Камея из Ватикана

Когда стали опускать гроб и за дело принялись кладбищенские рабочие, Тонечка потянула Родиона домой.

– Пойдем, помоги мне, – сказала она ему на ухо. – Сейчас все с кладбища к нам придут, нам нужно быстренько стол накрыть.

– Зачем придут? – не понял Родион.

– Так полагается, – объяснила Тонечка туманно. – Человека обязательно нужно помянуть, то есть поговорить о нем и выпить за него.

– Зачем? – снова спросил Родион.

Тонечка вздохнула:

– Чтобы не так грустить после похорон. Это правильный обычай, хороший.

У нее все было готово еще с раннего утра – и мясо, и картошка, и блины, чтоб уж как полагается. Водку и красное вино утром принесла Саша.

Едва взглянув на нее, сценарист в Тонечкиной голове встрепенулся, схватил перо и принялся торопливо сочинять вместо детектива любовную историю.

– Все хорошо? – спросила Тонечка.

– Все странно, – призналась Саша. Она отводила глаза и смущалась.

– Так, может, оно и хорошо, что странно?

– Да ну тебя, Тоня! Мне так жаль Федора. Я ночью у него спрашиваю: ты теперь остался совсем один? А он отвечает: пока не знаю.

– Разумеется, он не знает, – быстро сказала Тонечка. – Теперь только ты знаешь, останется он один или нет.

Саша махнула на нее рукой и ушла к себе.

Во время службы она держалась рядом с Тонечкой и Родионом, а в конце подошла к Федору и взяла его за руку.

Еще на подходе к дому Тонечка услыхала какой-то басовитый вой, переходящий в рев.

– Это что такое? – сама у себя спросила она и бросилась к крыльцу. – Родион, не входи, подожди меня!

Но куда там! Мальчишка взлетел на крыльцо следом за ней и даже попытался ее оттолкнуть, чтобы ворваться первым. Тонечка распахнула дверь, изнутри опять страшно завыло и заревело.

– Кто здесь? – крикнула Тонечка.

Тут же в прихожую влетела собака Буська, оставленная на время похорон дома. Она влетела, как крохотная черная торпеда, не рассчитала траекторию поворота, шеей проехалась по дощатому полу, взвыла тем самым ужасным басом, ринулась к Родиону и заплясала перед ним на задних лапах.

– Буся? – поразился Родион. – Это ты так воешь?!

Он подхватил ее на руки, прижал к себе, Буся в экстазе стала лизать ему лицо, руки, уши.

– Жуть какая, – сказала Тонечка неуверенно.

– Ты думала, мы тебя бросили, да? – спрашивал Родион у своей собаки. – Ты испугалась, что мы больше не придем, да? Ты решила, что теперь совсем одна, да?..

Тонечка моментально поняла, что говорит он о своих, а не о собакиных страхах, выдавая себя с головой!

Буся неистовствовала у него на руках. Она подпрыгивала, повизгивала, извивалась, норовила опять наброситься на мальчишку с поцелуями, вся ходила ходуном. Морда, уши, лапы – все излучало невиданное, небывалое счастье.

– Я тебя всегда, всегда буду брать с собой, – обещал ей Родион. – Ты не думай! Я даже в институт тебя буду брать с собой! И потом на работу!..

Их общую истерику нужно было как-то притушить, остановить.

– Родька, – сказала Тонечка, повязывая фартук, – послушай меня. Ни ты, ни твоя собака больше никогда не останетесь в одиночестве! У тебя теперь тьма родственников! Просто деваться от них некуда, от родственников! И ты должен привыкнуть и Буську приучить к тому, что время от времени нам всем приходится друг с другом расставаться.

– Я не хочу расставаться, – проговорил Родион, обнимаясь с собакой.

– А если тебе понадобится… я не знаю… в баню или к зубному врачу?

– В баню? – переспросил Родион в некотором замешательстве.

– Да хоть куда! – воскликнула Тонечка, составляя на стол тарелки. – Вот мы с тобой уехали в Дождев и уже давно не видели папу, Настю, Даню и деда с бабушкой. Это же не значит, что мы остались в одиночестве навсегда!

– Не значит, – согласился Родион. – Но она же собака и не понимает, что я вернусь.

– Пф-ф-ф! – фыркнула мачеха. – Так объясни ей! Она очень умная маленькая собака. И все, хватит концерты закатывать, мой руки и тащи на террасу тарелки и приборы!

Мыть руки Родион отправился, прижимая к себе Бусю, Тонечка отлично знала, как он там их моет – подставляет под воду сначала одну ладонь, потом другую, лишь бы собаку не выпускать.

