Карфаген

Блюстителя он увидел через полквартала. Тот лежал на спине, раскинув руки. В груди зияла приличного диаметра дыра. Похоже было на пулю двенадцатого калибра с усиленным зарядом, раз бронежилет так разворотило. Оружия при убитом, конечно, не было. Возможно, из-за него парня и грохнули.

«Однако, – озадачился Змей. – Блюстители своих не бросают. В том числе – тела. Видать, ситуация здесь совсем хреновая, и все окончательно вышло из-под контроля».

Подтверждение этой мысли встретилось на самой границе Месива. Здесь, среди стреляных гильз, было разбросано не менее десятка трупов блюстителей. Никто и не думал их убирать. При том что в полусотне шагов от недавней бойни он заметил живых людей.

Это были торговые ряды Месива – город в городе, живший собственной жизнью, по своим собственным законам. Никакие проблемы Карфагена, кризисы, голод и прочие глобальные вопросы обычно никак не влияли на будни этого круглосуточного торгово-развлекательного ада. Некоторые умудрялись провести здесь всю свою, обычно недолгую, жизнь, так и не покинув пределов Месива. Здесь было все: еда, выпивка, девочки, все мыслимые развлечения – и работа, чтобы добыть звонкий вольфрам на все эти удовольствия. Работа, конечно, не для всех, как не для всех такая специфическая жизнь – но она была.

Теперь же и здесь воцарилось уныние. Не было слышно призывов торговцев, музыки, пьяных криков, визгов доступных девчонок и прочих бодрящих, жизнерадостных звуков. Лавки были закрыты, некоторые заколочены. Вывески на кабаках и забегаловках покосились и не светились больше легкомысленными огнями.

И люди ходили здесь растерянно, бесцельно, словно бродячие псы, вынюхивавшие хоть какой-то кусок пищи. Еще больше было попрошаек, сидевших на выровненной тысячами ног поверхности. В выражении их лиц не было ни малейшей надежды на то, что хоть кто-то подаст им на пропитание. Здесь все хотели жрать и готовы были порвать на куски друг друга ради сухаря или вяленой крысиной лапки.

Многие, наверное, просто не выдержали и ушли в поисках убежища в дальние секторы, особенно аграрные. Какая-никакая, но все-таки работа и близость к источнику пищи. Выяснять не было времени. Нужно было отыскать сестру. Она наверняка была в курсе происходившего.

Ксю жила в отдельном боксе в ремесленном квартале за Месивом, под защитой давнего должника Змея, старого авторитета из неприкасаемых. Раньше это служило гарантией защиты от всех бед – Пенсионера боялись как огня и свои же, неприкасаемые, и гражданские, и даже командные чины из блюстителей: на последних Пенсионер имел серьезный компромат. Но теперь пришло время тотального беспредела. Беженцы из грязных и голодных закоулков принесли с собой отчаянную жестокость и полное пренебрежение к понятиям. Их не останавливал ни закон, ни страх смерти – ведь прежняя жизнь была страшнее самой смерти. И пусть недолгая, но полная свободы и воздуха жизнь многим из них ударила в голову. Уже десятки отморозков нашли свою гибель – как от рук властей, так и от традиционных группировок, защищавших свои территории. Но ситуация в Карфагене ухудшалась, и вместе с этим росло всеобщее озверение. Неубранные тела убитых по всему сектору были тому самым ярким свидетельством.

Змей шел сквозь ряды закрытых заведений, мимо тумб, разрисованных старыми рекламными объявлениями, и разбитых в дребезги стрип-кубов. Когда-то в этих прозрачных витринах извивались под музыку прекрасные женские тела. Теперь в них был лишь мусор и дохлые крысы.

