Командарм
Часть 16 из 19 Информация о книге
Со всем личным составом были проведены специальные занятия, на которых специалисты рассказали об опасных животных и насекомых, что делать при укусах. Для летчиков и АСС была изменена комплектация НАЗов с учетом другого климата, увеличено количество воды, в аптечку добавлены сыворотки и средства от малярии. ОАГ относилась к морской авиации, поэтому присутствовали также комплекты для опреснения воды. К формированию НАЗов после войны вообще стали подходить более серьезно, был внимательно изучен опыт союзников, да и собственные наработки имелись. Занятия по выживанию входили в систему боевой подготовки, а помогали в их проведении также бойцы АСС, которых учили этому очень основательно. Ребята Гладышева даже специальную практику проходили в Приморье и Маньчжурии. Перелет на новые аэродромы занял немногим более получаса. Северов был очень рад увидеть полковника Аверина, который со своей дивизией прикрывал этот район. Он находился здесь уже две недели, успел немного освоиться. Поужинать договорились вместе, а пока генерал до глубокой ночи контролировал размещение вверенных ему дивизий. Никаких происшествий не случилось, все самолеты и личный состав благополучно прибыли по своим местам. Приказа не поступало, но Северов все равно держал одно звено с каждого полка в готовности № 2, береженого Бог бережет. ПВО района была мощной, хватало РЛС, средств РЭБ и радиоразведки, все они тоже бдели, но на душе было неспокойно. Ужинали уже за полночь. Беренс отправился спать, он был старше других, да и мотался много по подразделениям, Шелест, Ларионов и Кривцов были у себя в дивизиях, так что за столом сидели вчетвером: Северов, Синицкий, Вологдин и Аверин. Блюда были местные, хе из рыбы, фунчоза с курицей и овощами, картофель и помидоры по-корейски. – Любят местные все мариновать, – хмыкнул Денис. – Но вкусно. – Острое все, непривычно немного, – Синицкий с удовольствием выпил целую чашку кваса. – Кстати, а правда, что они собак едят? – Слышал что-то, – пожал плечами Аверин. – Не бойся, это курица, а не собачатина. – Да хоть кошатина, я за Степашку опасаюсь, он не такой боевой, как Рекс. Как бы не съели! Денис махнул рукой: – Где ты тут корейцев близко видишь? Никто твоего Степу не похитит! – Ты здесь третью неделю, как ощущения? – спросил Северов. Аверин помрачнел: – Чего-то я не понимаю, наверное, но у меня такое чувство, что местные товарищи собираются всех противников шапками закидать. Настроение, как у некоторых из наших перед войной. Пусть только сунутся, и все такое! Хотя, может, я краски и сгущаю, две недели – слишком малый срок, чтобы во всем разобраться. На следующий день Северов поехал в Сеул на встречу с местным руководством. Олега приняли Алексей Иванович Хегай, член Политбюро и секретарь ТПК, и командующий ВВС генерал Ван Лен. Встреча была полна улыбок, наилучших пожеланий на будущее, но, по сути, пустой. Хегай в военных вопросах не разбирался, а Ван Лен был чем-то сильно озабочен и слушал собеседников довольно рассеянно. Попытки Северова обговорить совместные планы более подробно ничем не кончились, командующий ВВС вообще ушел в себя, отвечая на вопросы односложно. Хегай, поняв недовольство советского летчика, дал понять Ван Лену, что разговор закончен. Корейский генерал с видимым облегчением попрощался и ушел, а секретарь ТПК повернулся к Олегу: – Удивлены такой странной позицией руководства нашей страны? Я знаю, что вы пользуетесь доверием товарища Сталина, поэтому буду предельно откровенен. Чтобы вы понимали ситуацию, я пользуюсь определенным весом в партии, но совершенный профан в военных делах, никогда ими не занимался. Тем не менее встретиться с вами поручили именно мне. – Кто поручил? – Политбюро. – Вопрос о встрече со мной обсуждался на таком уровне? – удивился Северов. – Я же не представитель руководства, а простой генерал! – Официального статуса у вас нет, но неофициальный очень высок. Да и ваша должность уполномоченного по особым поручениям Председателя СНК тоже немаленькая. Но то, что я сейчас скажу, только мое мнение, – Хегай немного помолчал, собираясь с мыслями. – Поймите, я родился и вырос в СССР, Корея для меня – родина предков, не более того. Ситуация в нашем правительстве сейчас напоминает таковую в СССР во второй половине 20-х годов. Единства нет, есть скрытая борьба за власть. Вы хотите спросить, почему этого не видит руководство СССР? Во-первых, как я уже сказал, борьба скрытая. Во-вторых, ваше руководство слишком доверяет местным товарищам и, мне кажется, не до конца понимает опасность такого положения. Признаюсь честно, я и сам сначала был сторонником максимально решительного