Конец крымской орды

– Уразумел. – Парень исчез в сенях и через четверть часа объявился с кувшином в руках. – Нашел! У соседского мужика выпросил. Его подворье мало пострадало.

– Давай.

Князь и боярин налили рассол в чаши, выпили его, и им полегчало. А еще лучше они себя почувствовали после завтрака.

Вельможи начали одеваться в праздничные одежды, и тут во дворе послышался властный голос:

– Веди к хозяину!

– Кто это еще? – спросил Бордак. – Может, сосед твой, у которого Борька добыл рассол?

– А ты голос не узнал?

Ответить Бордак не успел.

В помещение ввалился Малюта Скуратов, сбросил мокрую накидку на лавку, присел на другую, воззрился на Бордака и заявил:

– Худо твое дело, Михайло Алексеич.

– Что худо? – не понял Бордак.

– А то, что задание государя не исполнил.

– Как это? Все сделал, что было велено.

Скуратов покачал головой.

– Не все, боярин. Ты по возвращении должен был сразу же явиться на доклад к государю, а вместо этого поехал к товарищу своему хлебное вино пить.

– Это ты напрасно, Григорий Лукьянович. Наперво я на свое подворье заехал, передохнуть хотел, потому как устал шибко. Там князь Парфенов и разбудил меня уже вечером. А выпили мы с того, что беда у меня случилась тут, покуда я был в Крыму.

– Что за беда, Михайло? – спросил Скуратов.

Бордак поведал ему о смерти ребенка.

– Вот оно что. – Думный боярин изменил тон. – Извиняй, Михайло Алексеевич, не знал. Прими соболезнования.

– Ничего. Я уже отошел немного.

– Да, беда. А у кого нынче праздник? Куда ни сунешься, повсюду горе. Многим жизнь сломал собака Девлет-Гирей, но ничего, сочтемся. Гляжу, вы собирались в Кремль.

– Да.

– Вместе поедем. Хотя Василию Игнатьевичу, думаю, покуда у царя делать нечего.

– Значит, мне остаться?

– Хочешь, едем, только у дворца ждать будешь.

– Лучше там обожду, тут и без меня управятся.

– Дело твое. Собирайтесь. Я на двор. И накидки возьмите, дождь на улице.

Парфенов усмехнулся.

– Про то, Григорий Лукьянович, знаем, не в подполе сидим.

– Ну да. Жду.

Бордак с Парфеновым набросили на себя накидки, вышли из дома.

Скуратов с опричниками ждал их.

Служка подвел вельможам коней, и они поехали к Кремлю.

Как и было оговорено, Парфенов остался у крыльца, рядом с охраной. Скуратов же провел Бордака в потайную залу, где государь обычно давал задание верным людям.



Царь встретил Бордака недружелюбно.

– Почему ты, боярин, пренебрегаешь моим наказом? – строго спросил он.


Михайло поднял голову и заявил:

– Ты несправедлив ко мне, государь.

– Несправедлив? – Иван Васильевич повысил голос: – Ты по возвращении из Крыма должен было сразу прийти ко мне, а вместо того я посылаю за тобой людей своих. Как это назвать?

Тут за Бордака вступился Скуратов:

– Государь, Михайло Алексеевич желал явиться к тебе, да вот горе у него в семье случилось великое.

Царь посмотрел на Бордака.

– Что за горе, боярин?

Пришлось тому сказать о смерти новорожденного сына.

Иван Васильевич кивнул.

– Извиняй, боярин, знаю, что это такое, сам пережил. Обиду не держи, коли словом укорил. Садись. – Он указал на лавку сбоку от своего кресла.

– Внизу, государь, князь Парфенов, – сказал Скуратов.

– Он пока не нужен. Да и ты иди, покуда я с боярином говорить буду.

– Слушаюсь.

Иван Грозный и Михайло Бордак остались наедине.

– Так что ты, боярин, проведал в Крыму?

Бордак откашлялся, повел рассказ, говорил медленно, стараясь не упустить даже мелочь.

Царь выслушал его, поднялся с кресла, прошелся по зале.

– Значит, опять обмануть Девлет-Гирей хочет?

– Да, государь.

– И смотри, как хитро задумал. Побег нашим изменникам устроил. Ладно, мы встретим этих героев, сделаем вид, что поверили им, сами же будем готовиться отразить нашествие. За это тебе, Михайло, спасибо великое.

Бордак улыбнулся.

– Я покуда добирался до Москвы, видал, что ты уже готовишься к новой войне.

– А как иначе, боярин? Ведь это будет не простая война. Если проиграем, то потеряем все! Русь раздерут на куски и крымчаки, и казанцы с астраханцами, которые тут же взбунтуются. Не останутся в стороне Речь Посполитая и Швеция. Не будет больше Руси. А что сие означает?

– То, что нет у нас права в следующем году проигрывать войну.

– Верно, вот только как победить? Даже шестидесятитысячная орда для нас слишком велика. Хорошо, если у меня сейчас здесь, в Москве, тысяч двадцать наберется, в сторожах да станицах столько же, но те разъединенные, размещенные по всей засечной черте. Есть полки в крупных городах, в Ливонии, у Казани.

Бордак поднялся, поклонился.

– Дозволь слово, государь?

– Говори.

– Мыслю, для спасения Москвы и всей Руси надо чем-то пожертвовать. Теми же крепостями и землями в Ливонии.

Царь взглянул на Бордака и заявил:

– Это, боярин, я решу сам.

– Извини, государь.

– Да не на чем извиняться. Прав ты, да только в речах это просто. Снял войско у одной крепости, бросил его Москве, забрал с другой. Поляки и литовцы за тем благодушно смотреть не будут. Тут же ударят в спину. Сигизмунд Август не упустит такой возможности. Но без сдачи литовских крепостей и земель не обойтись. Да и занимал я многие из них как раз для этого. Буду смотреть, что сделать можно.

– Я сказал Осипу Тугаю, чтобы он оставался в Кафе, дабы передать на Москву все изменения, которые могут быть внесены в тайные соображения Девлет-Гирея. Об этом Тугая предупредит помощник мурзы Азата. С мурзой это оговорено, как и сумма за новые данные.

Иван Васильевич кивнул.

– Это хорошо. Нам известно, что Девлет не остановится после опустошительного набега на Русь в этом году. Ты уже отправился в Крым, когда у меня в селе Братошино были тамошние послы. Вели себя нагло, словно пред ними не правитель государства, а холоп. Очень уж мне хотелось порубить их прямо в шатре, но пришлось слушать и поддакивать. Они вручили мне грамоту Девлета, усмехались, дерзили. А в грамоте требование отдать Казань и Астрахань, дань платить, убрать войска с южных рубежей. Если я этого не сделаю, то вместо Руси будет ханство. Я знаю, что Девлет уже делит наши земли, раздает города и крепости своим мурзам. К этому пирогу и османы сунулись. Им тоже подавай! Так что, Михайло Алексеевич, от предстоящего сражения с ордой зависит существование Руси как государства. Я благодарю тебя за сделанную работу. Покуда ты не потребуешься. Езжай к своей семье. Ты сейчас жене очень нужен. Не упрекай ее, не хули, приласкай. Беда-то у вас одна на двоих.

– Спасибо, государь, за такие слова. А обвинять жену? Того и в мыслях не было. Поеду в Стешино.

– Езжай.