Посредник был сосредоточен и мрачен. Его настроение, наверное, передавалось даже сквозь черную ткань надвинутого на лицо капюшона. Немногочисленные встречные прохожие шарахались от балахонщика, почтительно уступая дорогу. Черных Святителей уже знали и боялись. Хотя и до этого в Карфагене было несколько монашеских братств с похожим облачением. Новые сектанты внешне отличались лишь увесистыми камнями, которые носили на груди вместо крестов и прочей атрибутики. Камня у Змея не было. Но кто стал бы проверять, что у него там, на груди под грубой тканью?

Кто-то схватил его за полу балахона, потянул с силой, мешая идти. Змей машинально попытался выдернуть ткань из чужих рук – но те держали цепко. Сдержанно обернулся – так, чтобы в порыве злости не «засветить» лицо. Держал его тощей жилистой рукой какой-то попрошайка – грязный настолько, что казался темнокожим. Выпученные глаза на этом фоне сверкали ослепительно и безумно.

– Благослови меня, Святитель! – сипло потребовал нищий. – Мне скоро отправляться на тот свет, а ваши говорят, что не на небеса попаду, а в самую что ни на есть Твердь! Что мне делать там, в этой Тверди?

– Не хорони себя раньше времени, – глухо отозвался Змей. – Кто знает, куда мы все попадем, когда придет наш час…

– Так в Твердь уйдем? Или во тьме растворимся? – не унимался попрошайка. – Мне надо точно знать – времени совсем уж не осталось!

– Ну, если ты хочешь знать правду… – Посредник поглядел на этого трясущегося одним глазом из тени капюшона. – То версия с небесами мне ближе. Твердь тяжеловата. Даже для мертвого, не говоря уж о живых.

– Погоди… – Лицо нищего исказилось гримасой недоумения. – А что тогда говорил ваш Пастырь? Мол, Твердь, она все простит! Все грехи застынут в ее камне! Мол, грешите, сколько хотите, только на Твердь молитесь! А я так грешил, что и горы будет мало, чтобы грешки мои придавить! Так кому мне верить?

Змей вырвался из навязчивой хватки и прибавил шагу. Вслед понеслись сначала недоуменные возгласы, а затем и проклятья:

– Я так и знал, что они лжецы – эти Святители! А может, не только лжецы – а вообще слуги дьявола!

– Так говорят, это Директория их собрала, чтобы народ от проблем отвлечь, – глубокомысленно произнес еще какой-то бродяга.

– Вешать их всех! – с пьяной злобой выкрикнул еще кто-то.

Змей не слушал. Он четко шел к своей цели.

И путь привел его в тупик. Дорогу преградила баррикада из железных ящиков, ржавых бочек и прочего хлама, закрывшего узкий проход между двумя псевдозданиями в ремесленный квартал.

– Неожиданно… – пробормотал Змей.

Видимо, обитатели квартала решили отгородиться от внешних угроз самым радикальным способом. Но после восхождения на гору из разлагающегося мусора посредника было трудно чем-то удивить и уж тем более остановить.

Карабкаться в рясе, однако, было еще то удовольствие. Зацепившись подолом за железный штырь, Змей едва не рухнул на острые, как бритва, металлические листы. Вырвавшись из плена, он свалил на себя шатко лежавшую на самом верху бочку, которая чуть не раскроила ему голову. Упав же, та извергла дикий грохот. Мятая крышка, отлетев, долго крутилась, издавая отвратительный звякающий звук. Наверное, эта бандура играла здесь роль сигнализации. В общем, пробраться в квартал тайком не удалось.

Позорно скатившись на другую сторону, Змей едва успел извернуться, чтобы приземлиться не башкой, а хотя бы на «четыре точки». И тут же спиной ощутил холодный металл.

– Хорош паскудить, святой отец, – прошепелявил старческий голос. – Чай не пионер уже – через заборы лазить.

– Я, может, и не пионер, но и не святой точно, – сбросив назад капюшон, сказал Змей. – Мое почтение, Пенсионер!