– Как следует мой! – прокричала она. – С мылом! Мы были на улице, это опасно, кругом вирус!..


– Ладно, – отозвался он.

Когда подошли гости, стол был накрыт, водка перелита в хрустальный графинчик, стопки расставлены, закуски готовы, – Тонечка была очень ловкой хозяйкой.

Федор Петрович словно прятался за Сашу, она прикрывала его от взглядов. Не садясь, он выпил водки, отошел к перилам террасы и стал смотреть в сад.

Майор Мурзин принялся было поносить москвичей, но отец Илларион его моментально унял.

Дяде Арсену Тонечка сразу подала кофе. Он принял стопку, запил ее кофе, а потом холодной водой, сказал, что Лидия Ивановна была прекрасной «жалкой» женщиной, жалела его, и ушел. Ему непременно нужно было в Тверь за «хорошими нитками» и именно сегодня, работа не могла ждать.

К середине дня все разошлись по своим делам. Федор тоже куда-то делся. Тонечка с Сашей перетаскали в раковину посуду и уселись на террасе.

Им было грустно.

– Вдруг ее на самом деле отравили? – ни с того ни с сего спросила Саша. – Ведь это ужасно!

– Ужасно, – согласилась Тонечка. – Поэтому я и хочу узнать, что произошло на самом деле!.. То есть хотела.

– А сейчас уже не хочешь?

Тонечка вздохнула:

– После того как Федор сказал, что сам найдет злодея и убьет, – не знаю. Потому что мне показалось тогда, что он говорит абсолютно серьезно. Кстати, куда он делся?

– Я не знаю.

– Как?! Ты же его караулила, как орлица!

– Какая ты фантазерка, Тоня, – сказала Саша фальшиво. Она ведь на самом деле его караулила! – Даже странно для провинциальных поминок. Никто не напился, не подрался, песен не орал.

– Мы их смущаем своим московским видом, – сказала Тонечка. – С нами пить неинтересно. Они нас презирают, и наши поминки тоже. Что это за поминки – одна бутыль водки и две вина!

– Ты думаешь?

– Родион! – позвала Тонечка и прислушалась. – Родион!

И на этот раз никто не отозвался.

– Рисует, – констатировала она. – Царствие небесное он проспит со своим рисованием! А твои дети чем занимаются?

– У меня близнецы, мальчик и девочка. Они… учатся.

– Где?

Саша махнула рукой в сторону ручья.

– В Лондоне.

– Ничего себе! – восхитилась лживая Тонечка. – Ты молодец!

Она решительно не понимала необходимости отправлять детей учиться за границу, ну вот не понимала, и все тут! Она была убеждена, что учиться следует там, где предстоит жить и работать, а никакой заграничной работы она не представляла и в ее возможность не верила. Нет, наверняка где-то есть очень богатые и свободные люди, которым не нужно зарабатывать и устраивать детей, которые могут весело и с интересом тратить заработанное родителями – получить три искусствоведческих образования и одно кулинарное, к примеру, заканчивать школу бизнеса в Париже и кинематографические курсы в Лос-Анджелесе. А после этого путешествовать по миру, становиться фуд-блогерами и отдыхать на Мальдивах после поездки в Барселону!

К жизни все это не имеет никакого отношения – по крайней мере, Тонечке так казалось.

К жизни имеют отношение фундаментальное образование, умение ладить с людьми и приспосабливаться к обстоятельствам.

Усидчивость и трудолюбие, черт возьми, тоже имеют!..

Вполне возможно, существуют люди, у которых нет необходимости работать. Тратить деньги они могут в любой точке планеты, их везде будут подобострастно и ласково принимать – ну, не их самих, разумеется, а их деньги. А те, у кого необходимость работать есть, устроятся гораздо лучше там, где они нужны, – то есть где родились и получили образование.

– Я эгоистка, – призналась Тонечка вслед своим мыслям. – Я бы никогда не смогла отправить Настю учиться театральному искусству… в Нью-Йорк! Мне даже представить трудно, она там, а я здесь…

– Мне тоже поначалу было трудно, – сказала Саша. – А потом привыкла. Хотя, знаешь, все равно не до конца.

– Забери их в Москву.

Саша засмеялась.

– Какая ты фантазерка, Тонечка! Они взрослые ребята, им по двадцать два года. Уже скоро они меня должны будут забирать! Пенсия не за горами.

– Какая пенсия? У тебя любовный роман не за горами!

– Я не знаю.