курса строительства коммунизма, но, внимательно изучив последние труды товарища Сталина по этому вопросу, мнение свое изменил. Однако в нашем Политбюро я один такой, к сожалению. И еще, настроение у наших товарищей по поводу возможного мятежа и вторжения слишком легкомысленное. Они абсолютно убеждены, что легко справятся с возможными проблемами, а о появлении инсургентов вообще не думают. – Все так плохо? Алексей Иванович вздохнул: – Не знаю. Поймите, я занимаюсь вопросами идеологии и партийного строительства, некоторыми хозяйственными делами, безопасность и оборона не в моей компетенции. Товарищ Ким Ир Сен очень жестко пресекает попытки вторгнуться в его сферу ответственности. Я говорю о своих впечатлениях и, вполне возможно, слишком сгущаю краски. Но я… Я боюсь! Боюсь за себя и свою семью. У Кима много влиятельных друзей в СССР, меня он просто пустит в расход. Но я боюсь и за Корею! Поверьте, эта страна не меньше других заслужила спокойную и мирную жизнь, нынешний курс ведет ее к военному коммунизму, а не к процветанию. Северов был очень удивлен прозорливостью Хегая. С другой стороны, он с Ким Ир Сеном работает плотно, знает его неплохо, а замашки на роль Великого Гения всех времен и народов не вдруг появились. – Я много думал о том, что же делать дальше, и пришел к выводу – самым правильным решением будет отказ от независимого государства и вхождение в состав СССР. Сами понимаете, с такими мыслями в руководстве мало кто согласится, но для Кореи это будет благом, я убеждаюсь в этом все больше с каждым днем. Я хочу просить вас донести эту мысль до товарища Сталина. Сам я сделать этого не могу, не дойдет мое послание до Москвы, а меня просто ликвидируют. «Эка тут все завертелось! Но мысль, похоже, дельная. Люди-то не виноваты, что у Ким Ир Сена мания величия и идеи чучхе в голове теснятся!» Северов пообещал Хегаю поговорить со Сталиным, но предупредил, что случится это нескоро, если только вдруг внезапно не отзовут. На следующий день Олег связался с Петровским, спрашивал об отношениях с корейским руководством, тот ответил, что Диброва с его подачи разговаривал с руководителем отдела внешней политики ЦК ВКП(б) товарищем Сусловым. Михаил Андреевич разъяснил, что Корея не является государством, активно поддерживавшим агрессивный блок стран Оси и их сателлитов, позиции Трудовой партии в ней сильны, она является правящей. Поэтому такой тесный контроль, как в Японии, совершенно недопустим. В общем, категорически запрещается лезть в местные дела. Мол, товарищи Пак Хон Ен, Ким Ир Сен и другие лучше знают, что делают, мешать им не надо, сами разберутся. Наша задача – помогать им укреплять обороноспособность, вот и занимайтесь, а во внутренние дела Трудовой партии Кореи не лезьте. Поразмыслив, Северов решил связаться с Забелиным и спросить его совета. Сделать это удалось только на следующий день, Олег обрисовал ситуацию, сказал, что никаких фактов у него нет, лишь разговор с Хегаем. Сталин ставил задачи как командиру авиагруппы, про иное даже не намекал, так что для обращения к нему должны быть веские причины, а у него одни домыслы. Владимир Викторович ответил, что занимается совершенно другими вопросами, поэтому сообщить что-то новое не может. А что касается выхода на Верховного, посоветовал не торопиться, сначала собрать информацию и подать взвешенную докладную записку. Мысль была понятной и, в общем, справедливой, вот только могло так случиться, что эта самая записка запоздает. С другой стороны, его беспокойство в значительной степени было связано с его послезнанием, поэтому обосновать сейчас свои опасения он ничем не сможет. Нисколько не успокоенный общением с Петровским и Забелиным, Северов вызвал к себе начальника особого отдела ОАГ полковника Ногтева. Миша за эти годы изучил летчика как облупленного, поэтому Олег предельно откровенно рассказал ему о своих подозрениях и спросил, какие мысли на этот счет имеются у его коллег. Обстановкой в районе дислокации группы Ногтев владел хорошо, поэтому в возможность каких-либо подрывных действий населения не верил, да и контролировалась эта территория плотно. Что касается всей страны, то у него только общие сведения. Местные коллеги работают вроде неплохо, тут своя специфика (ну да, Восток – дело тонкое!), составить же свое мнение за несколько дней он не успел. Миша понимал, что Северов этот разговор затеял неспроста, поэтому твердо пообещал присмотреться, аккуратно провентилировать вопрос с другими начОО, которые здесь дольше сидят. На этом и расстались. Следующая неделя была посвящена полетам, летчики сдали зачеты штурманам полков. Приезжал посол и главный военный советник Терентий Фомич