Он обернулся. Над ним возвышался эпатажного облика старикан в выцветшей полосатой пижаме и бесформенных тапочках. Вокруг лысины, напоминавшей спекшееся яблоко, торчали седые всклокоченные волосы. Длинные белесые брови были сурово сведены, из-под них злобно сверкали живо бегающие глаза-щелки. Несколько легкомысленный вид придавали этому человеку сползшие на нос очки с толстыми линзами, одна из которых пошла сеткой трещин. Но не стоило обольщаться добродушным видом этого деда: длинными узловатыми пальцами старик сжимал видавший виды помповый дробовик.

Змей поднял руки и медленно поднялся. Вслед за ним синхронно поднялся ствол дробовика. Старик продолжал смотреть на гостя волком, хоть тот старательно улыбался всеми, пока еще целыми и довольно сверкающими зубами.

– Ты что, не узнал меня? – поинтересовался Змей.

– Узнал, как же, – недружелюбно отозвался старик. – Потому и думаю: грохнуть тебя сразу или сначала прострелить колени, чтобы поползал и помучался?

– Откуда такая кровожадность, Пенсионер?

– Да слухи про тебя ходят. Мол, воду мутишь, людей смущаешь. От того и бизнесу проблема. А я не люблю, когда у меня проблемы.

– Хочешь сказать, это я черную воду в аграрные секторы пустил? И беженцев я подорвал, чтобы сюда потянулись?

– Этого я не знаю. Но вижу, что передо мной не честный неприкасаемый и признанный посредник, а какой-то хмырь в сектантском балахоне. Который явно труслив, чтобы показать свое лицо с наколками.

– Время такое, – продолжая улыбаться, сказал Змей. – Ты ведь тоже раньше все двери ногой вышибал. А теперь, вон, за кучей мусора затаился.

Лицо Пенсионера дрогнуло. Видать, слова пришлись в самую точку. Змей осторожно отвел ствол дробовика в сторону. Произнес мягко:


– Вообще-то я за сестрой пришел.



Конура старого негодяя сверкала цыганской роскошью. Здесь хранилось лучшее из того, что можно было достать на черном рынке: мебель, ковры, книги, даже бытовая электроника. Неизвестно, работала ли она – но у Пенсионера все было напоказ. Поговаривали, что большую часть своего добра он отжал у какого-то генерала из руководства Директории, шантажируя того сведениями о хищениях медикаментов с армейских складов. За такие дела генерала свои же легко поставили бы к стенке.

В этом старикан был весь – мастер шантажа и тонких интриг, полная противоположность большинству лидеров местных группировок, поднявшихся на рэкете и прямом насилии. Пенсионера боялись и уважали. Без его молчаливого одобрения Змей никогда не стал бы посредником. И он не раз уже платил деду той же монетой. Пару раз даже спас ему жизнь, предупредив о покушениях, и неоднократно выручал во время облав блюстителей.

Змей не питал иллюзий: в случае необходимости этот гнусный старик с легкостью продал бы его. Дело было только в цене вопроса. Но теперь не осталось никого из «старой гвардии», кому посредник мог бы доверять так же, как этому человеку.

Вот и сейчас старик сидел напротив него, наблюдая, как гость нарочито сдержанно утоляет голод, и в стеклах очков явственно сверкали цифры расчетов: что именно и сколько можно поиметь с парня. Известность в качестве Видящего заметно прибавила посреднику веса в глазах Пенсионера. Он наверняка знал про Змея то, что тот не ведал про себя самого. Просто оценивал людей по меркам, которые не придут в голову обычному человеку, не искушенному в закулисных делах.

– Директория затаилась, – медленно говорил старик. – Я не совсем понимаю, что происходит, но такого не было еще никогда.

– Чего именно – не было? – зачерпывая серебряной ложкой кашу из старинной, с вензелями, тарелки, спросил Змей.

