мономаха. – Старинная рукописная книга. Подлинные записки купца и путешественника Афанасия Никитина.

– В смысле? – изумилась Тонечка.

– В самом прямом, – все так же торжественно провозгласил Федор.

– «Хождение за три моря»?!

– Именно. Рукопись была странным образом утрачена, когда началась перестройка. Об этом не очень принято говорить до сих пор.

– Ее украли, что ли? – спросила Саша.

Федор кивнул.