Штыков, генерал-полковник и, в прошлом, ЧВС Ленинградского, Карельского, Волховского и Дальневосточного фронтов. С ним Северов был немного знаком, все-таки под Ленинградом повоевать пришлось немало, но особо откровенного разговора не получилось. В собственно военных делах Штыков разбирался слабо, зато с Ким Ир Сеном сошелся хорошо, во всем ему доверял. Немного успокаивало то, что советников в Корейской народной армии было почти столько же, сколько самих местных военных, да и на флоте не меньше. От него же Олег узнал, что помимо трехсот модернизированных Т-34 есть еще и сотня Т-44 с 88-мм KwK 43 L/71. Северов знал, что в 1946 году всего было сделано триста таких машин, вооруженных неплохой немецкой пушкой, пока наша промышленность не обеспечила необходимого количества 100-мм Д-10. В сухопутной артиллерии Олег в прошлой жизни не разбирался, но даже те обрывочные данные, которые удалось выудить из уголков памяти, подсказывали, что новые 85-мм и 100-мм пушки имеют существенно более высокие характеристики. К тому же для них вовсю производились подкалиберные снаряды, причем не только «катушки», но и других, более совершенных типов. Что ж, неплохое подспорье, ведь англичане и американцы потащат сюда не только танки времен прошлой войны, но и более новые модели. Олег читал материалы по А34 «Комета» и М26 «Першинг», правда, не знал, отличаются ли они от таковых из его прошлой жизни, не интересовался тогда этим. Состав КНА Северов представлял себе достаточно хорошо, ознакомился еще в Москве, да и у Петровского кое-какие подробности выяснил, поэтому больше всего летчика интересовали последние разведданные об эвентуальном противнике и его планах. Штыкову эти вопросы не понравились, это было заметно, но, во-первых, ничего особенного командир ОАГ не спрашивал, во-вторых, давить на человека, который в любой момент мог выйти на связь с Верховным, Терентий Фомич не рискнул. – Картина следующая получается. На территории гоминьдановского Китая отмечается концентрация подразделений КНОА. Вот только десантных средств, позволяющих осуществить высадку на необорудованное побережье сколько-нибудь значительных сил, не выявлено. Таковые есть только у американцев и англичан, но размещены намного южнее. – А зачем они им, ведь многие порты Французского Индокитая у них под контролем? Штыков пожал плечами: – Варианты разные, но главное не это. Выявлена доставка большого количества химического оружия на авиабазы стратегической авиации. Зарин, табун, вроде некоторое количество хлорциана. И, предваряя вопрос летчика, добавил: – В Москву сообщил сразу, потом уж к тебе поехал. С учетом запаздывания информации они уже могут быть готовы к применению этой заразы. Посол уехал, а Северов принялся размышлять. СССР всегда серьезно относился к возможности применения противником, кем бы он ни был, химического оружия. Да и достать густонаселенные районы Союза не так просто, ПВО не дремлет. Бывшие союзники рисковать не любят, предпочитают демонстрационные акции. Если вспомнить, когда и зачем в той истории бомбили Хиросиму и Нагасаки, чего здесь, кстати, не было, то возникает мысль – а не хотят ли наглосаксы и пендосы устроить нечто подобное, но при отсутствии ядрен батона использовать химию? Значит, вьетнамцев будут травить? События следующих дней показали, что, с одной стороны, генерал-лейтенант Северов был прав в общей оценке ситуации, а с другой – ошибся в месте проведения акции устрашения и ее масштабе. 16 февраля Лига Наций сделала очередное «последнее предупреждение» мятежным территориям Французского Индокитая, снова угрожая масштабной полицейской акцией, а в ночь на 17 февраля авиация стран – членов Лиги нанесла мощный удар с применением химического оружия по крупным городам, контролируемым Коммунистической партией Китая, и местам сосредоточения ее вооруженных формирований. Была задействована не только стратегическая, но и почти вся тактическая авиация. Бомбардировки непрерывно велись два дня. США, Франция и страны Британского Содружества уже утром 17 февраля опубликовали коммюнике, в котором обвинили КПК в многочисленных провокациях, поддержке мятежников, подготовке нападения на полицейские силы Лиги и еще во множестве грехов. В документе говорилось о неопровержимых доказательствах, но Олег подумал, что они могут оказаться сродни неведомому белому порошку, свидетельствам неизвестных очевидцев и тому подобной хрени, которую он уже успел вдоволь навидаться и наслушаться в прошлой жизни. Да и кому они это все являть будут, Великой Либерии? Перед кем оправдываться? Впрочем, об оправданиях речи и не шло. Вечером того же дня Трумэн разразился речью, в которой отметил историческую роль США