– Не было такого, чтобы Директория настолько выпускала из рук ситуацию. Погибли блюстители – чуть ли не целый взвод…

– Да, я видел тела…

– Их убила толпа смертников из радиоактивной шахты – туда сбрасывали отходы с реактора, и вот недавно всплыла правда. В другие времена Директория подогнала бы вояк. Всю эту мразь зачистили бы огнеметами. Такого власть прощать просто не может себе позволить. А тут – тишина.

– И что ты думаешь по этому поводу?

– Я думаю самое плохое. – Пенсионер совершенно по-старчески пошамкал дряблыми губами, отпил прозрачного чая из витиеватой сервизной чашки. – Директория просто не связывает свое будущее с Карфагеном.

– Что-то я туплю. Поясни. Что значит – не связывает?

– Это значит – Карфагена не будет! – прокричал Пенсионер. – Карфаген должен быть разрушен – и он будет разрушен!

Немного обалдев, Змей смотрел на этого трясущегося то ли в ярости, то ли от страха старика. Таким Пенсионера он еще не видел.

– Что тут случилось? – раздался испуганный женский голос. – Кто-то кричал?

Змей резко обернулся – и даже не успел обрадоваться: на шею ему с визгом бросилась Ксю – подтянутая, как всегда, в рабочем, но стильно подогнанном комбезе, со светлыми волосами, стянутыми в пучок.

– Я так волновалась! – сразу же разрыдалась она. – Думала, ты умер!

– Ну, мать, ты чего? – несколько смутился Змей. – Я жив-здоров, как видишь. От Игната тебе привет…

Пенсионер с безжизненным выражением лица смотрел словно сквозь эту семейную сцену. Ему было плевать на чувства других людей. Его интересовали только он сам и его темный бизнес.

– А чего ты – в этом? – Ксю наконец обратила внимание на странное облачение брата.

– Я тебе потом все объясню, – скосившись на Пенсионера, сказал он. – Ты подожди меня – я сейчас…

Старик вышел из оцепенения и впился взглядом в посредника:

– Что значит – «сейчас»? Ты что, уйти собрался?

– Ну… – Змей пожал плечами. Сделал знак Ксю, чтобы та вышла за дверь. – А какие есть варианты?

– Это я от тебя хотел услышать! – сварливо произнес Пенсионер. Заложил руки за спину, шаркающей походкой прошелся по комнате, недоуменно рассматривая собранное здесь богатство – словно не понимал, откуда все это взялось и что со всем этим делать. – Я думал, помогая Видящему, я получу хоть какой-то гешефт с этого дела! Я охранял твою сестру, кормил ее, да и вообще… прикрывал твой голый зад…

– Я очень благодарен вам за это…

– Плевать я хотел на твои благодарности! – взвизгнул дед. – Я хочу понимать, что происходит и что мне теперь делать?!

– Но я сам не знаю.

– А ты узнай! Кто из нас Видящий – ты или я?

Змей смерил старика взглядом и подумал: «А он все-таки заметно сдал. Раньше, даже будучи дряхлым с виду, дед ловко пользовался этим обманчивым впечатлением, чтобы прикончить противника. Теперь же он явно растерян и жалок».

– Конечно, – спокойно сказал он. – Я все узнаю и скажу вам. Именно с этой целью я и вылез из Накопителя…

Он мог бы продолжать врать и дальше – ведь он не верил в собственные слова. Но со стороны двери донесся быстро нарастающий шум, грохот, чьи-то громкие выкрики.

– Что там, черт возьми, происходит? – зарычал Пенсионер, вытаскивая из-под стола дробовик. – Я же приказал – чтобы была тишина!

В комнату, затравленно озираясь, вбежала Ксю. Следом ворвалась целая группа каких-то оборванцев, во главе которой был тот самый грязный нищий, недовольный ответом мнимого «святителя».

– А! – заорал он, тыча пальцем в посредника. – Вон он, падла! Думал, спрятался! Думал, мы его не найдем!