как мирового лидера, которому сам Бог велел это лидерство утверждать, защищая демократию, свободу и прочие достижения прогрессивного человечества. А те, кто этому воспротивится (читай – страны СЭВ), будут жестоко наказаны. Только что всем противникам демократии дан предметный урок, который ведущие демократические державы готовы повторить, если кто не понял. К слову пришлись и сетования по поводу союзников, самым наглым образом обворованных по итогам Второй мировой войны. СССР было предложено пересмотреть свое отношение к этому вопросу и убрать свои войска за линию границы до 1939 года, а то несчастные европейцы устали стонать под его грязным кирзовым сапогом. В конце «баптист Гарри» (он же «масон Гарри», а теперь еще и «упырь Гарри») весьма непрозрачно намекал на наличие у США еще более мощного оружия, самого ужасного в истории человечества, которое не было применено против коммунистических китайцев исключительно из обостренного человеколюбия. Впрочем, никаких ультиматумов, сроков, определяющих вывод войск, или иных требований к СССР выдвинуто не было, провокаций на границах также не произошло. Договоренностей с Мао Цзэдуном об оказании помощи в случае нападения третьей стороны не имелось в принципе, да и оценить ущерб сразу после удара было невозможно, поэтому вооруженные силы стран СЭВ были приведены в полную боевую готовность, но мобилизация пока не объявлялась. Накалять и без того непростую международную обстановку таким явным приготовлением к войне руководство СССР не стало, тем более что эвентуальный противник вдруг стал вести себя в высшей степени корректно, не делая попыток нарушить воздушные, морские или сухопутные границы и не перемещая соединения своих вооруженных сил. Видимо, ждали реакции на свою акцию устрашения. Страны СЭВ выступили с осуждением, Бразилия, Аргентина, Чили и Боливия не осуждали, но выразили озабоченность, остальные, естественно, прижали уши, ожидая дальнейшего развития событий. Ждать пришлось недолго. В ночь с 20 на 21 февраля 1947 года в Сеуле, Тэджоне, Чонджу, Кванджу и их окрестностях вспыхнуло восстание. В Сеуле возник Комитет освобождения Кореи, который объявил о низложении правительства Пак Хон Ена, приверженности принципам свободы и демократии и призвал на помощь полицейские силы Лиги Наций. К берегам Кореи направился Седьмой флот США, до этого маневрировавший недалеко от Тайваня, а с Шаньдунского полуострова двинулись транспорты с частями Корейской народно-освободительной армии. Стало понятно отсутствие у КНОА десантных кораблей, для высадки они собирались использовать захваченные инсургентами порты. Транспорты шли в сопровождении переданных КНОА и Гоминьдану эскортных кораблей. Среди них были бывшие японские кайбоканы, захваченные в конце войны, английские шлюпы и корветы, американские эскортные миноносцы, все далеко не самое современное, но весьма многочисленное. Ночная темнота и дождь должны были затруднить работу авиации и торпедных катеров по отражению атаки. Когда пришла информация о восстании, Северов находился на командном пункте. Олег догадывался, что восставшие должны запросить помощь и получить ее, поэтому ждал дальнейших действий противника, вмешиваться в разбирательство с инсургентами он не планировал, с этим должны были справиться и без реактивной авиации. Силы местных поборников демократии особенно крупными быть не могли, без поддержки извне их быстро передавят, но захватить порты и продержаться достаточно времени для подхода подкреплений оказались вполне способны. Маршал Петровский отреагировал на происходящие события быстро. После полуночи новоиспеченный Комитет освобождения Кореи выдал в эфир свое обращение, еще через три часа вместе с информацией о движении Седьмого флота Северов получил приказ на перелет авиаподразделений в район Чханвона для подготовки удара по американским кораблям. Это было логично, по транспортам и эскортной мелочи КНОА могли достаточно эффективно отработать обычные Ту и Илы, а вот авианосное соединение – цель гораздо более трудная. И здесь у реактивных машин ОАГ есть некоторое преимущество. Первый реактивный «Вампир» сел на английский авианосец год назад, полгода назад с американского авианосца взлетел, а затем сел обратно, прототип «Фантома», но это были лишь эксперименты, авианосцы Седьмого флота несли только поршневые самолеты. «Си фьюри» был очень хорош, «Тайгеркэт» тоже неплох, но для борьбы с Су-4, М-2 и Ар-4 они подходили неважно, на это и был расчет Петровского, поскольку иной реальной возможности нанести удар по противнику и при этом не понести катастрофических потерь просто не было. Северов был неплохо осведомлен о разработках американцев в области управляемого оружия, причем частично эти знания были и из прошлой жизни. На начало 1947 года янки имели очень приличную ASM-N-2 Bat, планирующую бомбу с активной радиолокационной головкой самонаведения, но она была очень чувствительна к средствам радиоэлектронной борьбы, а в этом вопросе СССР и страны СЭВ имели неоспоримое преимущество. Разработанная по мотивам немецких авиабомб с радиокомандным управлением ракета фирмы McDonnel до ума доведена так и не была, на этом список заканчивался. Американцы свертывали разработки военного времени и начинали новые, но окончательных результатов они еще не дали. В недалеком будущем должны были появиться «Огненная птица» и другие представители ракет «воздух-воздух», но и здесь советские и европейские ученые и инженеры продвинулись несколько дальше. «Послезнающий» Северов убедил руководство оборонного ведомства не тратить время и ресурсы на разработку тупиковых для второй половины 40-х годов систем и сосредоточиться на том, что в дальнейшем должно было принести реальный результат. Радиокомандное управление имело смысл в противотанковом оружии, но не в системах «воздух-воздух». Телеуправление на существующей элементной базе также не могло быть реализовано. Активные радиолокационные и тепловизионные ГСН приемлемых размеров для оснащения авиационных ракет, которые можно применять против маневрирующих истребителей, создать пока не удалось, но совместными усилиями получилось разработать ракету, предназначенную для перехвата стратегических бомбардировщиков, целей гораздо более крупных и медлительных. Начатые сразу после окончания войны исследования в области малогабаритных радиоламп и полупроводниковых приборов стали давать результаты. Изделие получилось крупным, его носителями стали М-2 и Ар-4, но мощная боевая часть, снаряженная готовыми поражающими элементами, позволяла надеяться на эффективное применение против бомбардировщиков, идущих традиционно в плотных боевых порядках. Для этих же целей Су-5 несли неуправляемые ракеты с неконтактными взрывателями, а вот против истребителей противника ничего лучше пушек пока не существовало. Впрочем, до «стратегов» дело пока не дошло, а для вражеского флота имелся сюрприз. Американская ASM-N-2 в качестве боеголовки использовала 454-кг осколочно-фугасную бомбу. ОАГ располагала большей номенклатурой планирующих боеприпасов – 500, 1000 и 1500 кг, причем ГСН были не такими примитивными, как у их заокеанского аналога. Еще одним «подарком» были системы с пассивным радиолокационным наведением, которые предполагалось использовать для подавления вражеских РЛС, их Северов хотел применить в первой волне. В 5:30 21 февраля самолеты ОАГ уже находились на аэродромах недалеко от Чханвона, дозаправка и подвеска изделий заняла еще немногим более получаса. Все необходимое было завезено сюда заранее, из чего Олег заключил, что такой вариант Петровский проработал еще до того, как случились последние события. В 6:18 первые реактивные самолеты стали выруливать на взлетную полосу, при этом истребители несли дополнительные баки, поскольку до цели, американского авианосного соединения, было 400 с небольшим миль (около 750 км). В ударной группе шли обе дивизии бомбардировщиков и один полк «сушек», второй должен был обеспечить ПВО района, если противник попробует нанести авиаудар, третий подключится для прикрытия возвращающихся на свои аэродромы. По большому счету, вероятность перехвата была минимальной. Поршневые машины на это способны не были, а реактивные, базировавшиеся на Тайване и континентальном Китае, вряд ли успеют. Находившиеся рядом летающие радары и самолеты РЭБ должны были предельно осложнить работу американским РЛС, а бортовых радиолокаторов «Шутинг стары» и «Метеоры» пока не имели, в отличие от своих советских «коллег». Ни одна из советских машин не была точной копией своей немецкой прародительницы, но наиболее существенно отличались двигатели. Возросли тяга и моторесурс, уменьшился расход топлива, существенно увеличилась высотность, потолок превысил 14 тысяч метров. Так высоко Северов забираться не стал, шли на десяти тысячах. С такой высоты имеющиеся боеприпасы можно было применять на дальности более сорока километров, что и предполагалось сделать. Кроме того, более совершенные ГСН и аэродинамика изделий позволили поднять их скорость почти вдвое по сравнению с ASM-N-2, с 450 км/ч до 800 км/ч, что еще более затрудняло перехват. Олег не отказал себе в удовольствии пойти с ударной группой. С Гошей Синицким они договорились заранее, что в воздух будут подниматься по одному, второй должен обязательно находиться на земле и управлять соединением. Также решили этим не злоупотреблять, увеличение личного счета в их приоритетные задачи вовсе не входит. Это пусть Петр Бринько со своими оттягивается, им положено, а генералам – иногда и без фанатизма. Сам же Северов с интересом прислушивался к своим ощущениям, ведь в открытую воевать с американцами и англичанами еще не приходилось. Это в прошлой жизни они воспринимались им как безусловные враги, здесь же еще три года назад были союзниками в огромной мировой бойне. Олег признался себе, что в глубине души кроется чувство злорадного удовлетворения. Пора самим отвечать за свои дела, а не наблюдать со стороны за грызней других участников за чуждые интересы. Сколько там в Перл-Харборе погибло, тысячи две с половиной? Похоже, что сейчас они так легко не отделаются! Тем более что Платонов не может не задействовать подводные лодки, которые подключатся после того, как орлы Северова устроят супостатам большие проблемы. Мысли генерала перескочили на недавнюю химическую атаку. Сколько всякой отравы могли принести тысяча «стратегов» и еще примерно столько же, если не больше, самолетов фронтовой авиации, да еще в нескольких вылетах? Чертову уйму! А с учетом немалой скученности местного населения и полного отсутствия средств защиты? И что будет после такого массового мора среди населения? Правильно, эпидемии и распространение всякой заразы! Сколько же они угробили? Тут, похоже, сотнями тысяч не обойдется, число с шестью нулями в ход пойдет. И что, снова сойдет им с рук? А если они и в Европе подобное задумали? Олег знал, что разрабатывались планы нанесения упреждающего авиаудара, иной возможности, кроме уничтожения вражеских ВВС на аэродромах или в момент взлета, пока просто не существовало, до ракет еще не скоро дело дойдет. Оставалось надеяться, что Жуков, недостатком решительности никогда не страдавший, успеет и все сделает, как надо. На этой позитивной ноте размышления пришлось прервать. Вражеское соединение было обнаружено летающим радаром спустя час после взлета, в район поиска вышли неплохо, с определением местоположения противника почти не ошиблись. Примерно на шести тысячах в полусотне километров болталось дежурное звено, скорее всего «Хеллкэты». 180 бомбардировщиков и 58 истребителей тащили за собой инверсионные хвосты, которые могли бы быть замечены визуально, но зимняя облачность надежно скрывала их от взглядов вражеских пилотов. Радиолокаторы противника были ослеплены помехами, так что можно было рассчитывать на существенно более позднее обнаружение ударной группы, чем в условиях видимости «миллион на миллион». РЛС истребителей корабли противника с расстояния сорока километров не видели, для более мощных, стоящих на бомбардировщиках, это было пределом в хороших метеоусловиях, так что «отстрелялись» по данным самолетов радиолокационного обнаружения. Сначала к цели ушли четыре десятка изделий с пассивной радиолокационной ГСН, выпущенных с вышедшей вперед группы более скоростных Ар-4. Остальное стали вываливать через пять минут, когда работа большинства вражеских радаров прекратилась. Всего по целям ушло четыре десятка полуторатонных изделий, сотня однотонных и две сотни полутонок. Бомбардировщики подходили к рубежу пуска поэскадрильно с интервалом три-пять минут и после сброса левым поворотом разворачивались на обратный курс. Выпускать сразу несколько сотен бомб Северов не стал из опасения, что одновременная работа их ГСН может помешать друг другу. Увидеть результаты трудов своих Олегу также не довелось, все скрывала облачность, рисковать и снижаться под нее он не стал. Повторить удар возможности не было, запас управляемых боеприпасов находился на основной базе, здесь, под Чханвоном, их больше не имелось, поэтому сразу после возвращения самолеты дозаправились и вылетели к Вонсану. Переживать и злиться можно было сколько угодно, только изменить все равно ничего нельзя. Впрочем, Северов особенно не расстраивался, применение такого количества планирующих бомб должно произвести нужный эффект, к тому же там еще и наши подводные лодки действовали. Перехватить ударную группу по пути или во время посадки противник не пытался, перелет также прошел без проблем. Впрочем, идеально гладко ничего не проходит. Собственно боевой вылет прошел на удивление спокойно, ни один борт не доложил о серьезных неисправностях двигателей или иного оборудования, а дальше пошло-поехало. Скорее всего, ВВП очистили от мелких камешков недостаточно тщательно, а может, и техника подвела, но два Су-5, два Ар-4 и один М-2 имели на взлете проблемы с двигателями и остались у Чханвона. На главной базе под Вонсаном срочно готовили транспортник с ремонтниками и запчастями, но с одним из истребителей, похоже, придется повозиться. Летчик выкатился за пределы полосы, поломал шасси и прилично помял обшивку. Но, по сравнению с масштабом выполненной задачи, это были мелочи. Поздний обед в компании с Авериным и заместителями прошел в довольно напряженной атмосфере, все ждали результатов авиаудара по флоту противника и информацию из Китая. Вологдин, отпивая чай мелкими глотками, рассказывал, что известно об обстановке на западе страны, где вспыхнул мятеж. – Полной информации еще нет, но пока картина такая. Время для подвоза подкреплений противник выбрал удачно. Ночь, дождь, авиации работать трудно. Торпедные катера сунулись, противника пощипали прилично, но и сами потери понесли немалые, охранение оказалось очень серьезным. С рассветом летуны подключились, но транспорты с войсками и техникой уже входили в порты, да и своя авиация их прикрывала, как могла. Сколько они там высадили, уточняется, но, судя по всему, оборону держать могут, наступать дальше – нет. Но это только первая волна, а дальше еще и бывшие союзники подтянутся, так что повозиться придется. Войск у нас здесь немного, на переброску подкреплений нужно время. Да, с Петровским разговаривал, нас пока на фронтовые задачи дергать не будут, «поршнями» справятся. Наша работа там, где другие без больших потерь не смогут. А это вражеские крупные корабли в море и стратегическая авиация противника, потом подключат и к остальному. Диброва с удовольствием доел плов и стал похож на сытого кота: – Боевой дух личного состава высок, люди рвутся в бой. То, что воюем против бывших союзников, никого не смущает, скорее наоборот. Проводимая с момента формирования группы политико-воспитательная работа оказалась эффективной. Да, сегодня проводим собрания, изучаем обращение товарища Сталина. Пока Северов летал, пришел текст обращения, в котором глава СССР разъяснял суть происходящих событий и предостерегал правящие круги США и стран Британского Содружества от опрометчивых шагов, а также призывал мировое сообщество не оставлять без внимания ничем не мотивированное применение химического оружия против мирных граждан Китая. Выполнено оно было в типичной манере Сталина, коротко, емко, конкретно. Олег почему-то вспомнил несуществующий здесь приказ № 227, названный «Ни шагу назад!». Сейчас обстановка была совсем другой, но по силе документ знаменитому приказу, пожалуй, не уступал, по крайней мере на взгляд Северова. К разговору подключился Синицкий: – На Шаньдун переброшены авиасоединения противника, вооруженные реактивными истребителями, так что скоро нам работа будет. Есть также информация о намерении следующий массированный удар стратегическими бомбардировщиками нанести по Японии. Аэродромы были известны, район Фучжоу, но нанести удар силами фронтовой авиации невозможно, они за пределом радиуса действия Ту-2, тем более Илов. Реактивные бомберы дойти, в принципе, могут, но смысла нет. Работать прицельно с высоты двенадцать тысяч нереально, а ниже зенитки, в том числе крупнокалиберные, и снаряды с радиовзрывателями, лезть под них, значит, нести неоправданные потери. К тому же стратеги рассредоточены по паре десятков аэродромов. Все это уже обсуждалось, и не раз. Заместитель тем временем продолжал: – Предполагаемые цели – Ямагути, Хиросима или что-то рядом с ними. Но все требует уточнения, сведения отрывочные и непроверенные. Когда Олег услышал про Хиросиму, то невольно вздрогнул. Вот судьба у города, атомной бомбы нет, так собираются химией травить! А могут и дальше пройти, тогда Кобе, Осака, Киото. Сколько жертв будет, представить жутко, плотность населения там очень высокая. Оставалось надеяться, что обладающий всей полнотой информации Петровский примет меры, хотя защитить от ОМП мирных жителей очень непросто. Застарелая ненависть, еще из прошлой жизни, вновь всколыхнулась в душе. А потом Северов подумал, что это, может, и к лучшему, что янки с наглосаксами сейчас полезли, пока мы еще не размякли и не привыкли к мирной жизни. Тяжело, конечно, снова потери, похоронки, вдовы и сироты по всей стране, зато надолго этих зажравшихся хозяев жизни угомоним. За такое прощения не будет, на масштабное применение ОМП даже бесноватый ефрейтор не решился, а эти, демократы и либералы, пожалуйста! И ведь не сомневаются в своем праве делать что угодно, рассуждая, вот изврат, про всеобщую обязанность жить и подыхать по их правилам. Мол, это все для нашего же блага, просто мы, по тупости своей, очевидного не понимаем! И ведь находятся уроды, радостно кивающие головами под эту песню! Олег вспомнил Меркель и Расмуссена, и его передернуло от отвращения. Скоро ведь родятся, причем на нашей территории. И кем будут? Может, найти и дать команду придавить по-тихому? Заметив, что Северов не слушает, Гоша повторил: – Я говорю, что сопровождать стратеги будут реактивные истребители двумя волнами. Первая пойдет из Китая, вторая встретит их на подходе к Кюсю, они там и базируются, и будет прикрывать непосредственно над целью. Кстати, истребители на Кюсю они держат, а вот В-29 не решились размещать, понимают, что мы их аэродромы снесем быстрее, чем они взлететь смогут, расстояния там плевые. Но тогда и нам надо обратно к Чханвону перебираться. – Что? Да, это логично. Перехватывать их надо на середине маршрута, пока вторая волна истребителей прикрытия не подошла, а первая уже топливо выработала. До вечера разбирали по косточкам действия против стратегических бомбардировщиков противника, а вечером поэскадрильно вновь перебрались под Чханвон, к 23 часам все самолеты были дозаправлены и укрыты в капонирах. Результаты атаки Седьмого флота известны еще не были, но промахнуться сразу всеми изделиями не могли, так что янки и их союзники сейчас пребывают в бешенстве, налет на Японию в эту ночь вполне возможен, тем более план у них уже давно готов. После полуночи выяснилось, что торопились не зря. Радиоразведка доложила о большом количестве включенных самолетных радиостанций, а через некоторое время пришел доклад с летающего радара, «сверхкрепости» сформировали боевые порядки и, набирая высоту, ползут к береговой линии Восточно-Китайского моря, уже забрались на шесть тысяч метров. Расчет оказался верным, встреча произошла в двухстах километрах южнее острова Чеджу, примерно на полпути к Кюсю. Армада из тысячи В-29 растянулась на добрую сотню верст с востока на запад, они уже поднялись на высоту более восьми тысяч метров. Северов привел свои самолеты на высоте одиннадцати километров, сформировав строй пеленга. Первыми атаковали противника М-2, выпустив в течение четверти часа свои двести десять ракет (три бомбардировщика не смогли принять участие из-за различного рода неполадок), затем отстрелялись Ар-4, также затратив на это не более пятнадцати минут. Не увидеть в темноте огненные хвосты многочисленных ракет было невозможно, поэтому в сторону группы Северова сразу развернулись истребители прикрытия, но они находились намного ниже и на них не были установлены радиолокаторы, их пилоты могли надеяться только на свои собственные глаза, в отличие от советских летчиков, имевших радары на всех машинах. Пуски ракет производились на дальностях порядка 10–12 километров, поэтому меньше чем через минуту в небе стали вспыхивать взрывы. Затем импровизированные перехватчики немедленно разворачивались и уходили на базу, а Су-5 стали, ориентируясь по РЛС, заходить в хвост вражеским «суперфортрессам». Оценить потери противника было практически невозможно, поэтому оставалось надеяться, что мощные боеголовки по полторы сотни килограммов взрывчатого вещества и снаряженные большим количеством готовых поражающих элементов со своей задачей справятся. Каждый М-2 и Ар-4 нес по две ракеты, так что в сторону вражеского строя ушло в общей сложности триста пятьдесят изделий. Сотня «сушек» несла по восемь неуправляемых РСов с неконтактным взрывателем каждый, их они сейчас и собирались выпустить по данным своих бортовых радаров с расстояния около трех тысяч метров, а максимальная дальность была в полтора раза больше. Истребители противника метались ниже, но понять, реактивные они или нет, не удалось из-за облачности. Впрочем, выяснять это никто не собирался, выпустив свои РСы по местам, где, согласно показаниям РЛС, строй В-29 нарушен был меньше или успел сомкнуться, «сушки» особой группы тоже развернулись в сторону своих аэродромов. Менее чем через час все самолеты снова дозаправили и подвесили РС, в это время летчики делились впечатлениями. – Сколько мы там наковыряли, одному богу известно, – сокрушался ведомый Петра Бринько. – Общие потери, положим, сосчитаем, плюс-минус лапоть, а как потом расписать, кому сколько? Тезка командира полка старший лейтенант Петя Антонов за прошлую войну имел пять сбитых, но рядом с большинством своих более именитых коллег выглядел не очень внушительно, поэтому и беспокоился о боевом счете. Лучший ас Советского Союза и Трижды Герой засмеялся и хлопнул его по плечу: – Не переживай, на твой век хватит! Какой ты до боя жадный! Тут уж засмеялись и все остальные, но полковник Бринько увидел подходящего Северова и подал команду: – Товарищи офицеры! – Товарищи офицеры. Сейчас снова взлетаем и идем добивать «суперкрепости». Их все равно осталось несколько сотен, а это огромная сила. Они на Хонсю все с землей смешают или химией зальют, так что мы свою работу недоделали. Я надеюсь на вас, по коням!